– Тоже верно,– вздыхает эта несчастная. Легким движением она вынимает вторую линзу и бросает в урну. – Спасибо, – она поднимает на меня свои опухшие красные глаза. Да, зрелище ещё то! Прям призрак из «Багрового пика»! – Вы ведь просили сказать спасибо? – на её длинных, как у рыбы, губах появляется подобие улыбки, но правый уголок рта никак не может подняться вверх.

Что я чувствую? Я чувствую себя дебилом! По сути, это уже я пристаю к ней с разговорами, и мешаю ей решать свои проблемы. В качестве извинения я предлагаю:

– Может, подвезти вас до оптики? Купите другую пару.

– У меня денег нет с собой, – прикусив губу, она идёт в сторону остановки.

– Я одолжу. У вас ведь сейчас нет времени на всякие мелочи, – я напоминаю ей о её беде! Что ни слово, то провал!

– Вы правы. Давайте. Деньги я вам в течение недели через мобильный банк переведу, ладно? – она выжидающе смотрит на меня. Блин, она такая высокая, что ее страшенные глаза на уровне моих. Каланча просто! Никакой утонченности, хрупкости – её широкие плечи, обтянутые пестрой тканью, не вызывают желания их обнять, овальное лицо и дрожащий выпирающий подбородок тоже не придаёт лицу очарования. А волосы? Волнистые, ржавого цвета, торчат в разные стороны. Откуда ты, недоразумение?

Я тупо стою и разглядываю её, хотя надо ехать.

Она начинает копаться в своих бездонных карманах. И, наконец, вынимает оттуда огромный телефон в чехле в форме панды. Интересно, сколько ей лет?

– Диктуйте номер карты, я сохраню. – Я называю цифры, а она быстро набирает их своими длинными пальцами с полукруглыми ногтями. Ни маникюра, ни цветных принтов, которые так обожают все девочки – просто неровно обрезанные ногти. Капец! Есть в ней хоть что-то привлекательное? – Я вам в течение недели всё отдам, – повторяет она. – А теперь поедем, мне сегодня ещё надо будет сюда вернуться,– тяжкий вздох выводит меня из ступора. У неё нехилые проблемы, бабка при смерти, а я стою и издеваюсь над ней. Хоть и не вслух. Всё равно придурок.

– Поехали! – я веду её к своему «Рено».

Она выбирает оптику на Красной, заходит в маленькое стеклянное здание и пропадает. Я никогда не покупал линзы, но хочу, чтобы процесс их приобретения проходил как-то быстрее.

Вдруг сквозь прозрачную стену магазина я замечаю свою попутчицу.

Она разговаривает с врачом, кивает своей огненно-рыжей головой и теребит конец кофты. Какая же она жалкая! Плечи опущены, голову не поднимает, бубнит, наверное, что – то под свой конопатый нос. Я не выдерживаю и сигналю. Сколько можно уже? Она и врач, которая, к слову сказать, оказалась гораздо симпатичнее этой, смотрят в мою сторону. Ну и что? Я спешу.

Она садится в машину. Засовывает в карман маленькую коробочку, ничего не получается.

– У вас сумки нет? – раздраженно спрашивая я. – Что вы всё в карман суёте? Хлеб тоже там носите?

– Нет, – она удивленно смотрит на меня. Глаза её стали чище, прозрачнее, шире. Теперь я даже могу определить их цвет – нефритовый.

Точно. Именно такого цвета было ожерелье на шее Пенелопы Крус. Она лучезарно улыбалась с обложки женского журнала. А Танькин указательный палец настойчиво тыкал в загорелое лицо актрисы. Ожерелье было массивным, в несколько рядов, камни крупные. Невольно залюбуешься такой красотой. Пенелопа сияла, а Танька злилась и завидовала. Завидовала она испанке, а злилась на меня за то, что я не спрашивал её о зигзагообразном колечке на том самом указательном пальце.

Чего ждут эти бабы? Что им надо? Чтобы ревновали их к каждому столбу и заваливали подарками? Нет, это не ко мне. Кольцо, скорее всего, было от её начальника Бориса Борисовича, совет им да любовь. Что касается ожерелья, то его бы я точно не купил. Тем более для Таньки.

Танька всегда была по случаю, если так складывались обстоятельства. Мы не встречались в общепринятом смысле. Мы просто встречались.

Что-то белое падает между сиденьями, как оказалось, квитанция из оптики.

–Э-э-э,– не понимаю я.

– Элеонора Ножкина, – подсказывает девушка.

– Элеоножкина.– Невероятно! О чем только думали её родители?

– Элеонора Ножкина,– терпеливо поправляет она.

– Никогда не представляйтесь таким образом, – умничаю я. – У людей это будет вызывать замешательство.

– Я привыкла. Но обычно меня зовут Эля.

– Уже легче. – Я возвращаю ей квитанцию, – Вам домой?

– Да. Надо вещи собрать для бабушки и отвезти в больницу, – её глаза моментально наполняются слезами и становятся огромными! Чистейшие нефриты таких размеров мне точно не по карману.

Я решил доиграть в джентльмена и потерпеть её ещё немного, но это было сложно. Правда.

Всю дорогу она вздыхает и всхлипывает, всхлипывает и вздыхает. Надоела до жути. Хочется включить радио, но боюсь весёлой музыкой оскорбить её чувства. Как выйти из этого тупика?

Она заходит во двор и снова пропадает. Можно я передумал и уехал домой? Можно у меня возникли дела? Можно было, в конце концов, не останавливать мою машину? Кинуться на другой капот? Я ведь помню, что передо мной проезжала красная «Мазда».

Почему я должен таскаться с этой чокнутой туда – сюда? Я завожу машину и двигаюсь задним ходом, и тут скрипит калитка, Элеонора Ножкина пожаловала. Уродская кофта с её плеч исчезла, вместо неё появился какой-то оранжевый балахон – впору «01» вызывать. Она себя в зеркале видела?

Прикусив безразмерную губу, она непонимающе глядит на меня.

– Что вы стоите? Садитесь уже! – мама учила меня вежливости, но получается у меня не всегда.

– А куда положить багаж? – уточняет девушка.

Я замечаю рядом с ней дорожную сумку, коричневую, в обезьянках с бананами. Ей в больницу или в аэропорт? Я молча заталкиваю чемодан в багажник и, наконец, нажимаю на газ.

Моя новая знакомая выходит у ворот ЗИПа. Колёса дурацкой сумки тарахтят по плиткам тротуара. Ржавые кудри на поникшей голове выбились из непонятной прически. Передо мной грустный клоун, и ожидает его вовсе не представление.

Эля

Этот человек обескуражил меня своим замечанием! Разве я не говорила ему спасибо? Кажется, всю дорогу, держа бабушку за руку, я твердила это слово. А я точно благодарила его?

Ладно, есть более важные дела. Надо думать о бабушке, она мне дороже всех. Я вхожу в палату, её глаза уже открыты.

– Бабуля! – я обнимаю её изо всех сил и прижимаю к себе. Если бы я могла, то прямо на руках отнесла бы её домой.

– Моя девочка, – вздыхает бабушка. – Радуешься, что избавилась от меня на время? – она мне подмигивает!

– Никогда так не говори. Никогда. Напугала меня до смерти. – Я глажу её по голове, по щекам, беру её руки. Мне необходимо чувствовать её тепло, знать, что она жива.

Сейчас я очень злюсь на отца, за то, что его нет рядом. Злюсь на себя, что не уберегла родного человека. Боже мой! Страшно подумать, что было бы, если бы мы не приехали вовремя в больницу.

– Вот плакать, пожалуйста, не надо, – недовольно ворчит бабушка, отодвигаясь от меня,– Не хоронишь, ведь.

–Бабушка! – моему возмущению нет предела.

– Ну, что бабушка? Придёт время, отвезёшь меня на погост, рядом с дедом положишь.

– Я даже думать об этом не хочу! – мне очень неприятна эта тема.

– Думай, не думай, а оно само случится. А ты не открещивайся, я сто лет жить не собираюсь.

– Перестань уже!

– А думаешь легко в 78 ноги больные таскать да таблетки пить горстями? – не унимается она.

– Если бы ты не забывала про лекарства, то сейчас бы здесь не оказалась, – отчитываю я больную.

– С переездом разве всё упомнишь? Намаялись мы с тобой, внучка. Лишь бы не зря.

– Бабулечка! – я снова обнимаю её, она уже устало опускается на подушки. Пора идти.

Переезд из Сибири в Краснодар был папиной идеей. Спустя годы он решил стать отцом и позаботиться обо мне, поселить поближе к морю.

Он предлагал купить квартиру, благо застройка идёт активно, но мы с бабушкой были категорически против унылых стен и настояли на коттедже с собственным двориком.

Папа согласился. Конечно, переехали только мы с бабушкой. Друг без друга никак. Моя семья – это я и бабушка, родители не входят в этот маленький союз.

Это сложно объяснить, а понять ещё сложнее. Но со временем я с этой задачей справилась. Мои родители живут для себя. Меня всегда касались только их доходы.

Тёплые объятия, ободряющие слова, любящие взгляды были роскошью для меня, для них же мелочь, не имеющая значения. На бабушкиных руках я оказалась в два с половиной года, когда она вышла на пенсию. Родители с лёгким сердцем перевезли меня к ней и уехали на заработки в Испанию.

Бабушка заботилась обо мне, играла со мной, шила для меня кукол, рассказывала сказки, плела косы, водила сначала в садик, потом в школу. Я не знала, что такое папа и мама, а что такое бабушка я чувствовала очень хорошо.

Я понимаю, что если её не станет, не станет и меня. Я не умею жить без неё. Она – мой свет, мой навигатор, моя стена, моя подушка, моё всё.

Однажды я попробовала начать жить самостоятельно, но всё закончилось катастрофой. Теперь я всегда с бабушкой. Я уверена только в ней.

– Что ты там увидела? – я вздрагиваю от бабушкиного голоса и понимаю, что стою перед окном. На соседнем карнизе сидят два белых голубя, ненавижу голубей.

– Думаю просто, бабуль. Что тебе завтра принести? – Я сажусь на краешек её кровати.

– Не надо ничего. Только парня мне приведи, с которым мы сюда приехали. Спасибо ему скажу.

– Бабуль, – я прикусываю губу от волнения, – Я его уже поблагодарила. Будет неловко беспокоить его ещё раз.

– Тоже верно. Но ты всё ж уважь старую. Не всякий бы стал помогать, а этот не бросил в беде человека. Им вон и врачи и медсестры восхищаются, а я как рада, что ты не одна осталась!

– Попробую, – обещаю я.

Снова обращаться к нему? Это чересчур, наверное. А с другой стороны, бабушка верно говорит, она имеет право с ним встретиться.

– Пойду я домой. А ты отдыхай и выздоравливай. Ладно?

– Ладно,– она снова улыбается. – Ты мне халат голубой с ромашками завтра принеси. Надо же прилично встретить своего героя! – её глаза радостно блестят.

Надо же! Так это её герой? А я думала мой. Сможет ли он нести сразу два знамя?

Я дала себе сутки, чтобы успокоится и набраться смелости для звонка. Нужно выполнить обещание, данное бабушке, познакомить её с тем человеком.

Ох! Не хотелось бы мне снова с ним сталкиваться. Он такой суровый и колючий! В его присутствии мне было страшно даже дышать.

Ну да ладно, справлюсь, не съест же он меня. Посчитав до десяти, набираю его номер.

–Да! – я вздрагиваю от его недружелюбного тона.

–Добрый день! – Я даже имени его не знаю! Надо срочно собраться с мыслями.

–Алло! Вас не слышно! – похоже, он уже злиться.

–Это Элеонора! – я, наконец, соображаю, что меня-то он знает.

–Элеоножкина!– фыркает он. Вот болван!

–Да,– обречённо подтверждаю я. Это наш последний разговор, пусть называет меня, как ему вздумается. – Моя бабушка хочет лично поблагодарить вас за помощь, – выдыхаю я.

–Понял. Обязательно зайду к ней сегодня вечером. Ей лучше?

–Да, спасибо. Мы вовремя доставили её в больницу. Я вам очень признательна. – если бы он был сейчас рядом, я кинулась бы ему на шею, наверное. Неважно даже, что потом бы пришлось вытаскивать из себя его шипы.

–Эля, не стоит, – неужели он смутился?

«Эля», мне полегчало от того, что он обратился ко мне по имени.

–Я прямо сейчас отправлю вам деньги за линзы, ждите, – вовремя я вспомнила о своих долгах

–Хорошо, я при получении отпишусь.

–Договорились!

Я сразу перевожу нужную сумму, счёт принадлежит Всеволоду М. Быльскому.

Всеволод?! А он ещё над моим именем смеётся!

«Пришли. Спасибо!» – тут же получаю сообщение от этого немногословного и порядочного человека.