Что ж, прощай, Всеволод! Я безумно рада знакомству с тобой!

Сева

Похоже, история со спасением немного затянулась. Но ничего, пожму руку старушке и поеду домой.

Пухленькая улыбчивая медсестра предлагает проводить меня до палаты. Она даже открывает передо мной дверь! Сервис одиноких девиц! Девочки, я занят!

Моя подопечная на кровати справа, в халате в ромашку. Она всё ещё бледна. Но это бледность живого человека, что для меня самое важное. Кажется, она дремлет.

–Здравствуйте! – тихо здороваюсь я. Если она спит крепко, то зайду в другой раз.

–О! А вы никак мой спаситель? – мгновенно подскакивает она.

–Я всего лишь Всеволод,– улыбаюсь я.

–Сева, значит? Садитесь, садитесь! – она освобождает мне место на кровати.

–Как у вас дела? – мне крайне неловко.

–Да какие могут быть дела в мои годы? – она машет рукой. – Я, Лидия Николаевна, а вы?

–Сева, и давайте на «ты», пожалуйста.

–Да, конечно! – она улыбается, и я вижу перед собой лицо её внучки, только более полное, и глаза у этой женщины совсем не зелёные, а серые, но сходство определённо есть.

–Спасибо тебе за всё, – её голос срывается на шёпот, – Если бы не ты…Мне себя не жалко, я своё отжила, а вот Элька…Натерпелась бы она страху, – женщина судорожно вздыхает, – Только вот жизнь с ней снова начинаем, а тут, пожалуйста! Я ж всё для нее только стараюсь, – её глаза увлажняются, я глажу её по руке, – Переезд этот наш и беготня – документы, очереди, и не знаешь ведь никого! Вдвоём быт налаживаем,– всхлипывает она.

–Лидия Николаевна, успокойтесь! Вы себе только хуже делаете!

–Да я сейчас, сейчас,– она деловито протирает лицо платком,– ни к чёрту мои нервы, всё наперекосяк.

–С вашей внучкой всё хорошо. Подлечитесь, вернётесь к ней, она же не маленькая, в конце концов. Меня вон на дороге остановить не побоялась!

–Она ради меня на всё, а я ради неё. Только мой срок выходит, а ей ещё жить, а она не умеет. Вот на ноги её поставлю, тогда и умирать можно.

–Лидия Николаевна, вы сейчас в больнице после тяжёлого сердечного приступа. Думайте пока о себе, – советую я.

–Сева, я могу тебя кое о чём попросить? – она выжидающе смотрит на меня.

–Хорошо,– надо хоть как-то порадовать старушку.

–Мы в городе всего неделю, ещё не освоились, я тебе говорила. Может, покажешь Эле ваш Краснодар? Хоть пару раз выведешь куда-нибудь? Если, конечно, у тебя время есть и возражать никто не будет. – Наверняка, она уже заметила, что кольца на пальце у меня нет, поэтому и осмелилась просить. Да и внучку она мне не сватает, кажется.

–Я постараюсь. Экскурсовод из меня не важный, но погулять с ней смогу, – решаюсь я.

–Спасибо, – она сжимает мою руку в долгом рукопожатии.

Я желаю ей скорейшего выздоровления и выхожу. В коридоре та же медсестричка. Она устремляется мне на встречу. Я даже улыбаюсь ей.

–Пациентке Ножкиной измерьте, пожалуйста, давление, я за неё переживаю. – Наверное она ожидала от меня других слов. Девушка опускает глаза и возвращается на свой пост.

Моё сердце занято. Может, на груди сделать такую татуировку?

Эля

Бабушкина комната совсем готова. Главное, что она вернётся сюда и увидит, какой порядок я здесь навела.

Я разглядываю в зеркале своё зарёванное лицо и думаю, что уныние пора отключать. Развешивание занавесок и перестановка мебели здорово отвлекли меня по началу. А теперь, когда я увидела бабулину кровать с голубым покрывалом, золотистые шторы на окне, наполовину истлевшие салфеточки с вышивкой моей прабабушки, я начинаю понимать – это всё, что могло мне остаться после неё. Её бы не стало, а эта комната осталась бы вот такой, не дождавшись свою хозяйку. От этой мысли меня знобит.

Дни нашего переезда проходили в таком бешеном ритме, что я перестала замечать, пьёт ли она таблетки, как себя чувствует, устала или нет.

Бабушка вставала раньше меня, готовила завтрак, разбирала вещи. Я занималась только оформлением дома. Когда я в тот день вернулась и увидела её на полу, моему ужасу не было предела. Убедившись, что она жива, я начала звонить на все мыслимые номера «Скорой помощи», но они либо были заняты, либо находились слишком далеко. Решение просить помощи на дороге было самым простым и очевидным выходом из положения.

Сева был не единственным в те минуты, но он ехал не очень быстро, поэтому я смогла его остановить. Боже мой, если бы не он!

Стук в дверь разрывает мрак, который уже начал затягивать меня в очередную истерику.

–Вы всегда плачете? – передо мной материализовывается Всеволод. Как говорят в таких случаях? Лёгок на помине?

–Нет. – Я тщетно пытаюсь проморгать набежавшие слёзы, и найти себя в отражении ещё не установленного зеркала.

–Я не вовремя? – он нерешительно топчется на пороге.

–Всё хорошо, – я одёргиваю своё старое платье, поправляю волосы, стараюсь всем своим видом подтвердить свои же слова.

–Просто я вижу перед собой крайне расстроенную девушку на грани нервоза, – он опускает взгляд в пол, – Я очень любезен, да? – чуть тише спрашивает он.

–Вы на высоте! – я надеюсь, он пришёл не для того, чтобы добить меня.

Мы стоим и улыбаемся друг другу. Нервно, криво, неуверенно – в этих улыбках намешано всё – и неловкость, и стеснение, и попытка сгладить ситуацию и наладить отношения. Мой рот уже болит от непосильной работы, а в глазах рябит от красно-синих завитушек на придверном коврике.

–Я сегодня был у вашей бабушки. Она попросила меня немного отвлечь вас от грусти, погулять, показать город.

–Да? – от неожиданности я поднимаю глаза и вижу на его лице любопытство. Что за чёрт? – Прошу прощение за бабушкину настойчивость. Не стоит, я разберусь сама.

–Я пообещал,– возражает он. – Завтра идём в Горпарк,– громко хлопает дверь.

Сева

Я дал слово Элиной бабушке. За язык меня никто не тянул, но отказывать старому больному человеку как-то неудобно.

В принципе я готов провести несколько часов с этим чучелом.

Выбор мой пал на Городской сад. Вполне милый выходной вариант для молодой девушки. Побродим по дорожкам, покормим уточек – и вот я уже справился с задачей, я молодец. Все довольны.

Но я не учёл один немаловажный момент – суббота. В этот день парк захвачен молодоженами. Мне эта тема не близка совсем, а Эля похоже втянулась. Она облокотилась на парапет террасы, и увлечённо разглядывает пары вокруг. А я от нечего делать смотрю на неё. Я замечаю, что кожа у неё очень белая, вся в веснушках. Раньше я их видел только на носу, теперь понял, что ими усеян и её лоб, и плечи и руки. На длинных загнутых ресницах слой коричневой туши, веки неопределённого цвета – краситься она точно не умеет.

А Светка всегда была на высоте – идеальный макияж, ровный тон лица, пушистые разделённые реснички, перламутровая пудреница под рукой.

Я носил её сумку сам, знал, что и где в ней лежит. Я быстро доставал своей девушке то, что нужно. Своей девушке. До сих пор сердце сжимается от этих мыслей. Неужели у сердца есть память?

– Знаете сколько у меня свадебных фотографий? – неожиданно спрашивает Эля. – Шестьдесят две: пять альбомов и портреты в разных ракурсах. Мне хотелось запечатлеть каждую счастливую секунду, хотелось, чтобы время остановилось с помощью снимков. Хотелось сохранить день свадьбы незыблемым, – она вздыхает. Боже, что за дурацкая привычка!

– Вы работали фотографом? – Мне вообще всё равно. Чего она завелась-то?

– Я была замужем,– обречённым голосом уточняет она.

Внезапно вспоминаю ее безымянный палец на огромном экране телефона, тогда он вызвал у меня отвращение. Сейчас я не вижу его. Она подпирает рукой свой острый чуть вздернутый подбородок с длинной глубокой ямкой. Она смотрит не на меня, а на женихов и невест, позирующих внизу, под нами. Что она видит сейчас?

– Я была замужем, – по её лицу пробегает усмешка.

Она была замужем. Она знает язык новозеландского племени. Она спускалась в пылающее жерло вулкана. Она была на Марсе. Всё это близко по смыслу – одинаково невероятно.

– Я думала, что фотографии, гости, ресторан, новое белоснежное платье – всё это гарантия бесконечного счастья. Но это самообман. Просто так не испытываешь страха. Чувствуешь себя уверенней, красивей. Все на тебя восхищенно смотрят и он тоже.

Торжественный марш, красная дорожка, они думают, что это важно, – она кивает головой в сторону свадебной толпы. – А самое важное – это мир в доме, это взаимопонимание, это, когда всё хорошо, – снова проклятый вздох.

Обнять и плакать! Если ей неприятно, то чего распинаться – то? Мне это точно неинтересно. Может, пойти к малой сцене у фонтана и попросить у ди-джея микрофон? А что? Пусть людям праздник испортит.

Эля

Свадьба закончилась. Цветы завяли. Гости ни разу не позвонили. А мы с ним остались вдвоём. Самое страшное, что я не знала, что делать. Он позвал меня замуж, я побежала со всех ног. Думала, вот она свобода от родителей, от бабушки, от их советов и наставлений.

Губы предательски дрожат. Как же надоело плакать! Сколько можно?

Это был абсолютно сумасшедший период моей жизни. Я, круглая отличница, поступила в институт. Сразу появилось много новых знакомых, приехавших учиться со всей области. У них не было никого рядом, жили в общежитии свободной весёлой жизнью. Вели себя, как хотели. Я им завидовала. Мне было скучно возвращаться каждый вечер к бабушке, я жаждала перемен.

Особенно после встречи с Витей. Он сразил меня своим обаянием, улыбками, настойчивостью. Сначала он повсюду искал меня, а потом стал искать повод со мной остаться.

Я не сдержалась. Незнакомые чувства, странные мысли, опасные желания… Меня закрутило в такой водоворот, что я захлебнулась.

Бабушке он не понравился, я не удивилась, она у меня очень требовательная. Я перестала ночевать дома, она позвонила моим родителям и вызвала их к нам. Были долгие трудные разговоры. Я чувствовала себя взрослой, а они доказывали мне, что я глупа. Я не хотела их слышать, а они хотели, чтобы я их услышала.

Потом я пригласила Витю к нам домой, и он сделал мне предложение:

– Николай Иванович, Лариса Сергеевна, я прошу руки вашей дочери,– он уже получил от меня всё, кроме руки.

– Виктор, может, стоит подождать? – удивленно спросила мама. Она растерянно разглядывала нас – Витя держал мою ладонь в своей. Я непонимающе смотрела на него. Что происходит? Почему я в спортивном костюме? Где шампанское? Где ощущение счастья? Он с ума сошёл? Я звала его совсем не для этого.

– Вить,– прошептала я, – Что ты делаешь?

– Вытаскиваю тебя из этого дурдома. Ты же говорила, что устала от их морали. – Также шёпотом ответил он.

– Просто это так неожиданно.

– Виктор, я так понимаю, у вас всё серьёзно? – папа, кажется начинал понимать, что к чему.

– Конечно, – он держался довольно развязно, но я в него верила

Потом была свадьба – потрясающее платье, которое я нашла за один день, изящная фата, длинные атласные перчатки. Это был единственный раз, когда я чувствовала себя красивой.

А дальше началась наша семейная жизнь. Настоящая энциклопедия лжи, унижений, ошибок. Я была прилежной ученицей и старалась усвоить каждую главу, выучить каждый урок.

Сева, кажется, не слышит меня. Он разглядывает машины на парковке и ворчит, что с паркоматами прогулка по парку теряет свои преимущества.