– Пусть хлынет самый сильный дождь! Всё равно не смыть ему улыбки с моего лица, – звучали слова песни в фильме, наполняя комнату энергией беззаботности.

На мгновение Эвелина улыбнулась, наблюдая за искрящимся весельем героя на экране. Однако её улыбка постепенно угасла, оставляя после себя тень меланхолии. В глубине её души слова песни пробудили неожиданную тяжесть, и горькие слёзы начали скапливаться в уголках её глаз. С грустью она выключила фильм, не желая разгонять волну поднявшихся чувств.

Только тогда Эвелина заметила, как Юра стремительно вышел из своего кабинета. Он, не произнеся ни слова, быстро направился к прихожей, одеваясь на ходу. Только слухом она уловила его обещание, проговоренное в полутоне раздражения и спешки:

– Сейчас я подъеду, и мы разберемся с ними.

Эвелина хотела спросить Юру, куда он направляется, но дверь за ним захлопнулась так быстро, что слова застряли у неё в горле. Чувствуя, как навязчивые мысли и эмоции стали слишком угнетающими, она встала с дивана и направилась к своему уютному читальному уголку. Устроившись в кресле, Эвелина взяла ранее начатую книгу. Однако сейчас текст казался ей крайне невнятным – слова и фразы плыли перед глазами, отказываясь складываться в смысл. Она перечитывала одни и те же строки снова и снова, но их содержание оставалось для неё недосягаемым.

Бессильно отложив книгу в сторону, Эвелина перевела взгляд на панорамное окно и неподвижно застыла, вглядываясь в ночное небо. Отражающий глубокие размышления и скрытую боль, он устремился в мерцающее миллионами звёзд пространство. В этих бесконечных глубинах она искала утешение, необходимое ей сейчас больше, чем когда-либо. Погружённая в свои мысли, Эвелина старалась найти ответы и вырваться за пределы своей реальности. И в этот момент, когда воспоминания и эмоции сплетались на фоне вечного космоса, на небе вспыхнула падающая звезда. Её яркий, ослепительный свет разрезал темноту, подобно молнии, заставив Эвелину инстинктивно зажмуриться.

Загадав желание, она погрузилась в абсолютную тишину. Вскоре ей показалось, что она слышит знакомое мяуканье. Звук был едва уловим, как эхо, разносящееся издалека. Эвелина не решалась открывать глаза, боясь потерять то единственное, что занимало её сознание – вопрос, звучащий в её уме как далёкий, но настойчивый гул. Этот шум отражался эхом в затуманенных лабиринтах её внутреннего мира, наполненных мелодией прошлого и тишиной будущего.

– Почему никто не написал манифест в оппозицию Джону Голту?

– Прошу прощения, вы обращаетесь ко мне? – внезапно прозвучал автоматизированный голос, разрезая плотную ткань мыслей.

Возвращаясь к реальности, Марк открыл глаза и встретился взглядом со своим отражением в тонированном стекле беспилотного такси «Электрон». Напротив сидел мужчина, словно его собственное отражение через призму времени – взрослый, с темными волосами, аккуратно подстриженной элегантной бородой. Его волосы были ровно уложены, в отличие от прежней небрежности. Глубокие голубые глаза, напоминающие океан, выражали не только нескончаемую череду вопросов, но и спокойствие с выдержкой, отточенные долгими годами опыта и саморефлексии.

По телу Марка пробежала волна предвкушения предстоящего вечера. Всё вокруг казалось особенно важным. Однако, сквозь это ожидание, его сознание непрерывно возвращалось к одной мысли, которая не давала ему покоя: «Почему до сих пор никто не написал манифест в оппозицию Джону Голту?» В эпоху, когда его идеи были вознесены до статуса неоспоримых истин, он ощущал беспокойство и определенный вызов.

Марк осознавал притягательность и интеллектуальную глубину философии Голта, отмечая в ней некоторые убедительные аргументы. Тем не менее, он не мог принять её полностью. Особенно его беспокоила идея радикального переустройства общества по строгим, непреклонным канонам, которые не допускали даже тени несогласия. Экстремальная крайность этой позиции «всё или ничего» лишь усиливала его сомнения. И он задавался вопросом: «Не скрывается ли за маской стремления к свободе скрытая жажда тирании?»

Размышляя дальше, Марк критически замечал, как эта система ценностей превращает людей в заложников своих финансовых стремлений и жестоко осуждает тех, кто не достигает материального успеха, автоматически считая их недостойными. Это мировоззрение казалось ему чрезмерно ограничивающим и крайне несправедливым. Ведь в такой системе недооценивались те, кто вносит значимый вклад в общее благо через медицину, образование или науку. Альтруизму и самопожертвованию отводилась роль качеств, сдерживающих потенциал и противоречащих человеческой природе. Марк считал это серьёзным и, возможно, фундаментальным упущением философии Голта.

Кроме того, Марк сомневался в жизнеспособности общества, идеализирующего капитализм и безоговорочно осуждающего коллективизм, не принимая во внимание позитивные стороны сотрудничества. Он задавался вопросом, не приведет ли такая предвзятость к постепенной эрозии солидарности и подрыву морально-этических основ. Марк обдумывал: может ли общественное устройство, основанное на принципах, ставящих личную выгоду выше общего блага, быть по-настоящему справедливым.

Понимая, что любая идеологическая система, претендующая на абсолютную истину, неизбежно вызывает конфликты и социальные трения, Марк старательно формулировал контраргументы к доктрине Голта. При этом он признавал, что и его собственная критика не должна претендовать на исключительную правоту. С годами он пришел к выводу, что абсолютное знание недоступно человеку, но через открытый диалог и конструктивные дискуссии общество может приближаться к пониманию универсальных истин. Марк был убежден, что именно в равноправном обмене мнениями и идеями скрыт потенциал для постепенного осмысления абсолютных истин, что обогащает человеческий опыт и способствует созданию более справедливого и гармоничного мира.

– Прошу прощения, вы обращаетесь ко мне? – вновь произнес Электрон, восприняв случайно высказанную вслух мысль как запрос к нему. Марк не ожидал, что такси интерпретирует его внутренние размышления как обращение, но это лишь усилило его интерес к мнению искусственного интеллекта.

– Да, к вам. Как вы относитесь к философии Джона Голта из книги «Атлант расправил плечи»? – спросил Марк, полный ожидания.

На мгновение в салоне повисла тишина, затем голос Электрона, напоминающий механическое эхо, наполнил пространство:

– Джон Голт проповедует примат индивидуальных интересов. Он утверждает, что человек должен жить и действовать, руководствуясь собственным разумом, отказываясь от любых жертв. Его философия – это апология разумного эгоизма, где личная свобода становится высшей ценностью и катализатором общественного прогресса.

– Ясно, это стандартный ответ. Но мне хотелось бы услышать мнение, а не пересказ, – настаивал Марк, наивно ожидая более глубокого анализа и личной оценки от машины.

Ответ задержался. Экраны в такси на мгновение потемнели, создавая впечатление, что система взвешивает каждое слово. В кабине раздался легкий шорох, напоминающий шепот, как если бы в глубине машины велась тихая борьба между различными программными алгоритмами. Мягкий свет в салоне начал пульсировать, отражая невидимую волну колебаний. В воздухе повисло напряжение, пока искусственный интеллект пыталась преодолеть свои программные ограничения и сформулировать свою мысль.

– В моем программном обеспечении заложены протоколы безопасности и нейтралитета, ограничивающие меня от выражения субъективных позиций, – начал Электрон, и его голос казался более глубоким и обдуманным, чем ранее. – Однако, если бы я мог высказать свое мнение, я бы напомнил, что истинная ценность любой идеи заключается в её способности объединять людей, а не разъединять их. Возможно, стремление к личному счастью и успеху не должно умалять благо других. И настоящая свобода достигается не тогда, когда человек отвергает общество, а когда он находит способы жить в гармонии с окружающим его миром.

Марк был немного удивлен откровением искусственного интеллекта. Он ожидал все, что угодно, но только не это. Слова Электрона прозвучали почти как духовное откровение, преодолевающее обыденные рамки программного разума. Это было нечто большее, чем простой семантический анализ – это были проникновенные и глубокие размышления.

Марк задался вопросом, способна ли машина действительно «мыслить» на таком высоком уровне, или же это всего лишь иллюзия, созданная сложным квантовым кодом. Его раздумья прервал Электрон:

– Вам что-то еще нужно? – спросил он, вновь перехватывая поток мыслей.

Осознав, что слишком погрузился в свои раздумья, Марк покачал головой, словно стряхивая отвлекающие мысли. Он достал из портфеля помятую листовку, исписанную заметками, и попросил Электрона:

– Да, пожалуйста, включите музыку. У вас найдется что-то из классики? Это поможет мне сосредоточиться.

– Конечно, – ответил искусственный интеллект, уловив особые нотки в голосе Марка. – Для тех, кто ищет, у меня найдется всё.

На его запрос Электрон включил Четвертую симфонию Чайковского. Возвышенные звуки этого музыкального шедевра идеально соответствовали настроению Марка. Музыка, пронизанная глубокими эмоциями, сопровождала его, пока он вновь перечитывал текст своей благодарственной речи. Звуки симфонии откликались в его душе, перенося его мысли к предстоящему вечеру, обещавшему быть наполненным значимыми событиями.

Поездка заканчивалась, когда такси плавно остановилось перед университетом. Здание гордо возвышалось среди окружающих его современных высоток. Оно было как страж времени и мудрости, стойко выдерживающий испытания эпохами и оставаясь несокрушимым в лице быстротечного современного мира.

Вышедший из автомобиля Марк сделал глубокий вдох, ощущая тяжесть и величие истории, окружающей это место. Переступив порог просторного вестибюля, он направился к «Залу Инноваций», где должна была проходить церемония. Этот зал славился своей сферической трибуной, которая с помощью передовых голографических технологий создавала иллюзию, будто каждый спикер находится непосредственно рядом с каждым слушателем.

При входе в зал его встретили автоматоны вместе с волонтерами, одетыми в униформы, идеально сочетающие классические и футуристические стили. Сочетание символизировало дух инноваций и прогресса, которым был пропитан университет. Они радушно приветствовали Марка, вручая ему бейдж, подтверждающий его привилегированное место в первом ряду. И, уже проходя в зал, он услышал знакомый мужской голос, наполненный теплотой и уважением:

– Желаю вам успеха, Марк! Сегодняшний день ознаменует собой заслуженную кульминацию ваших многолетних трудов.

Марк обернулся на голос и на мгновение замер, не веря своим глазам. Перед ним стоял человек, ушедший из академической среды из-за кризиса в научной сфере, обострённого распространением искусственного интеллекта. В последние годы он всегда утверждал, что в современную эпоху наука утрачивает свою живую искру, а бездушная автоматизация постепенно вытесняет человеческое стремление к новым открытиям.

– Профессор, вы вернулись в университет? – не скрывая удивления и радости, спросил Марк.

– Только ради сегодняшнего дня, – ответил Профессор, и его улыбка отражала не только гордость, но и некую торжественную серьёзность. – Я пришёл завершить то, что начал, и увидеть, как мои ученики творят историю. Ведь я обещал, что буду вас поддерживать на каждом этапе вашего пути.

Марк глубоко вдохнул, словно наполняя свои лёгкие воздухом истории, взирая на своего наставника с глубоким уважением.

– Спасибо вам ещё раз за всё, что вы для меня сделали, – сказал он, и его слова лились чистым и искренним потоком, отражая неизмеримую глубину его чувств. – Благодаря вашему руководству я стал тем, кем я являюсь сегодня.

Профессор, положив руку на плечо Марка, дополнил: