Устроившись в кресле, Эвелина раскрыла подаренную книгу и сразу же погрузилась в чтение. Текст мгновенно поглотил её внимание, перенеся в мир напряженных дебатов между индивидуализмом и коллективизмом, личной свободой и государственным контролем. Именно здесь, в противостоянии идеалов и утопий, она узнала отголоски своего времени. Находя себя в каждой строке, она ощущала себя частью сообщества новаторов и талантливых личностей, готовых защищать свои идеалы. В этом мире, наполненном героями, желающими, как и Эвелина, изменить застоявшиеся системы и идеи, она чувствовала особое вдохновение.

Погруженная в мир страниц и слов, Эвелина не заметила, как светлый день незаметно перешёл в темный вечер. Внезапный шорох из соседней комнаты заставил её встрепенуться. Юра, ещё окутанный сном, появился в дверном проёме. Его взгляд был растерянным и слегка сонным. Он механически направился к зеркалу, где с беспокойством оглядел своё отражение. Быстро схватив пальто и уже собираясь выйти, его шаги оборвались при следующем резком и неожиданном обращении из угла гостиной:

– Ага, попался! Снова я тебя подловила, – шутливо произнесла Эвелина, наблюдая за смущением, постепенно образующемся на его лице.

Кроме этой эмоции, на нём мгновенно застыло удивление, будто он только что понял, что проспал и пропустил её показ. Опомнившись, он с сожалением произнёс:

– Любимая, прости, я совсем забылся и уснул. Не могу понять, как это произошло, и почему Домовой не разбудил меня. У тебя уже всё прошло? – его голос звучал так, будто он не мог поверить, что мероприятие могло состояться без его участия.

Эвелина поднялась, подошла к нему и положила руку на его плечо, улыбаясь с пониманием:

– Всё в порядке, не волнуйся, – сказала она мягко. – Я не сержусь. Ведь я в курсе всей этой ситуации с протестами, да и видела, как ты всю ночь не спал. Тебе действительно нужен был отдых.

– Но мы же планировали ужин в ресторане… Я сейчас позвоню и все разрешу, – начал Юра, пытаясь спасти вечер.

– Не стоит, я действительно не хочу идти в ресторан сегодня, – мягко остановила его Эвелина.

Юра посмотрел на неё, пытаясь разгадать, что скрывается за её словами. Его взгляд был полон беспокойства.

– Ты всё же расстроена… Прости меня, пожалуйста. Что я могу сделать, чтобы исправить это?

– Я вовсе не зла на тебя, – улыбнулась Эвелина. – На самом деле, сегодня я встретила Дарину, и она пригласила нас на вечеринку у них с Максом. Там будут все наши друзья. И мне бы очень хотелось, чтобы мы туда поехали вместе, – добавила она, наблюдая за его реакцией.

Юра внимательно смотрел на Эвелину, и его взгляд стал более задумчивым.

– Ты же прекрасно понимаешь, что мы не можем туда идти, – уверенно и твёрдо произнёс он.

– Что именно мы не можем? Общаться с теми людьми, кто был для тебя почти как братья и с кем ты разделил большую часть своей жизни? – с удивлением и недоумением спросила Эвелина, словно пытаясь понять, как такие глубокие отношения могли внезапно измениться.

– Ты ведь осознаешь, что говоришь? – возразил Юра, уже не скрывая раздражения. – Как ты можешь в здравом уме предлагать общение с человеком, чьи действия чуть не обернулись трагедией для нашего ребёнка? Из-за него Саша если не останется, то мог остаться инвалидом! И все остальные, так называемые «наши друзья», они же все встали на его сторону, а не на мою. Как были вечно поддакивающим ему стадом, так и остались им, – с отчаянной и болезненной ясностью говорил он.

– Я полностью понимаю твои чувства. В конце концов, это наш сын, а не только твой. Мы уже не раз обсуждали это, – мягко возразила Эвелина, глядя на него с сочувствием и терпением. – Но давай попробуем взглянуть на ситуацию более трезво. Действительно ли Дима мог предотвратить то, что произошло с Сашей? Мог ли он контролировать действия другого ребенка? Может, не стоит искать врагов там, где их нет?

– Но он же тренер, Эвелина! Это не просто его работа, это его прямая обязанность. Если под его надзором происходят такие инциденты, он должен нести за них ответственность. Я бы уже давно привлек его к ответственности, если бы не ты, – решительно заявил Юра, подчеркивая серьёзность ситуации своим тоном.

– Он ведь признал свою ошибку. Он просил прощения, отдал все свои скромные средства на лечение Саши и был готов покрыть все расходы. И друзья тоже не остались в стороне, – напомнила Эвелина, искренне стремясь к примирению, и её голос был полон надежды на понимание.

Юра вздохнул тяжело, пытаясь уйти от бесконечного повторения старых споров:

– Эв, зачем мы снова это обсуждаем? Ты знаешь мою позицию. И твоя, предельно странная, мне тоже известна. Мы не сможем изменить мнения друг друга, и это только усилит разногласия между нами.

– Но ведь мы были как одна семья, Юра. Разве мы не можем забыть старые обиды и двигаться вперёд? – настаивала Эвелина, веря в силу милосердия.

– Ты говоришь о прощении, но напомни мне, пожалуйста, когда ты в последний раз говорила со своей семьёй? Может, тебе тоже стоит начать прислушиваться к собственным советам? – Юра бросил этот вопрос, не осознавая всей глубины своих слов и того, как они могут ранить Эвелину.

После этого комнату мгновенно заполнила тишина. Казалось, оба одновременно утратили способность говорить. Они молча смотрели друг на друга, и в их взглядах отчётливо читалась уязвленность. Воздух словно застыл, образовав невидимую стену между ними, в то время как они пытались прочесть скрытые намерения в глазах друг друга. Никто не хотел нарушать молчание, боясь только усугубить и без того хрупкую ситуацию.

Юра первым нашёл в себе силы прервать затяжное безмолвие. Он осознал, что его слова прозвучали слишком резко. Сдержанным и осторожным голосом он начал говорить:

– Прости, я не хотел тебя обидеть. Этот разговор стал слишком напряжённым, и я потерял контроль над собой, – в его взгляде читалась искренность, подкрепляющая его извинения.

Эвелина, глядя на раскаяние Юры, почувствовала, как её смущение и обида постепенно утихали. Её голос звучал мягко и примирительно, когда она ответила:

– Я понимаю тебя. И мне жаль, что я подняла такую болезненную для нас обоих тему.

Её слова, наполненные сожалением, звучали между ними, рассеивая оставшиеся тени непонимания. И, преодолевая короткое, но в то же время кажущееся бесконечным пространство между ними, Юра осторожно взял руку Эвелины и сказал:

– Я люблю тебя, Эва.

– И я тебя, Юра.

Их объятия были полны не только утешения, но и тихого признания в том, что их чувства уже давно эволюционировали в нечто более глубокое. Они обрели спокойствие взаимного уважения и непоколебимой связи, укреплённой не только общими годами, но и совместной заботой о сыне. Произнесенные слова же стали символом не просто любви, а скорее сохранения союза, основанного на доверии и принятии.

– Раз ты не хочешь в ресторан, тогда, может, организуем уютный романтический вечер дома? – предложил Юра, рассеивая последние следы напряжения своим вопросом. – Закажем что-нибудь вкусное и подберем подходящий фильм.

– Отличная идея, только давай посмотрим что-нибудь старенькое, настоящую классику, – согласилась Эвелина. Ей хотелось отдохнуть от суеты современных голографических блокбастеров и погрузиться в мир старого доброго, который вновь вспыхнул в её воображении после недавнего чтения.

– Старенькое или прям настоящее старьё? – пошутил Юра, пытаясь поддержать легкую и игривую атмосферу.

– А ты уверен, что выдержишь настоящее старьё? – спросила она с очевидным вызовом.

– С тобой я готов ко всему, – сказал Юра с теплой улыбкой и обратился к домашнему ассистенту. – Домовой, подбери нам классические романтические фильмы.

Интеллектуальный помощник мгновенно активировал проектор, и на экране появилась соответствующая подборка. Пролистывая список, Юра остановил свой выбор на фильме, чья обложка изображала троих персонажей в ярких желтых дождевиках. – Как насчёт этих миньонов? – предложил он, не скрывая улыбки. – Должно быть весело.

– Давай посмотрим, – согласилась Эвелина, сразу же окутанная теплыми воспоминаниями. Это кино всегда занимало особое место в её сердце, и теперь, находясь в объятиях Юры, она готова была пережить эти моменты заново, смешивая прошлое с настоящим, что придавало этому слиянию утешительную и знакомую нотку.

Юра попросил Домового сделать заказ в их любимом азиатском ресторане, в то время как Эвелина направилась в спальню, чтобы подготовиться к вечеру. Она быстро смыла макияж, наслаждаясь ощущением чистоты и бодрящей свежести после душа. Надев свой любимый белоснежный халат, Эвелина почувствовала, как в её движениях отразилась размеренная рутина. Она плавно вела её к завершению дня в комфортной и расслабляющей обстановке.

Между тем, Домовой, управляя системами, известил о прибытии дрона-доставщика и принятии заказа. С пониманием своих обязанностей он затемнил свет в апартаментах, создавая теплую и интимную обстановку, идеально подходящую для романтического вечера. Искусственное пламя свечей мягко отражалось на стеклянной поверхности стола, добавляя магии, а тихая мелодичная музыка, начавшая играть в фоновом режиме, изящно дополняла эту сцену.

На книжном столике перед диваном были аккуратно разложены японские деликатесы, представляющие собой истинное гастрономическое разнообразие: ассорти из суши и роллов, дымящийся рамен в густом и ароматном бульоне, хрустящая темпура с креветками и овощами, и искусно нарезанное сашими, предвещающее кулинарное блаженство. Воздух в апартаментах наполнился ароматами свежих морепродуктов и изысканных специй, обещая радость не только для вкусовых рецепторов, но и для души.

Когда Эвелина вернулась из спальни, она обнаружила Юру уже ждущим её у красиво сервированного стола, предназначенного для их особого вечера. Они устроились на мягком диване, и вскоре экран ожил светом, начав проецировать фильм. С первых же кадров, где главные герои появились на голливудской вечеринке, атмосфера золотого века кино наполнила их гостиную. Юра, осознав, что перед ним старый мюзикл, старался погрузиться в отрывки сюжета, но его внимание все равно время от времени ускользало к смартфону. В отличие от него, Эвелина была полностью увлечена действием на экране, переживая каждую сцену и мелодию, вспоминая связанные с ними эмоции.

Именно в момент, когда на экране развернулась её самая любимая сцена, их вечер прервал неожиданный звонок. Домовой заглушенным фильмом голосом уведомил о вызове от Владимира. Юра, глубоко вздохнув, медленно поднялся с дивана:

– Нельзя его игнорировать, особенно после всего, что произошло сегодня, – сказал он, чувствуя тяжесть предстоящего разговора.

– Хорошо, я поставлю фильм на паузу, – предложила Эвелина, уже готовая дать соответствующую команду Домовому.

– Нет, продолжай смотреть. Этот разговор, скорее всего, затянется. Он опять будет выговаривать мне за чужие ошибки, – сказал Юра с досадой и оттенком усталости в голосе, направляясь в свой кабинет для разговора с братом.

Несмотря на легкое чувство разочарования, Эвелина понимала, что Юра не собирался её задеть; его сердце не лежало к этому фильму, и на плечи давил груз весомых проблем. Решив не акцентировать внимание на его уходе, она продолжила смотреть кино. Началась одна из самых запоминающихся сцен, где главный герой пел под дождем. И это было не просто исполнение, это был гимн любви, радости и свободы, когда каждое движение казалось песней сердца.

Эвелина наблюдала, как герой, подобно взрослому ребенку, весело прыгал по лужам под стеной проливного дождя. Его легкие, игривые движения и каждый взмах зонта ускоряли биение её сердца. Хотя Эвелина и не высказывала вслух свои мысли, она глубоко чувствовала связь с этим моментом, нежно касающимся струн её собственных воспоминаний. Сцена отражала те времена, когда выражение искренних чувств могло превратить повседневность в чудо, переплетая реальность с волшебством кинематографа.