Встречи на полях (страница 4)
Редактор в «Пеннингтоне» – это моя работа. Писательница – моя мечта, сокровенная мечта.
И я рискую потерять и то и другое, если моя рукопись попадет в руки Уильяма.
Лайла моргает, и ее угольно-черные ресницы опускаются, а затем снова поднимаются к бровям. Похоже, ей потребовалась вся сила воли, чтобы не закатить глаза.
– Ладно. Просто засунь ее к себе в стол – и пойдем. Хорошо? – Она указывает рукой на коридор, будто Ванна Уайт[11], которая демонстрирует яхту за сверкающей шторой. – Пока нас и впрямь не уволили. Ты же слышала нового босса. Мы должны пойти в вестибюль, чтобы поприветствовать новоприбывших.
– Да, но… – Я убираю с лямки ее руку и отхожу подальше. – Я… забыла взять книгу, которую у меня попросил Освальд. Он спрашивал, могу ли я раздобыть для него сигнальный экземпляр февральской новинки Дженни…
– «Расцвет во время менопаузы»? – спрашивает Лайла. – Зачем старику Осси экземпляр «Расцвета во время менопаузы»?
Но прежде, чем она успевает сказать что-либо еще, я разворачиваюсь и бегу в противоположный конец коридора.
– Ты хотя бы вернешь мне сумку?
– Три минуты! – бросаю я через плечо и скрываюсь за углом.
Увеличивая расстояние между мной и Лайлой, я чувствую себя так, будто нахожусь на «Титанике» в последние моменты перед погружением. Обычно в коридорах гудят людские голоса и все ходят туда-сюда, но сейчас здесь никого нет. Обои, вероятно, как раз времен «Титаника», не улучшают моего настроения. Все вокруг вынуждает представлять себя пассажиром, который безрассудно возвращается на нижние ярусы судна, чтобы забрать с собой еще одно сокровище.
Свернув за угол, ступаю на винтовую лестницу. На узеньких вычурных ступеньках едва помещается полстопы. На середине пути у меня начинается одышка, я снова и снова хватаюсь за изогнутые перила. Если бы это место не было моим домом и убежищем, если бы я не поднималась по этой лестнице так много раз за последние шестьсот восемьдесят семь дней, то, несомненно, я потеряла бы опору под ногами.
Наверху меня встречают выцветшие желтые обои. На полу нет ковра, лишь скрипучая древесина, которая при каждом шаге издает звуки расстроенной скрипки. Я предполагаю, что чердак, в отличие от других этажей, не ремонтируют, потому что сюда редко кто-то поднимается. Кому нужно заботиться о половицах, по которым лишь изредка ходят заглянувшие к нам в гости авторы?
Я подхожу к двери в конце коридора и смотрю на часы.
Две минуты и двадцать секунд. Отлично. Если что, скажу, что мне нужно было отойти в туалет на двадцать секунд.
Дверь закрыта. Рядом висит простая черная табличка, какие украшают все кабинеты в «Пеннингтоне». На ней небольшими золотыми буквами написано: «Хранилище». Это официальное название – на самом деле мы зовем его комнатой сигнальных экземпляров или комнатой сигналов.
В ней нет ничего выдающегося. Ничего такого, чего не нашлось бы в любом другом издательстве. Это просто… комната, где хранятся сигнальные экземпляры.
Но, едва взявшись за старую стеклянную ручку двери, я чувствую дрожь.
Волшебство.
Открываясь, дверь скрипит в унисон с половицами. У этого старого викторианского особняка многоскатная крыша, поэтому потолок в комнате сигналов наклонный, местами совсем не высокий. Здесь темно и нет окон, но я уверенно делаю три шага вперед, два вправо, обхожу картонную коробку и вслепую тянусь к цепочке. Загорается лампочка и окрашивает все в винтажный желтый оттенок.
Книги.
Ряды книг.
Коридоры книг. Полка за полкой, ящик за ящиком, куда ни глянь.
Я вдыхаю запах старой сосны, спекшейся теплоизоляции и свеженапечатанных книг и направляюсь к следующему проходу, где тяну еще за одну веревку. Вспыхивает сначала одна лампа, затем другая. Я иду мимо книжных шкафов, скрипя половицами и пытаясь не отвлекаться на новинки в сверкающих твердых и блестящих мягких переплетах.
Это непросто. Находясь в помещении, полном бесплатных книг, я всегда чувствую себя ребенком в кондитерском магазине.
В каждом издательстве есть такая комната – место, где хранятся сигнальные экземпляры книг, которые еще не вышли из печати. Инфлюэнсерам и букстаграмерам они нужны, чтобы вовремя подготовить и выложить свои отзывы. Авторам они нужны, чтобы запрашивать блербы. Журналам и прочим СМИ – чтобы заблаговременно написать статьи, приуроченные к выходу книги. И да, во время редких визитов в редакцию авторы «Пеннингтона» – эти книжные черви – сразу же оживляются при упоминании комнаты сигнальных экземпляров. Более того, мне не раз приходилось вытаскивать отсюда авторов, которые воспринимали слова «Берите что угодно» слишком буквально.
(И нет, как я много раз объясняла, это не значит взять шесть экземпляров книги для «подарков на Рождество».)
Но не мне их судить. Я понимаю.
Бесплатные книги.
Бесплатные образцы еще не изданных книг.
Только истинный книголюб может это понять. Разве не настоящая музыка для ушей – «Не торопитесь. Можете взять что хотите»? После этого паутина по углам книжных полок и под потолком начинает переливаться, будто золото. В комнате внезапно начинает пахнуть как в тюльпановом поле. А скрип половиц напоминает хор, поющий: «Аллилуйя».
Даже если бы здесь не было ничего, кроме книг, эта комната была бы достаточно волшебной.
Но… в ней есть не только книги.
А кое-что еще.
Я останавливаюсь перед тремя одинаковыми шкафами для бумаг под скошенным потолком в дальней части комнаты. Шкафы такие же старые, как само здание. По углам металл потрескался и заржавел. Ручки покрыты паутиной. Они выглядят так, будто их уже сто лет никто не трогал. И меня это устраивает. И я догадываюсь, что предыдущего гостя тоже устраивало.
Быстро оглянувшись и испытывая привычное нарастающее волнение, я берусь за центральную ручку и тяну, выдвигая ящик.
Я до сих пор помню свой шок, когда впервые открыла его. Тогда я была еще птенцом в «Пеннингтоне» и у меня выдался особенно трудный день. Миз Пеннингтон на совещании сделала мне выговор из-за «чрезмерного использования бесполезных картинок с цветочками, отвлекающих от сути» в презентации. А как раз перед этим моя руководительница Жизель толсто намекнула, что я совершила серьезную ошибку, на прошлой неделе сходив на свидание с ее бывшим парнем. Поэтому, когда кто-то попросил унести коробку с книгами, оставшуюся после предыдущего совещания, я ухватилась за шанс побыть одной.
Я помню, как прокралась в эту комнату, стараясь не шуметь и воображая, как при малейшем скрипе из-за мрачных книжных полок выскочит что-то жуткое. Помню, как увидела металлические шкафы в углу и подумала, что книги можно положить туда. Как нерешительно потянула за эту маленькую ручку. И как вместо туго выдвигающегося ящика со стопкой забытых папок, который я ожидала увидеть, распахнулась вся передняя часть шкафа. Я едва сдержалась, чтобы не вскрикнуть, отскочила назад и споткнулась о коробку старых книг в противоположном углу. Головой задела огромную паутину на стене и до конца дня испытывала приступы паники, представляя, что у меня в волосах ползают пауки.
Но то, что я обнаружила, того стоило.
Прижав сумку Лайлы к себе, я сгибаюсь пополам и осторожно переступаю через порог.
Толкаю заднюю стенку шкафа, и она тоже распахивается.
Мой личный шкаф с проходом в другой мир.
И вот я здесь.
Единственный источник света в комнате – лучи, струящиеся через окно под конусообразной крышей. Я смотрю на воробья на витраже, чьи крылья окрашивают кресло-мешок посередине комнаты в фиолетовый оттенок, нащупываю цепочку и тяну за нее. Загораясь, лампочка покачивается и освещает истоптанный бордовый персидский ковер в центре и полукруглые книжные полки, обрамляющие эту каморку.
Книги. Десятки книг, которые кто-то принес сюда до меня – как и ковер с креслом.
Обложки книг, подписанные авторами, висят на стене в дешевых деревянных рамках. Кипы книг стоят по бокам кресла в качестве самодельных тумбочек. И одна наполовину прочитанная раскрытая книга с треснувшим корешком нетерпеливо дожидается, когда я возьму ее с верха стопки и закончу.
На протяжении двух лет я постепенно пополняла коллекцию хранящихся здесь сокровищ: приносила сюда свои любимые книги. Книги, которые что-то для меня значат.
Мне всегда казалось, что это наш маленький секрет – мой и того загадочного незнакомца, который сделал это место своим убежищем до меня.
Наша воробьиная комнатка.
Наш тайничок.
Я смотрю на часы: три минуты и двадцать секунд. (И четыре тысячи шестьсот семьдесят восемь шагов! Может, к обеду я все-таки доберусь до пяти тысяч.) У меня нет времени даже на то, чтобы привести рукопись в порядок. Я могу только оставить ее тут и уйти.
Я чувствую себя беззащитной, когда, перевернув сумку, вытряхиваю помятые истерзанные листы на ковер. Я еще никогда не оставляла здесь свою рукопись. Да и вообще до сегодняшнего дня не приносила ее на работу.
Но есть ли более подходящее место, чтобы спрятать свои секреты, чем тайник?
Я бросаю последний долгий взгляд на листы бумаги у меня под ногами, мысленно обещаю им как можно скорее вернуться, тяну за цепочку, чтобы выключить свет, и ухожу.