Шифр Данте (страница 11)
– Работаю на Смитсоновский институт.
Локхарт произнесла это название в типично американской манере, как будто это было что-то, известное абсолютно всем.
К счастью, Персис в самом деле знала об этом огромном музее, в основном из книги «Исследования и полевая работа Смитсоновского института в 1937 году», которую она еще подростком нашла в магазине отца.
Тогда ее воображение поразили описания археологических и антропологических экспедиций во все уголки земного шара в поисках сокровищ для самопровозглашенной «величайшей в мире сокровищницы знаний».
– Цель нашего проекта – запечатлеть движение Индии к независимости, – продолжала Локхарт. – В следующем году мы организуем большую выставку, и я ищу для нее экспонаты.
– Вы думаете, что с помощью прялки можно рассказать правду о том, какой ценой мы добились свободы?
Локхарт постучала пальцами по стакану:
– Я чувствую вашу враждебность. Думаете, мы только делаем вид, что поддерживаем вашу борьбу? Ровно наоборот. Америка тоже сражалась за независимость от англичан. Конечно, это истории разного масштаба, но, пожалуйста, не надо считать, что я этакий исследователь-дилетант и украду камерой вашу душу. – Локхарт улыбнулась, но улыбка получилась холодной. – Слушайте, хотите знать правду? Все очень просто. Историю надо сохранять, иначе она разрушается. Беспринципные историки изменяют ее, как хотят. Многое ли из того, во что мы верим, действительно происходило так, как мы думаем? Сколько всего было преувеличено, искажено, исправлено по желанию летописцев. Я приехала сюда, потому что хочу сохранить важный момент вашей истории. И если для этого придется забрать у вас какие-то культурные ценности и отвезти их туда, где их точно оценят по достоинству и будут бережно хранить, я это сделаю. – Она подняла руку, не давая Персис возможности возразить. – Пока вы не начали протестовать, оглянитесь вокруг. Индийские памятники культуры здесь никому не нужны, и они рассыпаются в пыль. Британцев не особенно заботило их сохранение, и у нынешнего индийского правительства тоже есть дела поважнее.
Персис хотела было что-то сказать, но прикусила язык. На самом деле Локхарт была права. Для правительства новой Индии сохранение истории было далеко не на первом месте.
Персис снова вернулась к делу:
– Когда вы видели Хили в последний раз?
– Четыре дня назад. Мы вместе ужинали.
– И больше за эти четыре дня не общались?
– Инспектор, мы же не сиамские близнецы. Мы оба занятые люди. Мы встречаемся, когда возникает необходимость – поужинать, выпить. Нас тянет друг к другу, и, когда появляется желание, мы следуем импульсу, но мы не проводим каждую секунду разлуки в невыносимых страданиях.
– Он говорил что-нибудь о манускрипте?
– Хотите знать, поделился ли он со мной своим гениальным планом по похищению одного из ценнейших в мире предметов искусства? Нет, не поделился.
Персис покраснела. У этой женщины был острый язык. Персис подавила желание съязвить в ответ. Она потратила немало сил на то, чтобы научиться сдерживать свой воинственный характер. Хорошему детективу нужна не злость, а хитрость.
Она достала записную книжку и показала Локхарт надпись, которую нашла в спальне Хили.
– Вы нашли это за зеркалом? – Казалось, Локхарт смутилась. – Я провела в этой комнате много ночей. Я ненавидела это зеркало. И распятие. Вы его видели? Как будто Джон повесил его туда, мне назло. Я не религиозна, но не очень приятно погружаться в пучину страсти, когда на тебя неотрывно смотрит Христос.
– Можете предположить, что это значит?
Персис наблюдала за губами американки, пока та читала стихотворение.
В залив красы, оставив Альбы брег,
Явился он за лаврами Синана,
И труд его империю навек
Прославил, но у порты инфернальной
Взгляд короля стал холоден, как снег.
При жизни его спутником был бегг,
Теперь, где крест и купол, скрыт до срока,
И там мы вместе ждем в объятьях рока.
– Это загадка, – сказала Локхарт, не отрывая глаз от страницы. – Джон их обожал. Загадки, кроссворды, литературные ребусы.
– Зачем ему оставлять загадку?
Глаза Локхарт блеснули.
– Это охота за сокровищами.
– Будьте добры, поясните.
– Думаю, Джон где-то спрятал манускрипт и пытается таким образом нас к нему привести.
– Зачем ему это?
Персис не стала говорить, что сама пришла к такому же выводу.
– Этого я сказать не могу. Наверняка у него были причины. – Она снова посмотрела на надпись. – Вы ее аккуратно переписали?
– Да, а что?
Локхарт нахмурилась:
– «Бег» написан с двумя «г». «Его спутником был бегг». Джон не допустил бы такой небрежности.
Персис приняла это к сведению и продолжила:
– Может, вы знаете что-нибудь еще, что могло бы помочь?
Локхарт задумалась.
– Джона было непросто понять. Вы знаете, через что он прошел в войну? Он долгое время провел в лагере для военнопленных. Думаю, его там пытали. Не только физически, но и психологически. Иногда он просыпался с криком посреди ночи, весь в поту. Он отказывался об этом говорить, но я все и так понимала. Это были кошмары – такие, которые не отпускают, куда бы ты от них ни бежал.
– Думаете, поэтому он оказался в Индии? Бежал?
– Это бы многое объяснило. Не хочу сказать ничего плохого про вашу страну, но ученый уровня Джона… Он мог бы работать в любом институте мира. Чтобы переводить «Божественную комедию», не обязательно было приезжать в Бомбей. Есть и другие копии.
Персис вспомнила о таблетках, которые они нашли в тумбочке Хили. Это согласовывалось со словами Локхарт о том, что у него были проблемы со сном.
– Есть еще кое-что. Возможно, это неважно. – Американка на секунду замялась, но затем продолжила: – Около недели назад у Джона был конфликт с коллегой из Общества. Они спорили из-за манускрипта.
– С кем?
– Его фамилия Бельцони. Он итальянец. Вы с ним уже встречались?
– О чем они спорили?
– Бельцони хотел больше времени работать с «Божественной комедией». Он составляет какой-то каталог. Как хранитель манускриптов, Джон отвечал за такие вопросы, и он едва подпускал Бельцони к книге.
– Почему?
– Он не говорил. Но я думаю, что Джон вышел из себя, когда Бельцони стал заявлять, что с точки зрения морали Индия должна вернуть манускрипт Италии. Джон не особенно любит итальянцев: лагерь, в котором его так долго держали, находился в Италии. Думаю, он считал, что итальянцам о морали рассуждать не к лицу.
Персис припомнила встречу с Бельцони. Почему-то тот не упомянул о размолвке с Хили.
– У Хили есть еще какие-нибудь знакомые, с которыми мне следует поговорить?
– Я уже сказала, Джон был очень скрытным человеком.
– А другие женщины?
Локхарт вскинула голову:
– Очень прямолинейно. Нет, инспектор, я не думаю, что Джон спал с кем-то еще. Не такой он был человек. Мы, конечно, не влюбленные подростки, но мы были парой. Я ему не изменяла, и, насколько мне известно, он мне тоже не изменял.
11
– Да пусть мне лучше воткнут иголки в глаза. При всем уважении.
Сет сердито взглянул на Персис, встал из-за стола, подошел к ближайшей стене и стал внимательно разглядывать гравюру, изображавшую императора моголов верхом на слоне.
– Знаешь, – спросил он, не оборачиваясь, – как в империи Великих Моголов наказывали за неподчинение?
Молчание было лучшей защитой, и Персис ничего не ответила.
– Император объявлял всеобщее собрание. Потом он звал своего любимого слона, стражи заставляли преступника положить голову на камень, и слон ногой проламывал ему череп. – Он снова повернулся к Персис. – Когда я говорю, что хочу, чтобы ты работала с этими женщинами, это значит, я жду, что ты так и сделаешь.
Проблемы начались, как только она вернулась в Малабар-хаус.
Она увидела, как из кабинета Сета вышли две молодые женщины. Суперинтендант почтительно улыбался, что было ему совершенно не свойственно. Он показал им, где находится комната для допросов, и жестом позвал Персис к себе.
Она пересказала последние новости по делу Хили и расследованию смерти женщины с железнодорожных путей.
– Убийство? – мрачно произнес Сет, узнав о заключении судмедэксперта.
Убийства европейцев в последнее время стали в Бомбее редкостью и потому незамедлительно привлекали внимание как журналистов, так и политиков. С обретением независимости под колониальной эпохой была подведена черта. Иностранцев, которые остались в стране, принято было считать союзниками: в новом устройстве мира Индия и ее бывшие правители были партнерами, а не властелином и подданным. А душить партнеров считается недопустимым.
– Похоже, придется работать по этой линии. Как Фернандес, хорошо себя ведет?
Персис подавила желание сказать о напарнике что-нибудь неприятное и честно описала, насколько они продвинулись в деле.
Сет выслушал ее и сказал:
– Похоже, у вас есть план. Ладно, а что насчет Хили? Что ты думаешь делать дальше?
Сет недавно говорил с Амитом Шуклой, первым заместителем комиссара полиции.
– Ему звонили из Дели. Итальянцы рвут и мечут пасту. Неру в Доме вице-короля, похоже, тоже лезет на стену.
– Раштрапати-Бхаван.
– Что?
– В День Республики Дом вице-короля переименовали в Раштрапати-Бхаван. Вы уже успели забыть?
Персис показала оставленную Хили надпись и рассказала о встречах с Бельцони и Локхарт. Сет не смог придумать, что значат загадочные слова.
– Тихони всегда выкидывают что-нибудь эдакое, – вздохнул он. – Украл манускрипт, отлично, но зачем устраивать эти игры? Зачем бить человека по яйцам, когда ты уже выстрелил ему в сердце?
Персис никак на это не отреагировала. Цветистость выражений суперинтенданта возрастала прямо пропорционально возбужденности его состояния и количеству выпитого виски.
– Я думаю, он хочет, чтобы мы нашли манускрипт, – сказала она. – Думаю, он его где-то спрятал.
– Я и спрашиваю: зачем?
Но на этот вопрос ответа у Персис пока еще не было.
Сет откинулся в кресле:
– У меня есть для тебя еще одно дело. Ты обратила внимание на двух женщин, с которыми я беседовал, когда ты вошла?
Персис отчетливо почувствовала приближающуюся опасность.
– Они из Колледжа домоводства Маргарет Казинс. Какое-то заведение, которое борется за права женщин. Как будто у нас и так с этим мало проблем. – Он бросил на Персис косой взгляд. – Они хотят, чтобы ты пришла к ним и прочитала лекцию. Похоже, ты у них там знаменитость.
– Лекцию?
– Да. Надо там выступить. Расскажи им о своей жизни. О том, как тебе работается в полиции. Очень просто.