– Глупость, сущая глупость, – замотал головой Поль. – В тот вечер я гостил на скучнейшем балу и почти всё время, по обыкновению, провёл за карточным столом. Мне чертовски везло. Я пустился в браваду и даже позволял себе прикуривать от сотенных ассигнаций, чем очаровал нескольких хорошеньких дам. Часу в третьем за столом появилась баронесса Армфельт. Она в Москве фигура авторитетная, как иногда неизвестно почему бывает с московскими старушками. Она ни с того ни с сего обозвала меня шулером. Оскорбление в наших кругах смертельное. Я попросил её объясниться. На это баронесса заявила, что ей не к чести объясняться перед лентяем и франтиком, проматывающим папино наследство. А ещё, что удачу мне приносит мой фамильный перстень. И что сними я его, то тут же проиграюсь в пух и прах.

– Фамильный, говорите…

– Да, колечко от бабки досталось, царствие ей небесное. Храни его, Полюшка, говаривала она, он защитит тебя от бед и принесёт удачу. Я всегда думал, что это сказки.

Иногда Полю удавалось врать очень проникновенно. Это был один из тех моментов.

– Занимательно, – сказал Дюпре. – Ну и что же было дальше?

– В общем, я и поднял баронессу на смех. Шутка вышла на славу. Особенно смеялись дамы, которым я, уже не стесняясь, подмигивал. Не смеялась только старая баронесса. Она предложила мне поставить перстень на кон и проверить её предположение. Тут бы мне забрать барышень и уехать кутить в «Яр», но я, на свою беду, предложение принял… Успех. Чёртов успех вскружил мне голову. Распечатали колоды для «Фараончика» ^[5]. Я поставил бубнового валета. Старушка принялась метать. И… на втором же круге на её сторону приземлилась такая же карта. Уж если кто и был из нас шулер, так это она! Вскоре я уже наблюдал, как баронесса нанизывает на свой упитанный пальчик мой перстень. Как только это произошло, я будто бы почувствовал какую-то глубокую утрату. Я просидел до утра, наблюдая, как один за другим расходятся гости. Более всего мне запомнились взгляды тех барышень. Презрительные взгляды. Как никогда, я чувствовал себя слабым и одиноким.

Князь откинулся на стуле, вымотанный собственным рассказом.

– Что ж, выходит, перстень действительно наделён некой таинственной силой… – прошептал иностранец, – Но вы же, наверное, пытались вернуть его?

– Пытался, – кивнул Поль. – Перед тем, как обратиться к вам я перепробовал всё. Хотел выкупить, требовал, угрожал, просил, умолял, унижался. И четверговую свечу домой носил, и освящённую вату в уши закладывал, всё без проку. Когда ничего не помогло, я решил найти у моего vis-à-vis^[6] слабость.

– И какая же слабость у баронессы?

– Старушка всегда была падка на молодых красивых мужчин. Следующий ход напрашивался сам собой, но злая природа, как вы сами можете лицезреть, наградила меня рыхлым задом и поросячьими глазками. Нужен был кто-то, на кого она точно клюнет. И тут сама судьба подкинула шанс.

Сидел я как-то в трактире и горевал о потерянной удаче за графинчиком зубровки. Как вдруг ко мне подсел один оборванец. «Отставной унтер-офицер карабинерного полка, председатель советов, благодетель, содержатель лошадей и тарантасов Жорж Селиванович Безобразов», – так он представился.

Одет «председатель советов» был в грязные кальсоны и изорванный мундир. Благоухал Жорж Селиванович в высшей степени mauvais ^[7]. По обритому наполовину черепу я сразу заключил, что он беглец с каторги, и уже хотел отослать его к такой-то матери. Но, помилуйте, он так ловко раскрутил меня на ужин с водкой, что всю оставшуюся ночь я прослушал, открыв рот, небылицы о его военных приключениях и любовных подвигах. Жорж называл себя то тайным сыном самого Наполеона, то прямым потомком Чингисхана, а двигался и говорил, несмотря на свинское опьянение, с таким изяществом, что даже в своём рванье мог потягаться с любым придворным кавалером. А как красив чертовски! Тогда-то в моей голове и созрел план. Я немедленно предложил ему работать на меня. Он поклялся в вечной преданности и остаток ночи искал, кому набить морду, лишь бы эту свою преданность доказать. Когда силы его покинули, я отвёз его в усадьбу, бросил в подвал, приставил ко входу приказчика с ружьём и две недели держал на хлебе и воде, ограждая всячески от водки, к которой он, как я догадывался, был чертовски пристрастен.

После того как хмельной бред покинул его голову, а сама голова заросла густыми кудрявыми волосами, я отвёл его к лучшему цирюльнику и заказал недурной фрак. Ба! Это был другой человек. Настоящее совершенство. Как раз то, о чём вы говорили ранее. Я уже представлял, как влюблённая старуха отдаст ему всё, что он пожелает, включая, само собой, мой перстень.

– Но, судя по тому, что вы сидите теперь передо мной, что-то не заладилось?

– Поначалу всё шло великолепно. Я организовал Жоржу приглашение на бал, который устраивала баронесса. Перекрестив и поцеловав, я отправил его на извозчике, строго наказав не пить. Мерзавец вернулся под утро мертвейше пьяным и не смог ничего толком объяснить. Проспавшись, он сообщил, что старуха влюблена в него до безумия и попросил водки на опохмел. Я был в восторге: баронесса таки не устояла перед остроумным красавцем. Зная не понаслышке женскую душу, я решил потомить влюблённую. В этом мне помог ящик вина, которым я наградил Жоржа за отличную службу. Через несколько дней, когда офицер был уже в тяжелейшем запое, я прознал через свои источники, что баронесса не находит себе места и чуть ли не с жандармами разыскивает бравого офицера, который завладел её сердцем. Всё шло как нельзя лучше. Пора было приводить соблазнителя в чувство. Пришлось окунуть его в прорубь, но вскоре обольститель был так же свеж, как и в день первого свидания. Я отправил его к особняку баронессы и принялся ждать с лёгким сердцем и большими надеждами.

В эту ночь Жорж не вернулся. Как не вернулся и на следующий день. Он заявился лишь через неделю, и вид имел совершенно измождённый. Он рассказал, что баронесса поселила его у себя в спальне и ни на мгновение больше не собирается с ним расставаться. Далее он с дрожью в голосе поведал о любовном аппетите старушки, который, как он смел выразиться, был чрезмерно конский.

Я смотрел на своего подельника и не мог узнать. Лицо его осунулось, под глазами чернели мешки, а руки дрожали так, как не дрожали даже после двухнедельного запоя.

– Так-так… – пропел Дюпре. По напряжению его лица и отсутствующим глазам, уставленным вдаль, было заметно, что ум его занят чрезвычайно напряжённой деятельностью. – А что же кольцо? Удалось ли достать его?

– Тут судьба нанесла очередной удар. Оказалось, что старушка ни за что не готова была расстаться с перстнем, даже ради нового возлюбленного. В последнюю ночь Жорж решил бежать из любовного плена и попытался стянуть перстень с пальца спящей баронессы. Но тот так плотно засел на упитанном пальчике, что снять его, даже с маслицем, не представилось возможным. Так мой подельник вернулся ни с чем.

– Занимательно, – протянул Дюпре, глаза его дрожали. – А вы не пробовали отнять?

– Что отнять?

– Палец. Чик – и перстень бы слетел.

Князь уставился на собеседника в непонимании:

– Скажете тоже… Она же проснётся.

Дюпре хлопнул в ладоши и залился смехом.

– Удивительный вы человек, князь! Ради своего желания не готовы даже нарушить чей-то благостный сон. Ну-с, что было дальше?

– Собственно, ничего. Подельник мой имел неосторожность прогуливаться в рядах, где его отловили слуги баронессы, и теперь он, надо полагать находится с ней в сожительстве, в любовном плену. И теперь, только вы можете помочь мне вернуть перстень. Зная ваши таланты…

Дюпре сузил глаза:

– Что вам известно о моих талантах?

– Простите великодушно, но слышал от людей, достойнейших, между прочим, людей, что на ваших сеансах у присутствующих пропадают с тела разные безделушки. Крестики, кулончики… Вот я и подумал…

С губ Дюпре слетела улыбка. Глаза его сощурились. Тонкие усики поднялись вверх, как две чёрные рапиры. Поль понял, что ступил на тонкий лёд.

– Ах вот как оценивает меня общество! – прошептал Дюпре. Поль заметил, что глаза его едва заметно увлажнились.

– Во всём виноваты расшалившиеся духи, я это понимаю, понимаю, – затараторил Поль. – Я и сам, как вы можете судить, верю во что-то подобное. Но не могли бы вы нашептать этим духам сорвать колечко с пальца баронессы? Ведая, что старушка теперь только и ищет встречи с вами. Я и подумал, что это неплохой шанс.

Дюпре мрачно рассматривал собеседника. Желваки на его скулах ходили ходуном.

– Желания-желания… – произнёс Дюпре отвлеченно. – Шаткая лестница, шаги по которой ведут в самую бездну. Мы стремимся удовлетворить их и одновременно страшимся, так как знаем, что исполнение их не принесёт желаемого облегчения, а лишь породит новые, ещё более извращённые, ещё более опасные. Ещё более смертельные…

Поль отчего-то поёжился.

– Не дрейфьте, мой друг! – расхохотался Дюпре. – Я помогу вам. Однако вам предстоит сложный и неприятный ритуал. Вам придётся познать таинство, которое может не уложиться в вашей кудрявой меркантильной голове.

– Ритуал? Но к чему же ритуал? Мы же поняли друг друга.

– Без ритуала, князь, никак не обойтись. Видите ли, универсум устроен так, что всему необходим правильный набор ингредиентов и действий с ними. Ошибись хоть в одном шаге, и всё пойдет прахом. И, если вы хотите обратно свой перстень, действия эти придётся выполнить.

Дюпре резко поднялся, взял со стола абажур и пошёл сквозь клубы папиросного дыма в глубь комнаты, унося с собой зеленоватый свет.

Поль отчего-то очень не хотел следовать за иностранцем. Он знал, что там, в смердящей глубине комнаты, его не ждёт ничего хорошего. Всё ещё можно было отказать, всё бросить. Но встречаться снова с жутковатым калекой, висящим на двери, не хотелось ещё больше. Поэтому князь поднялся на слабых ногах и последовал за Дюпре.

Иностранец выхватил у него саквояж и отбросил в тёмный угол:

– Это нам будет только мешать. Там, куда вам предстоит отправится, мсье, деньги не имеют никакой силы. Сюда, прошу.

* * *

Взору Поля открылся длинный стол, на котором лежало нечто продолговатое, накрытое грязной рогожей.

Дюпре одним движением сорвал ткань. Сильный запах гниющей плоти ворвался в ноздри Поля. Взору предстало то, во что мозг сначала отказался поверить. На столе лежал труп довольно упитанного человека лет пятидесяти. У человека не было головы. Полная жёлтая шея заканчивалась аккуратным почерневшим срезом.

Князь почувствовал тошноту и попятился, но Дюпре крепко схватил его за шиворот.

– Этот человек никому больше не сможет причинить зла. Не причинит он его и вам. Он мёртв, как вы можете судить. Чего же тут пугаться?

Князь не мог отвести взгляда от трупа.

– Но кто он?

– Вам совершенно не стоит переживать по этому поводу. Что вас должно волновать, так это то, что этот человек может послужить напоследок вашей цели.

– Но как? – наконец вымолвил князь, стараясь поменьше дышать. – Простите, не могу взять в толк.

– Дело в том, что то место, где можно дотронуться до своего желания, находится не где-нибудь в Патагонии, оно находится здесь.

Маг поднял указательный палец и прислонил князю ко лбу.

– Вот здесь. Здесь находится самое далёкое и страшное место из всех, которые только можно представить. Путь туда полон опасностей и преград, поэтому и добраться туда без посторонней помощи – или правильней сказать «потусторонней»? – никак не получится.

– В моей голове? – удивился Поль, потирая место прикосновения.

– Да, там, в вашей голове, находится самая сложная машина из существующих, и, чтобы проникнуть в неё и не быть перемолотыми острыми шестернями подсознания, нам понадобится этот, хм, человек. А теперь подумайте, зачем же Всевышний запрятал это место так далеко?