– И последнее, – произнес фехтовальщик, убирая деньги. Золото приятно звякнуло в кармане. – Штелен.

– Что насчет нее? – спросил Морген.

– Она рассердится. И Бедект бросил ее так же, как и…

«И меня. Он бросил меня».

Вихтих был не в силах произнести это вслух.

– Она рассердится, – закончил он.

– Ты боишься ее.

– Конечно, нет, – соврал Вихтих, – но она может доставить тебе много неприятностей здесь, в Послесмертии.

– Я – бог, – сказал Морген. – Она – просто клептик.

«Просто клептик?»

Мальчик был идиотом, но Вихтиха это не касалось. Она застрянет здесь, в Послесмертии, а он будет жив. Отказываться от идеи отбить у нее Лебендих было почти физически больно, но это выглядело достаточно честной сделкой.

– Ты примешь меры, чтобы отвратительная сучка не погналась за мной?

– Конечно.

– Тогда я сделаю это, – сказал Вихтих. – А ты действительно можешь это сделать? Ты можешь вернуть меня к жизни?

– Я – бог.

– Разве нет каких-нибудь правил на этот счет?

– Все верят, что некоторые – избранные – души могут вернуться из Послесмертия, чтобы завершить незаконченные дела.

Что ж, очевидно, Вихтих был особой избранной душой, и ему еще предстояло выполнить свое предназначение и стать Величайшим в мире фехтовальщиком. В словах юного бога был смысл.

– У Бедекта есть фора, – сказал Морген.

Его опасения насмешили Вихтиха.

– Найти его будет нетрудно. Для этого достаточно заглянуть в первый попавшийся бордель. Если же его там не окажется, я пойду на хруст его коленей.

– Я до сих пор не вижу причин, – сказал Морген.

«Что, черт возьми, это может значить?»

– Я знаю, – ответил Вихтих.

– Причины имеют значение. Или должны иметь. Особенно для бога.

Крайне озадаченный Вихтих, тем не менее, продолжил подыгрывать ему:

– Так и есть.

– Каждое решение, которое я принимаю, может лишить кого-то шанса на счастье или лучшую жизнь. Или на искупление.

– Это все сказки, – Вихтих решил, что наконец-то нащупал нить беседы и может извлечь из нее что-нибудь полезное. – Счастье – это поцелуй красивой девушки, которая ушла раньше, чем ты им насладился.

Он заметил румянец на щеках мальчика. В отличие от любой другой серой души здесь, бог расцвечивал мир своими чувствами.

– Искупление – это сладкая ловушка или розга, алая от крови с твоей спины. Все зависит от того, кто ее держит, и чего те, кто ее держат, хотят от тебя. Тебе, как богу, стоит научиться быть и тем, кто хлещет, и тем, кого хлещут.

Морген покраснел и нервно посмотрел на него. Мальчик выглядел так, словно Вихтих небрежно бросил ему в лицо неудобную правду. Вихтих попытался вспомнить, что сказал, но он в тот момент сам себя не слушал. Он выбросил эту мысль из головы.

«В этом нет ничего удивительного. Откуда парню еще почерпнуть житейской мудрости, кроме как из бесед со мной».

– Я думаю, что причины, по которым люди что-то делают, должны иметь значение, – сказал Морген. – Может быть, если бы я знал эти причины, я бы принял другие решения.

– Учитывать прихоти и потребности других при принятии собственных решений – глупо.

– Я все еще верю в искупление.

Вихтих рассмеялся:

– Ты можешь быть богом, но ты все еще наивный маленький мальчик.

Морген откинулся на спинку стула:

– Убей Бедекта. Я дам тебе все, что ты заслуживаешь.

Глава пятая

Гнилое сердце вырежь из груди

И ощути любви остывшей вздох.

Покоя нет, хоть чувства укради:

Смерть заживо настигла, дух усох.

Хальбер Тод, поэт-котардист ^[2]

Штелен ехала в Зельбстхас бок о бок с Лебендих Дурхдахтер. Пришлось прожить целую жизнь, полную убийств, воровства и безответной тоски, и умереть, чтобы найти хоть какое-то тепло.

Она украдкой взглянула на мечницу. Взгляд Штелен задержался на могучих перекатывающихся мускулах, которые не мог полностью скрыть даже обшитый цепями хауберк. Лебендих была всем, чем мог бы быть Бедект, будь он лет на десять младше, стройнее, умнее, красивее, не стеснялся проявлять чувства и женственнее. Сойдись Штелен и Лебендих в честном бою, мечница обязательно победила бы. Но Штелен никогда не дралась честно. Честность – для идиотов и мечников. Но не для мечниц. Лебендих была другой.

Лебендих заметила, что Штелен смотрит на нее, и лицо мечницы озарилось улыбкой – светлые глаза принимали в этом гораздо больше участия, чем губы. Она подъехала ближе, протянула руку Штелен.

Штелен мельком взглянула на темно-русые волосы Лебендих, и память немедленно подкинула запах пота и стали, их неотъемлемую принадлежность. Подруга носила короткую, выше бровей, грубо обрезанную челку. Сами же волосы ее, если бы Лебендих распустила спрятанную в цельнокованый стальной шлем косу, свесились бы ниже талии.

– Никогда не бывала в Зельбстхасе, – сказала Лебендих. – Мне казалось, что таких, как мы, там не особо привечают, – она снова улыбнулась одними глазами. – Даже в Послесмертии.

«„Таких, как мы“. Мы – похожи друг на друга».

При этой мысли у Штелен потеплело в груди.

– В целом да, – ответила она.

Она глянула вперед, на город и стражников у его ворот.

– Но Бедект сказал, что хочет встретиться там, в «Ляйхтес Хаус».

Лебендих молчала, зная, что Штелен еще не закончила свою мысль.

«Она так хорошо меня знает и понимает меня».

– Мы останавливались там в прошлый раз, когда заезжали туда. Но в мире живых.

Лебендих ждала.

– Когда мы покидали таверну, я убила там всех. Каждого пьянчугу. Каждую служанку-шлюху.

Бровь Лебендих дернулась при слове «шлюха».

– Мне пришлось, – сказала Штелен. – Бедект был ранен, умирал. Я должна была твердо знать, что никто не погонится за нами.

Лебендих коротко кивнула один раз, соглашаясь.

– Почему он хочет встретиться именно там? – спросила Штелен. – Это какой-то тонкий намек?

– Если бы это сделал Вихтих, – ответила Лебендих, чуть замявшись перед тем, как произнести имя фехтовальщика, – то я бы сказала «да». Но Бедект… Он скажет тебе все, что сочтет нужным, напрямую. Это, наверное, просто единственная гостиница в этом городе, которую он смог вспомнить.

Она была права. Что старик любил – так это планировать свои замыслы до мельчайших деталей, но по части намеков он был настолько же изыскан, как пинок по яйцам. Штелен вновь ощутила, как пытается схватить воздух разорванной трахеей, и горло ее сжалось. За Бедектом был должок; за тот удар она ему еще так и не отплатила. Да и за многое другое.

Они продолжали ехать в уютной тишине, приближаясь к западным воротам. Штелен окинула стражников привычным оценивающим взглядом. Начеку, в полной боевой готовности к любым неприятностям, руки сжимают навершия мечей. Не какие-нибудь скучающие увальни.

«И несмотря на все это, я все еще влегкую могу их прикончить».

У них не было бы шансов. Люди в таких доспехах двигаются слишком медленно. Они умрут еще до того, как поймут, что их атаковали. Существовал ли лучший способ проникнуть в город? Только идиоты и мечники предупреждают своих противников, что собираются напасть на них.

Она снова украдкой взглянула на Лебендих.

«Она действительно не такая, как все, или я просто вижу то, что хочу видеть?»

Женщина, которая хотела завоевать титул Величайшего Фехтовальщика… Фехтовальщицы… в Мире.

«Но это еще не значит, что она и в другом похожа на Вихтиха по характеру, так ведь?»

Она ненавидела эту мысль.

Штелен поправила рукав, убрав с глаз долой поблекший, выцветший от времени шарф. Теперь она таскала с собой меньше тряпок-трофеев, чем при жизни, и каким-то образом это было связано с крепкой фехтовальщицей.

«Может быть, придет день, и я выброшу самый старый шарф, тот, который я забрала у мамы».

Нет. До тех пор, пока ее не поймают и она не получит за все свои грехи сполна, этот шарф будет при ней. У Штелен всегда было чувство, что она в конце концов будет наказана за все, что совершила. Но теперь рядом с ней была Лебендих, и Штелен начинало казаться, что она и не должна понести никакого наказания.

«Она тебе нравится».

Грудь отозвалась глухой болью.

«Но с чего бы ей думать о тебе?»

Действительно, с чего бы. Штелен понимала, почему привязалась к Лебендих, хотя чувствовала себя неуютно, заглядывая в глубины собственной души. Но причины, по которым Лебендих оставалась с ней, были загадкой. И вряд ли она могла вот так просто спросить о них.

«Она с тобой, потому что у нее нет выбора».

Нет, это неправда.

«Да что ты? Кредо Воина: Те, кого ты убьешь, должны служить тебе в Послесмертии. Ты убила ее».

И не сказать, чтобы у Штелен была какая-то серьезная причина для этого. Она убила Лебендих, чтобы досадить Вихтиху, украсть у него нечто дороже просто золота.

«У нее нет выбора».

Штелен оскалилась, обнажив крупные желтые зубы. Лебендих останется с ней, даже если она ее освободит.

«Так освободи ее и узнаешь».

Она не могла.

«Трусиха».

Штелен отбросила эту мысль. Она была счастлива с Лебендих, ей было с ней настолько уютно, как никогда ни с кем другим. Даже с самой собой.

Что-то в этой женщине напоминало ей…

«Дерьмо».

Бедекта, конечно.

Они были очень разными, и все же Лебендих и впрямь напоминала Штелен Бедекта, и ей начинало казаться, что она совершает предательство.

И все же Лебендих была совсем другой. Она проявляла свои чувства и не побоялась бы при этом бросить вызов всему миру. Пару дней назад какой-то пьянчуга на развалинах Найдриха позволил себе отпустить ехидное высказывание о Штелен. Лебендих зарубила его, не колеблясь ни секунды. Только что он был язвительным говнюком, и вот он уже – корм для собак.

«Она действительно чертовски эффективно обращается с этими своими мечами, – размышляла Штелен. – На нее приятно смотреть».

Но ни блеска, ни зрелищности в ее стиле боя не было – и, скорее всего, именно поэтому Вихтих был Величайшим Фехтовальщиком в Мире – Штелен признавала это (но только не в его присутствии) – а Лебендих просто великой.

Но мысль о том, что Лебендих похожа на Бедекта, причиняла боль.

«Я любила его, а он убил меня, чтобы защитить этого божка, этого нелепого мелкого говнюка».

И ради чего? Чтобы маленький ублюдок смог построить воинствующую теократию из одержимых засранцев? Люди, умершие позже нее, рассказывали, что Зельбстхас и Готлос на пороге войны. Мелкое грязное королевство падет перед концентрированным фанатизмом Геборене, это лишь вопрос времени, как скоро.

Стражники шагнули им навстречу, преграждая путь. Штелен расслабилась, подавила желание обворовать их или превратить в трупы, валяющиеся на безукоризненно чистой улице. Лебендих со всем разберется. Ее манера держать себя – само спокойствие – делала такие вещи намного проще – и гораздо менее жестокими.

– Благородные господа, – произнесла Лебендих, положив большие руки на луку седла. – Мы…

Стражники глянули мимо нее, на Штелен, и расступились, давая им проехать. Что Штелен и сделала, а Лебендих последовала за ней.

Они не задали им ни единого вопроса; Штелен и Лебендих беспрепятственно въехали в Зельбстхас.

– Какой смысл заводить стражу, если они впускают таких, как мы? – спросила Штелен. – Кем тогда, получается, надо быть, чтобы тебе дали от ворот поворот?

Лебендих пожала плечами.

«Слишком уж легко все прошло. Что-то тут не так».

Штелен рявкнула на свою лошадь, чтобы та сама выбрала путь. Уши зверя задрожали и задергались от страха, что Штелен сейчас съездит промеж них.