– Ну как есть, Антонина.

Смотрю в ее глаза и не пойму, она правда настолько пьяна или притворяется?

– И можно не называть меня так длинно? Мне нравится Тоня. Или Тонечка.

Пьяна. Без вариантов.

– Можно, – усмехаюсь я и волоку эту пьянь до машины.

Лишь бы не вырубилась дорогой, иначе придется тащить ее в номер на руках.

13 глава

Я жду, когда Антонина займет место в салоне и сажусь рядом. Пишу Дану, что мы уехали в отель, и, открыв почту, пытаюсь переключиться на работу. Надо перестать думать о том, что рядом желанная и соблазнительная диковинка. Не припомню за собой, чтобы какой-нибудь девушке прежде давал время ко мне привыкнуть.

– Какой же ты скучный! – Выхватив телефон из моих рук, Антонина прижимает его к груди. – Каждую свободную минуту говоришь о делах и сейчас опять, наверное, ими занимаешься… Да и предыдущие две недели тоже! Нам осталось ноутбуки в гостиной поставить друг напротив друга, и можем вообще из отеля не выходить. Я не собиралась уезжать и хочу танцевать! Отвези меня обратно! – заявляет она с вызовом немного заплетающимся языком.

Сканирую красивое лицо прищуренным взглядом, останавливаясь на приоткрытых губах. Всего секунда отделяет меня от того, чтобы впиться в них. Нет, скорее вгрызться. Эта девчонка нежности не вызывает. Будит какие-то животные инстинкты. За которые я не в ответе. Больше не в ответе…

– Я пытался держаться, честно, – тихо говорю, не сводя с нее глаз.

– В смысле…

– В прямом. – За затылок притягиваю Антонину к себе и целую, чувствуя, как зверюга внутри срывается с цепи.

Не так я представлял наш первый поцелуй и уж точно не хотел с ходу показывать диковинке свою темную сторону. Но именно это сейчас и делаю. Последние оковы слетают с моего зверя, и, обхватив Антонину за ягодицы, я сажаю ее на себя, углубляя поцелуй.

Она сладко стонет и бормочет что-то на русском, когда я освобождаю ее губы из плена и веду языком дорожку от шеи к груди. В это мгновение я похож на одичалого и голодного хищника, который дорвался до своей добычи.

– Я… Я… – Тоня сжимает руками мои плечи до ощутимой боли. – Ты переходишь все границы… – Задыхается и трется о член промежностью. – Но как же это приятно, – вдруг слетает с ее языка. – Хочу еще…

Смысл услышанного не сразу добирается до поплывшего сознания, но когда доходит, я прекращаю терзать шею диковинки. Чуть отстраняюсь и смотрю в ее огромные растерянные глаза.

– Ну-ка повтори.

– Ты отвратительный и бесцеремонный грубиян. – Она облизывает припухшие от поцелуев губы и опять вжимается в мою эрекцию. – Но это очень приятно. Сложно себя контролировать. Хочу, чтобы ты еще так сделал…

Мысленно я имею ее прямо в такси. Выдержка на волоске. Ведь очевидно, что диковинка не притворяется сейчас.

– Осмелела? – Веду руками вверх, к ее груди, и сжимаю округлые полушария.

– Это все алкоголь, твоя грубость и… – Антонина осекается, когда я толкаюсь в нее бедрами, имитируя секс. – Боже… – шепчет и еще сильнее впивается в мои плечи пальцами. – Ненавижу тебя. – Она распахивает глаза, прожигая меня губительным огнем. – Каждой клеткой предающего меня тела ненавижу.

У самого сейчас искры из глаз посыпятся. Это не диковинка – это наркотик. В чистом виде. Дурею от этой девчонки и слов, что вылетают из ее рта.

Не так давно я навещал партнера в Китае, и после подписания документов Никас отвез меня в свой научный центр – показать, как обученные собаки обнаруживают у человека заболевания. У больных раком, оказывается, специфический запах тела, и псы в девяноста девяти процентах случаев его распознают. У меня сейчас что-то похожее. Овчарки Никаса меня бы обступили, потому что метастазы от с ума сводящего влечения к диковинке распространились по всему телу. Какая-то нездоровая одержимость. Никогда и ни к кому такой страсти не испытывал.

Отключив мозги, впиваюсь зубами в шею Антонины, оставляя на нежной коже засосы, вылизываю ее и не могу насытиться. Всю бы съел.

Откидываю голову назад и шумно дышу, запоздало вспомнив, что у меня в руках девочка. Чистая, неопытная. Непорочная. Однако это ни черта не отрезвляет.

Антонина тычется носом в мою ключицу, обжигая горячим дыханием. Это так интимно. Запредельно. Еще ни на одну женщину у меня так не стоял, как на эту девственницу. Потряхивает от эмоций, которые она вызывает, и алкоголь лишь усиливает эффект. В штанах пожар, а диковинка продолжает тереться промежностью о член, доводя меня до невменяемого состояния. Еще немного, и будет взрыв.

Что и происходит. Вздрогнув всем телом и замерев, кое-кто получает разрядку. Я беру в ладони лицо диковинки и наблюдаю, как она сотрясается в экстазе. Глаза затуманены, губы приоткрыты, выражение лица такое, будто Тоня переживает в это мгновение самую настоящую муку. Ее эмоции бурные, искренние. Немедленно хочется все повторить. Но уже в номере и на своей кровати.

– Ты… – задыхаясь, произносит Антонина, придя в себя. – Ненавижу! – И опять льнет к моим губам.

Безумие между нами продолжается по новой, и теперь мы кончаем одновременно. Я изливаюсь в трусы, как пацан, который впервые увидел голые сиськи, а Тоня и вовсе отключается после второго оргазма.

Приплыли, блядь.

– За все, что вы здесь вытворяли, я хочу двойную оплату, – возвращает к реальности хриплый голос таксиста.

Закатываю глаза и смеюсь, чувствуя на себе вес диковинки. Все-таки придется тащить на себе эту пьянь.

Я расплачиваюсь с водителем, накинув сверху несколько сотен. Подхватываю Антонину на руки и несу к лифту. Если не отселю ее на днях, то и впрямь выебу. Жестко.

С трудом открыв номер, я заношу диковинку в спальню и, положив на кровать, смотрю на ее красивое лицо. В памяти еще свежи ощущения, как Тоня позволяла себя целовать, терлась о мой член, словно никакая она не девственница. Прошивает насквозь, когда визуализирую их. Это было горячо. Очень.

Буквально силой заставляю себя выйти из спальни и иду прямиком в душ. Холодный. Однако желание не становится меньше. Я все так же хочу Антонину.

Не знаю, как долго пялюсь в потолок, но загруженность на работе и сегодняшние события в итоге все же берут надо мной верх. Просыпаюсь в семь сорок, за двадцать минут до звонка будильника. Помятый и разбитый.

На автомате дохожу до гостиной. Включаю телевизор, заказываю завтрак в номер и, сделав пару звонков по работе, пишу Дану, чтобы к одиннадцати пригнал мне машину. Ответа нет. Набираю его, но в трубке сообщают, что абонент вне зоны доступа сети. Окей. Похоже, вчера не только мы с Антониной оторвались как следует.

Заглушив вспыхнувшие от воспоминаний эмоции, я заглядываю к диковинке, проверить, как она.

Тоня спит в той же позе, в которой оставил ее вчера на кровати. Выглядит беззащитной и уязвимой. Что я там говорил, нежности она у меня не вызывает? В такие моменты еще как.

Убираю темную прядь волос с ее лба и бужу. Ноль отклика. Сажусь рядом и опять зову:

– Тоня…

– Хочу спать. Уйди, – бормочет она и тянется за одеялом.

Я приношу из ванной стакан воды и силой заставляю диковинку сесть.

– Всю выпей. Не хватало еще обезвоживания.

Она смотрит на меня отрешенно. Опускает глаза на стакан в моей руке. Молча выпивает воду и снова падает на подушку.

Пьянь.

Оставляю Антонину досыпать и возвращаюсь в гостиную. Телефон на столе подает признаки жизни.

– Да, – отвечаю я.

– На связи, – хрипло произносит Дан.

– Машину к одиннадцати пригонишь?

– А ключи я где возьму?

– На такси заедешь за ними в отель. Не тупи.

– Принято, – завершает он разговор.

До одиннадцати еще хренова туча времени. Я переодеваюсь и решаю провести пару часов в спортзале. После тренировки завтракаю и погружаюсь в работу, отвечая на важные сообщения. Незадолго до прихода Дана опять заглядываю в спальню Антонины.

Она встала, и судя по ее растрепанному виду, только что. Слегка пошатываясь, стоит у зеркала и ватным диском вытирает потекший макияж.

Все два часа, пока я вымещал дурь на турниках и дорожке, словно стирают из памяти. В мыслях вновь одно: трахать диковинку.

– Ты меня смущаешь, – заметив, что я наблюдаю за ней, лепечет она. – Выйди.

– После вчерашнего это я должен говорить про смущение.

Антонина замирает. Наши глаза встречаются в зеркале.

– А что было вчера? – Она бледнеет.

Блядь, неужели собирается разыгрывать сцену, будто не помнит, что было вчера? Ведь не до такой же степени налакалась. Хотя учитывая все, что было…

– Пятно крови на постели не натолкнуло ни на какие мысли?

В это мгновение я жалею, что не позаботился о такой детали заранее. Вишневый сок, который я недавно допил, отлично бы подошел.

– Н… нет. – Тоня опускает глаза и задумчиво прикусывает губу. – Ты бы не стал, правда?..

Многозначительно молчу.

– Нет… – говорит она еще тише и с раскаянием в голосе. – Я вчера выпила лишнего, но точно помню, что секса не было. У меня ничего не болит…

– Внутрь не было. – Подхожу ближе, не в силах сдержать улыбку. Останавливаюсь сзади.

Антонина заметно напрягается, краснеет и начинает паниковать.

– Ты красиво кончаешь. Смотрел бы на тебя вечность, когда ты в экстазе.

Она смущается, но почти сразу же берет себя в руки.

– Мне нужно в душ, и сегодня я на работу не пойду. С такой больной головой ни одного кода не написать правильно. А по поводу вчерашнего… – В голосе Тони появляются нотки невозмутимости. – Карета превратилась в тыкву. Причем в буквальном смысле. – Ткнув пальцем в свое отражение, она как ни в чем не бывало продолжает вытирать тушь под глазами.

– Выходной? Почему бы и нет. Можем себе позволить. – Я кладу руки ей на талию и вжимаюсь в задницу Тони своей непроходящей эрекцией.

Диковинка тут же бледнеет, хотя мгновение назад была похожа на румяный кусок пирога.

– Можем? – переспрашивает она и шумно сглатывает.

– Да. Остаемся сегодня в номере. Вдвоем.

Я резко поворачиваю Антонину к себе лицом, и, когда замечаю мурашки на ее теле, самого будто током прошибает.

14 глава

Я пытаюсь оттолкнуть Леона, но ничего не выходит. Окутывает тревогой. Она пробирается в каждый уголочек души, даже самый потаенный.

За год, что живу одна, я так и не научилась себя контролировать и порой остро реагирую на всякого рода изменения. А еще по пятам преследует страх перед неотвратимыми событиями. И ведь их действительно не предотвратить!

Как можно хотеть человека и одновременно его ненавидеть?

Наверное, один честный разговор многое изменил бы в наших «недоотношениях» и расставил все по местам, но где гарантия, что меня услышат и поймут? Видно ведь, что у Дамианиса на уме. Хотя нет, про ум я погорячилась. Здесь явно что-то другое, неподвластное рассудку.

На помощь приходят не иначе как высшие силы. В дверь номера стучат и стучат, без остановки. Это отвлекает здоровенного наглого котяру от жертвы, которую он так и норовит сожрать.

– Сейчас отдам Дану ключи от машины, и вернемся к тому, на чем закончили, – обещает Леон.

Несмотря на всю серьезность ситуации и положение Дамианиса, у которого я числюсь в личных вещах, почему-то есть уверенность, что он меня не обидит. По крайней мере, физически. Ну или просто хочется так думать. Идеализировать людей – мое любимое занятие. С таким подходом и до стокгольмского синдрома недалеко.

Леон выходит из спальни, и я тут же направляюсь к комоду, на котором расставлен скудный набор уходовых средств. Сваливаю их на пол и перетаскиваю почти неподъемную деревянную махину к двери.