Кроме всего прочего, надо решать что-то с Ванессой. Она приняла Антонину в штыки, совершила глупость, которая принесла мне огромные проблемы. За месяц с небольшим я остыл и готов к диалогу. Держать при себе одновременно обеих и разруливать их конфликты у меня не получится. Придется выбрать кого-то одного. Я выбрал.

– И когда ты приедешь в следующий раз?

– Не знаю, – отвечаю честно. – Надо завершить одно важное дело.

– А работать я смогу после твоего отъезда?

– Тебе и в прошлый раз ничего не мешало работать. Но ты сама согласилась с моими правилами и даже не сопротивлялась. Почему?

Диковинка опять тянется к бокалу, делает глоток вина. Заметно, что она напряглась.

– Потому что из двух зол выбрала меньшее. Ну и к тому же прекрасно понимаю, что попала в опасный переплет. Не знаю, правильный ты для меня путь или нет, но оказаться совсем без помощи и поддержки было бы огромной ошибкой. Давай сменим тему. – Тоня грустнеет и, поднявшись с песка, начинает собираться.

Скольжу по ней взглядом. Угораздило же влипнуть в самый сложный из вариантов. Молоденькая, сломанная и недоступная. Хоть бы намеком дала понять, что у нее произошло.

– Поздно уже. Поехали домой. Колиф здесь все уберет. Теперь твоя очередь меня развлекать.

Скорее отвлекать. От мыслей, что наверняка кружат в умной головке.

Я перехватываю тонкую кисть и тяну Антонину на себя. Член тут же напрягается от ее близости и смущенного взгляда. В первые минуты близкого контакта диковинка всегда робеет, но почему-то это дико заводит.

Впиваюсь в ее нижнюю губу и оттягиваю. Дразню. Тоня пытается меня остановить, шепчет, что хочет домой, но мне срочно необходимо в нее впечататься и оказаться внутри.

Опрокидываю ее на покрывало, зацеловываю шею и грудь, задираю подол сарафана. Свободной рукой тянусь за презервативом. Они теперь у меня везде. В машине, в спальне, в ванной, в каждом кармане брюк и шорт.

– Леон… – чуть слышно попискивает диковинка, но уже не сопротивляется. Подставляет себя моим поцелуям. Призывно дрожит.

Я впадаю в бешенство, чувствуя кожей ее затвердевшие соски. От возбуждения аж горло сводит. По молодости заводили горячие и опытные штучки, а сейчас дурею от неумелых ласк невинной скромницы, вчерашней девственницы. Такого со мной еще не случалось.

Ловлю приоткрытые губы Тони ртом, торопливо натягиваю презерватив. Нависаю сверху и медленно погружаюсь в горячую тесноту. Ощущения – запредельные. Словно предохранители выбивает. Я даю диковинке немного привыкнуть, растягивая ее, а затем тараню очередью толчков. Словно огнем, обжигает мыслью, что хочу кончать в нее без резинки и преград. От нашей близости сносит башню. Опять сносит… Проклятье какое-то.

Гул в ушах нарастает. Делаю еще несколько толчков, и бедра сводит от удовольствия. Антонина несдержанно стонет и тоже кончает, пульсируя на члене, пока я тихо рычу, изливаясь в презерватив. Кажется, вечность.

– Это… это… потрясающе, – шепчет Тоня в шоке.

Ее лицо освещает пламя костра. На мгновение становится не по себе. Как оставить диковинку здесь одну? Все-таки это кайф, когда женщина нуждается в тебе и как в защитнике, и как в любовнике.

Домой мы возвращаемся далеко за полночь. Я отрубаюсь вместе с Антониной, решив дать себе еще день передышки. Сплю до полудня, завтракаю с диковинкой, после чего закрываюсь в кабинете, чтобы сделать несколько важных звонков.

Тоня появляется в разгар одного из них. Садится в кресло напротив и наблюдает, как я отстукиваю карандашом по столу. Опускает глаза на бумаги, в которых я закопался, долго их рассматривает, а потом вдруг меняется в лице.

Завершив разговор, фокусирую на ней внимание. Прищуриваюсь.

– Все в порядке?

В сгущающейся мрачной атмосфере звенит тишина.

– Д… да… – Антонина бледнеет и, оторвав глаза от снимка Александра Гроу, поднимается на ноги. – Откуда у тебя эта фотография?.. – В ее голосе слышны тревожные нотки.

Наши взгляды скрещиваются. Мысль, что пора выезжать в аэропорт, отходит на второй план.

– Через Шаповалова вышли на главного, – спокойно отвечаю я.

– Когда?

– Примерно две недели назад.

Мозг начинает работать в усиленном режиме. Отвлекает сообщение Дана, с которым мы переписываемся по рабочим моментам.

«Я поднял списки всех, кто обращался в тату-салон и делал себе такие треугольники, как у тебя. Лови».

Открываю файл и бегло изучаю информацию. Закрыв глаза, беззвучно матерюсь. Накатывает ощущение, что я в тупике.

Твою же мать!

Сердце простреливает возмущением, что это не может быть правдой. Однако все указывает на обратное. Недостающие фрагменты пазла, пылившиеся где-то в углу, теперь на самом видном месте.

Захлопнув ноутбук, припечатываю Антонину взглядом.

– Я задал направление и установил негласные правила. Просил не обманывать и не раз делал на этом акцент. У тебя была масса возможностей остаться честной. Но ты ими не воспользовалась. Почему? – чеканю слова.

Мы неотрывно смотрим друг на друга, накаляя воздух. Тоня делает шаг назад. И еще. Полагаю, не для того, чтобы сбежать, а чтобы найти опору.

– Потому что… – Ее взгляд загнанный, почти мертвый. Лицо, кажется, стало еще бледнее. – Потому что не знала, как правильно поступить.

Слова звучат как приговор.

– И сейчас? – пересилив себя, чтобы не сорваться на жесткие интонации, даю последний шанс чистосердечно признаться.

– Особенно сейчас. – Антонина смотрит на папку, в которой лежит снимок ее отца.

В этом я почти уверен. Но хотел бы ошибиться.

33 глава

Я пришла, чтобы попросить Леона взять меня с собой в Россию, а теперь ощущаю страх. Как в тот день, когда встретилась с людьми Маршалла. Мурашки бегут по рукам, слабость во всем теле, паника…

В последнее время не раз ловила себя на мысли, что этот разговор не за горами. И вот момент настал. Только все оказалось в разы ужаснее, чем я думала. Потому что увидеть на столе Дамианиса, среди его бумажек, снимок отца я ожидала в последнюю очередь.

Пытаюсь сопоставить факты и с каждым новым душу все сильнее разъедает противное чувство вины. Ее иррационально испытывать, но она есть. Как и нежелание открываться Леону. Я была дурой, когда захотела легких денег. И еще глупее поступила, влюбившись в своего же палача.

После смерти мамы я много жаловалась на жизнь, а жалобы – это молитвы дьяволу. Вот он меня и услышал. Стоит напротив и требует объяснений. А я не готова их дать! И до сих пор не уверена, что надо это делать.

Хотя, говорят, ошибок не бывает. События, которые происходят в нашей жизни, даже самые неприятные, необходимы, чтобы чему-то научить. В моем случае – доверять другим. Но разве это возможно? Особенно сейчас… Да и как доверять тому, кто собирается причинить мне боль? Как остаться с человеком, которому дан приказ уничтожить моего отца? Каким бы ни был, но он отец. Которого я в глубине души люблю. Это единственный близкий и родной мне человек.

– У тебя… самолет… – напоминаю, запинаясь.

– К черту! – Леон ударяет кулаком по столу.

Состояние близкое к обмороку, сердце работает на разрыв, в голове одно за другим мелькают события, случившиеся до этого дня.

– Твое настоящее имя.

– Ты знаешь.

– Имя, – с нажимом повторяет Леон, словно перед ним не девушка, которой он ночью шептал на ухо ласковые слова, а опасная рецидивистка.

Нервы окончательно сдают. Не надо давления. Неужели он это не понимает?..

Первые несколько дней я втайне ненавидела Дамианиса за то, что он так со мной в ту ночь… А сейчас ненавижу еще больше, потому что обнажить перед ним душу – это куда интимнее, чем просто отдать тело. Я бы и сама хотела понять, в чем причина страха и неуверенности, но внятного ответа нет. Есть лишь ощущение, что меня используют. Теперь я буду необходима, чтобы подобраться к человеку, которого он искал почти два месяца. У Леона в руках серьезный козырь – единственная дочь Гроу.

– Хорошо. Тогда я подскажу. Александра. В честь отца назвали? – Взглядом он будто ввинчивается в мою черепную коробку.

Цугцванг. У меня больше нет ходов. Да, наверное, и не было. Хотя Леон говорил, что я могла сбежать, пока его не было на острове. Почему не сбежала?

Закусив губу, Дамианис рассматривает мое лицо, затем склоняется над компьютером. Пара щелчков мыши, и из принтера медленно выползают несколько листов.

– Двадцать седьмое апреля. Почти год назад, салон «Чернила». Мы сделали татуировки с разницей в несколько дней. Я набил раньше.

Мастер тогда шутил, что на треугольники повышенный спрос, но я не придала этому значения. Да и не до того было. Психика была шаткой в те дни.

– Это первая зацепка. А вторая – отец-алкоголик, который, даже протрезвев, утверждал, что его дочери, скорее всего, уже и в живых-то нет, наркоманки треклятой. Как ты с документами все провернула, отдельно объяснишь, хотя я примерно догадываюсь, кто в этом деле помог. Шаповалов? Лихо вы все провернули. Ты какие-то данные отцу передавала? Как?

Леон кажется спокойным и сдержанным, но эмоции, которые плещутся в его взгляде… Нервно сглатываю, силясь устоять на ногах. Сейчас бы потерять сознание, но это явно не выход из ситуации. Вот вообще не выход.

Дамианис не сводит с меня глаз. Взяв телефон, он с минуту говорит с кем-то на креольском. Завершив разговор, выходит из-за стола.

Дистанция между нами сокращается, и все более ощутимы исходящие от Дамианиса волны опасности. Как любовника я хорошо узнала Леона, однако свою темную и жестокую сущность до сегодняшнего дня он не показывал. Неужели этот момент наступил?

– Пока ты не расскажешь правду, я никуда не уеду. – Голос Леона ровный, но слова звучат как хлесткие удары.

Кто-то утверждает, что трудности закаляют нас и делают более сильными, однако я бы хотела быть слабой и счастливой.

Надо как-то взять себя в руки.

– Александра осталась в прошлом, – произношу тихо. – Я Антонина.

– Отец тоже так считает?

– Не знаю. Мы не поддерживаем связь.

– Почему?

– После смерти мамы наши отношения резко испортились.

– Как умерла твоя мать?

Лицо кривится от подступающих рыданий. Внезапно я чувствую себя бесконечно уставшей. Мотаю головой, сбрасывая наваждение воспоминаний.

– Я не хочу… Пожалуйста, не надо…

– Я не спрашиваю, чего ты хочешь, – чеканит Дамианис. – Если до конца не понимаешь, что происходит, то объясню. Твой отец замешан в серьезных махинациях.

– Люди, на которых ты работаешь, тоже этим занимаются. – Откуда-то берется смелость вставить едкую реплику.

– Эти люди напрямую связаны с законом, у них есть поддержка федеральных служб. Когда вскроется, что ты в родстве с Гроу, тебе придется вернуться в тюрьму. И это в лучшем случае.

– Ты мне сейчас угрожаешь?

Леон шумно вздыхает. Злится.

– Многое будет зависеть от тебя и масштабов твоей лжи. Я допускал вероятность, что ты шестерка Маршалла, но после его облавы и прослушанных разговоров понял, что это не так.

Мысли опять разгоняют воображение.

– Выходит, ты мог сразу отбить меня у этих мерзавцев, но выжидал, чтобы проверить какие-то свои догадки…

Дамианис поднимает руку и касается пальцем моего подбородка, ведет до скулы. Почти неуловимо.

– А перед этим еще и трахнул… Тоже хотел что-то проверить? Какая же ты сволочь… – Самоконтроль терпит фиаско.

И похоже, не у меня одной.

Леон в мгновение сжимает рукой мою шею. Несильно, но ощутимо.

– Я проверю каждое твое слово. Начинай.

На секунду думаю, не послать ли его.

– А то что? Убьешь?

– Твои попытки быть дерзкой и закрытой все усугубляют, разве не видишь?

Чувствую.

Лишь однажды мне довелось оказаться в безвыходной ситуации. Когда сняли с рейса и повезли в полицейский участок. А теперь что?