– Справляетесь, справляетесь, даже более чем… Не знаю, это может показаться странным, но… Мне показалось, что я видел вас в одних трусах, шарящего по кустам примерно в районе улицы Достоевского, часов около шести утра…

Вот тебе на! Никогда Штирлиц не был так близок к провалу. А что он сам-то делал в районе улицы Достоевского в шесть утра? Дом-то у него совсем в другом конце города!

– М-м-м-да? Странно, очень странно. Вот он я, здесь – можно сказать, даже при параде. И с чего бы мне бегать по Достоевского в трусах?

– Действительно – с чего бы? – уставился на меня шеф. – Но если соберётесь в отпуск – я буду не против. У вас ещё двадцать один день остался, вообще-то, а лето кончилось!

– Летом мне и в Дубровице хорошо! – махнул рукой я. – Ну, не поминайте лихом!

– Тьфу-тьфу-тьфу, – сказал член райкома коммунистической партии и постучал по деревянной столешнице. – Не дай Бог! Идите уже!

* * *

У крыльца большого, выполненного в стиле советского хай-тек, здания пара рабочих докрашивали металлический макет нефтекачалки, ещё двое – из шланга поливали ступени. Молодая строгая женщина в стильном деловом жакете и узкой юбке выговаривала:

– Сейчас уже приедут! Ну всё, сворачивайтесь! Степаныч, давай, командуй своим – меня они не слушают!

– Не переживайте, – сказал я, – они приедут через семнадцать минут.

– А вы откуда знаете? – удивилась она.

– Так я вроде как один из них? – пришлось помахать корочкой журналиста. – Но я местный, из «Маяка». Так что не переживайте.

На крыльцо выскочил Исаков – в отлично пошитом костюме и белой рубашке, как всегда роскошный, загорелый, белозубый и искромётный.

– Гера? Вот это я понимаю! Самый первый! Ну – раз самый первый, то я тебе расскажу, что у нас сегодня намечается, и угощу тебя шоколадкой… – он и вправду сунул руку в карман пиджака и достал плитку горького шоколада. – Будешь?

И мы стояли на ступенях и грызли шоколад, и я слушал про полевой лагерь сейсморазведчиков, буровую установку на рельсах, строительство ветки трубопровода и нового детского лагеря, который примет пионеров уже следующим летом. У меня даже осталось время почиркать в блокноте – без диктофона было ужасно непривычно, будто в каменный век вернулся. Я сделал пару шикарных снимков Владимира Александровича – улыбающегося, красивого, на фоне только что подкрашенного макета нефтекачалки.

В этот самый момент подъехал жёлтый ПАЗ с надписью «УТТ» на борту, остановился, хрюкнул, кашлянул, с лязгом открыл двери, и из автобусика посыпались журналюги.

– Белозор, Гера! Нехорошо! Пользуешься местным непотизмом в рабочих целях? – это был Артёмов, из Петрикова, отличный фотокор и замечательный парень: худощавый, живой, с пронзительными голубыми глазами и острыми чертами лица.

– Владимир Александрович, это Дима Артёмов, лучший фотограф в области. «Петрыкаўскія навіны» – единственная белорусскоязычная газета у нас, между прочим! – представил я его второму лицу Нефтегазодобывающего предприятия.

– А-а-а-а, знаю-знаю! – откликнулся Исаков и продекламировал широко известную в узких кругах шуточку: – «Петрыкаўскія навіны» – які раён, такія i навіны!

Мы втроём громогласно рассмеялись, и видит Бог, Артёмов в этот момент успел заснять Владимира Александровича, и получился у него портрет с первого раза наверняка куда как лучше, чем у меня, грешного, после десяти минут съёмки…

– А вы ведь бывали на Петриковщине, да? – подмигнул начальнику Артёмов. – Разбираетесь в теме!

– У меня бабушка из Турка! – улыбнулся в ответ Исаков, и тут же повысил голос: – Ну, товарищи журналисты, прошу за мной! Начнём с экскурсии по конторе, потом – поедем в поля! Возражения есть? Возражений нет! Рысью, марш-марш!

* * *

Я трясся в пахнущем бензином «пазике» рядом с Артёмовым и другими журналистами и блаженно улыбался: эффект бабочки работает! Исаков на посту первого заместителя директора НГДП – то есть, по сути, второе лицо в Дубровицкой (читай – белорусской) нефтянке – это настоящий прорыв! Он за три месяца успел накрутить хвосты такому количеству людей, что пресса просто подмётки на ходу рвала ради одной только возможности получить комментарий от молодого-перспективного начальника. А тут – пресс-тур! «Советская Белоруссия», БелТА, «Гомельская правда», даже вроде как из минского корпункта «Комсомольской правды» кто-то был, не говоря уже об отраслевой прессе нефтяников… Неплохая такая информационная бомба получится. Зная Владимира Александровича – акулы пера уедут влюблёнными в него, в Дубровицу и в НГДП. А там ещё и Волков на информационном горизонте появится, и тогда…

– А вы не Герман Белозор случайно? – звонкий девичий голос отвлёк меня от мечтаний о Нью-Васюках, и я вздрогнул.

На меня смотрели широко раскрытые удивлённые карие глаза:

– Я Зоя Югова, «Комсомолка»…

– Студентка, спортсменка и просто красавица? – на всякий случай уточнил я у этой рыжей симпатичной миниатюрной девчушки лет двадцати трёх.

Артёмов вовсю пихал меня локтем в бок – он тоже оценил минскую коллегу весьма положительно.

– Нет! То есть – да! Спортсменка, но уже не студентка, могилёвский журфак я год назад окончила! «Комсомольская правда», вообще-то! – наморщила нос она. – Что вы меня путаете? Я хотела у вас вот что спросить: вы комсомолец?

– Комсомолец. До двадцати девяти лет имею право!

– Это же просто отлично! Как насчёт интервью? – захлопала ресницами она.

– В смысле? – моему удивлению не было предела. – Какого интервью?

– Ну, у вас! Могу я у вас взять интервью?

– Ы-ы-ы-ы… – только и смог выдавить я.

Автобус дёрнулся, зафырчал и остановился.

– Приехали! – голос водителя позволил мне избежать неловкой ситуации: все двинулись к выходу.

Только интервью мне сейчас и не хватало!

Глава 2, в которой пахнет булочками и болотной тиной

Раздались три свистка, и вдруг земля дрогнула, пытаясь уйти из-под ног. Четыре килограмма тротила – не шутки! Я защёлкал фотоаппаратом – из скважины рванул целый фонтан чёрной жижи, должно получиться эпичное фото!

Нет, нефть так не добывают. Так сейсморазведчики возбуждают упругие колебания – при помощи взрывных работ. Кажется, отличный кандидат на мой личный конкурс конченых заголовков: «Как в Дубровице возбуждают упругие колебания: весьма специфичный опыт сейсморазведчиков».

Пока народ с фото– и кинокамерами третировал Тихого – главного инженера Управления сейсморазведки НГДП, я пытался скрыться от многозначительных взглядов комсомолки Юговой и сделать это одновременно с поиском источника умопомрачительного запаха свежего хлеба.

Меня интересовали в первую очередь дубровчане, которые работают здесь, в полевом лагере. Про начальников и достижения напишут и другие – тут хватало талантливых писак и без меня, а потому я аккуратно слился с интервью и, подчиняясь своему обонятельному инстинкту, двинул на запах выпечки.

Ароматы сдобы привели меня к обычному белому вагончику. Именно здесь располагалась кухня. Тут же, под навесом, стояли огромные деревянные катушки, переоборудованные под столики, и аккуратные чурбачки, что служили табуретами. Я поднялся по железным ступеням, отворил дверь, и в лицо мне шибануло сытными запахами борща, тушёного мяса, овощей… И никаких булочек!

– Добрый день! Я из газеты «Маяк», вот хочу написать про то, как сейсморазведчики в полях питаются!

Две миловидные женщины-поварихи неопределённого возраста тут же разулыбались, застеснялись, но при этом принялись наводить лоск в своём хозяйстве: тут – смахнуть крошки, здесь – аккуратнее расставить кастрюльки…

– Мы хотим, чтобы всё было по-домашнему! – хором заговорили они и рассмеялись.

Обе оказались уроженками Дубровицы и с удовольствием рассказали и про меню, и про особенности полевой кухни.

– А когда холодно – то у нас есть ещё и вагончик-столовая… Их с кухней спаривают, – они переглянулись и снова принялись хохотать.

– Это замечательно, а булочками вот пахло, это откуда?

– Это от нас! Пирожки с мясом, с яйцом и рисом, с грибами, с картошкой, капустой, со сгущёнкой и повидлом. Печёные, не жареные!

– А…

– А все уже разобрали! Очень наши мальчики их любят!

Зараза! Конечно, материал будет неплохой, и поварихи должны на фото получиться просто огонь, но пирожки проплыли мимо меня. Я выбрался из вагончика и растерянно повертел головой: всё-таки булочный запах определённо витал в воздухе!

И в этот самый момент я встретил его! Этот посланец небес шёл в ореоле солнечного света, сверкая великолепной лысиной и слегка сутулясь, потому как руками прижимал к груди бумажный пакет, полный пирожков!

– А-а-а-а! Пресса! А чего ты с Тихим не беседуешь? Там же все ваши?

– То не наши, то ихние… Евоные… Чёрт, в общем: это я наш! А они – не наши!

– А чего это ты – наш?

– Так я ж дубровицкий, из «Маяка»!

– Шкловский что ли?

– Белозор!

– А-а-а-а, Гера Белозор! Пирожок с повидлом будешь, Белозор? Ты тоже молодец, про народные дела пишешь… Я больше про спорт люблю, но как ты коммунальщиков песочишь и в горсовете бодаешься, тоже почитываю…

– Буду! – я наконец оказался обладателем вожделенной выпечки и тут же впился в пирожок зубами.

Яблочного повидла внутри полно, начинки не жалели! Не то, что в моё время, когда можно было уже наесться теста до отвала, прежде чем наткнёшься на капельку варенья…

– Шпашыба! – прошамкал я. – А вы иж Дубровычы?

Пирожок не давал мне говорить нормально, но лысый всё понял и кивнул:

– Да-а-а! Карпов Тимур. Инженер-механик. Оголодал ты, однако! Пошли в вагончик, чаем тебя напоим и пирожков вместе поедим!

Конечно, я пошёл с ним в вагончик и напился сладкого чаю, и наелся пирожков, и пообщался с целой компанией дубровицких дядек: электроников, сейсмиков, взрывников, наладчиков и геодезистов. Отснял и их, и условия жизни. Бытовку свою они только хвалили. Мол, тепло, светло и мухи не кусают. И кровати у них нормальные – это Исакову спасибо, и вообще, такая новая метла как он, которая по-новому метёт именно таким образом – это просто находка для всего предприятия. О людях думает, а не о себе.

Я не стал их разочаровывать. О людях Владимир Александрович, конечно, тоже думал. Но со своей эгоцентричной точки зрения. Ему жутко нравилось всем нравиться, он любил когда его любят!

Прощался с сейсморазведчиками по-доброму:

– Ну, ищите себя в газете! – пожимал я одну за другой крепкие ладони.

– Смотри, чтоб рожа кривая не получилась! – улыбнулся Тимур. – Бывай, журналист!

* * *

Югова стояла у ПАЗа и выжидающе глядела на меня:

– И где вы были, товарищ Белозор?

– Работал! – сказал я, стряхивая крошки с груди. – Напряжённо.

И поковырялся в зубах.

– Эм-м-м… Скажите, а как это у вас получается – вот так вот напряжённо работать и попить-поесть при этом, и материал хорошо сделать, и оставить всех довольными?

– Что? А… Материал… Вот вы где были?

– Ну, можно сказать, что на мини-пресс-конференции главного инженера – первого зама управления сейсморазведки Владислава Тихого, а что?

– И много там с вами было коллег?

– Все… Кроме вас, товарищ Белозор!

– Во-о-от! А я где был?

– Да судя по всему – перекусывали! – она даже кулачки упёрла в бока…

Ну да, не в бока, а в такую стройненькую талию, которая постепенно переходила в такую кругленькую… Такс, это всё нюансы, а суть в том, что…

– Перекусывал, именно. Чай пил. И общался с дубровчанами-сейсморазведчиками. И будут у меня люди труда: инженеры, сейсмики, механики, геодезисты. Живые, с улыбками, байками и хохмочками. А у вас у всех – один Тихий. Кто молодец?

– Во-о-о-от как! То есть, вы не разгильдяй, вы – молодец?

– Только так.

– Так согласны на интервью?

– Не-а. У меня в Слободке под мостом стихийная свалка, надо сфоткать и критику написать. Какое интервью? Люди гадят, мастера ЖЭКа невесть куда смотрят, участковый спит, наверное…

– Один вы в белом пальто красивый?