– Слушайте, вы меня, наверное, неправильно поняли. Я ведь не для оценки принёс. Мне просто самому интересно, что это. Я же вижу, что не бижутерия какая-нибудь. А вот что, определить не могу.

Но она ему, похоже, не верила.

Конечно, это потому, что он встретил её здесь, а не в музее. Хотя он и шёл вообще-то в музей – рабочий день скоро, он успел только выйти из Ямы, забежал домой помыться. А по дороге, прямо на углу – лавка, он никогда на неё и внимания-то не обращал.

Ломбард

И ниже, мелкими буквами:

Скупка и оценка драгоценностей

Подумал: а ведь сюда мне и надо! Работает с десяти, посмотрел на часы – только девять тридцать, но дверь была приоткрыта, явно кто-то уже на месте. Вот и зашёл. А она как раз тут – стояла у прилавка со скучающим видом, смотрела в телефон. Обернулась, бросила: «Закрыто!» Но он её сразу узнал: встречал в музее. Молодая женщина, симпатичная, работает недавно, вроде приехала из Питера. Он слышал, что Алексей Геннадьич отзывался о ней как о большом специалисте.

– О, какое совпадение! Вы же у нас в музее работаете?

Она смотрела с удивлением, похоже, не узнавала.

– Я Юра. Я кружок спелеологии веду. А вы же из отдела реставрации?

– Я ювелир, – сказала она неохотно.

– Точно! Вспомнил! Это ведь вам на экспертизу колье отдавали? Ну, когда его с экспозиции вроде как пытались украсть. А потом оказалось, что оно поддельное. Эх, какой скандалище вышел! Что, не нашли его ещё? Я не очень слежу. – Он говорил быстро и весело, хотя она до сих пор смотрела холодно, без улыбки. – Здорово, что я вас тут встретил. У меня вот какое дело. Посмотрите. Это из пещеры, только что нашёл. Вы можете определить, что это?

Сухая, высокая, в деловом костюме, с очень строгим лицом. Взяла камень, стала рассматривать. На лацкане пиджака – большая брошь в виде кустика ежевики, крупные чёрные ягоды. Похожи на агаты, только прозрачные. Что бы это могло быть? Эх, так и не научился как следует разбираться в камнях, а ведь всегда было интересно. А вот она, конечно же, прекрасно в них разбирается. Ювелир всё-таки.

Она рассматривала находку долго. Сощурившись, крутила так и эдак – на свет, в лампе. Потом зашла за прилавок – он удивился, она здесь была как своя, – взяла инструменты и смотрела через лупу и через специальный прибор, похожий на короткую подзорную трубу, который зажала правой бровью. На лице – ни тени. Один только вопрос и бросила, как бы между прочим: «Больше нет?»

Потом отложила в сторону, будто забыла. И молчала. Глядела на него. Словно ждала, что он первым заговорит. А он нервничал, как в конторе какой, словно это чиновница и она его судьбу сейчас решает, а не камень пытается определить.

Не выдержал:

– Так что?

– Что? – сделала вид, что не поняла.

– Камень – что это?

– Вы хотите сказать, что не знаете?

Он опешил.

– Вы думаете, я бы вам его принёс? Если бы знал.

Она почему-то посмотрела на улицу. Потом вышла из-за прилавка и заперла дверь. Подошла к нему.

– Юрий… – она сделала выжидательную паузу. Он опешил от такой официальности, но поспешно дополнил:

– Фролович.

– Юрий Фролович, вы давно работаете в музее?

– Да, как бы… всю жизнь.

– А поточнее?

– Двенадцать лет. Кажется.

– Кажется. Ну, значит, вы прекрасно знаете, что это такое.

– Вы шутите? – Он чувствовал себя дураком. – Что бы я тут делал тогда?

– Юрий Фролович, не надо обманывать. Вы не ко мне шли. Вы шли в ломбард.

– Ну и что, что в ломбард? Мне же не для оценки, мне же понять… – Он почувствовал, как холод подступает к спине. И в голове становится холодно. Сонливость никак не проходила, мысли продолжали путаться. Но что-то неприятное уже зародилось на уровне желудка.

– Вот вы и поняли. – Она усмехнулась, потом вдруг взгляд её стал злой и хищный. Заговорила быстро, без прежней расслабленности: – Так, давайте начистоту. Пока нас никто не слышит. Вы несёте мне всё. Вам десять процентов. А я за это не иду в полицию.

– Какую ещё полицию? Вы совсем, что ли?! Что это за камень, можете мне сказать?

– Юрий Фролович, не надо изображать дурака. Мы с вами не дети. Я должна была вызвать полицию десять минут назад. Но я этого не сделаю. Договоримся по-хорошему. И разбежимся. Вы меня не видели. Я вас не знаю.

– Вы с ума сошли! – Он шагнул к двери, дёрнул. – Откройте немедленно! – Потом вспомнил про камень, прыгнул к витрине, схватил его со стекла. Как ни странно, она ему не мешала. – Больная, точно. Выпустите меня!

– Да нет, Юрий Фролович. Я не больная. Это вы ещё ничего не поняли. – Она помолчала, оглядывая его так, будто вешала бирку. Оценила. Сказала: – Мне вас даже жалко. Я вам дело предлагаю. Чтобы историю всю замять. А вы ломаетесь.

– Да какую историю?! Я этот камень в пещере нашёл! Сегодня ночью! Я понятия не имею, откуда он там. И что это вообще такое. Какая, к чёрту, история! Нет никакой…

– В пещере, говорите? – Она явно заинтересовалась. – Вот где вы его спрятали, значит. Умно, умно.

– Чего?! – он взревел. Внутри уже клокотало. – Ничего я не прятал! Я нашёл, я же говорю! Там щель, шкуродёр, там вообще никто не пролезет, ребёнок разве что.

– Ребёнок?

– Ну, не ребёнок, подросток.

– Из вашей секции?

– В смысле? – Он растерялся. Он не понимал, к чему она ведёт. – Я что-то…

– Ладно, остальное-то достанете? Или ребёнок этот ваш – достанет?

– Что – остальное?

– Остальное колье? По описи – сто сорок два камня.

– Какое колье?

Она замолчала. Нарочито не смотрела в глаза. Глядела на улицу, как ехали там машины. Потом достала из кармана телефон.

– Понятно. Договориться нам с вами, похоже, не получится. Жаль. Но может, вы одумаетесь. Давайте так – в любой момент. Ну, вы-то достать его уже не сможете. Но вдруг ребёнок этот ваш – какой-нибудь пещерный вундеркинд. Наверняка же есть такой, да? Кто вам помогал. Кто его туда спрятал.

– Что-то я перестаю вообще понимать…

Она уже не слушала. Взяла телефон – он успел заметить, высветился контакт «Глеб». Поднесла трубку к уху.

– Вы куда звоните? – Он занервничал.

– В полицию, Юрий Фролович.

– Чего? Зачем?

– Да очень просто. Я вас предупреждала. Я вынуждена на вас заявить.

– За что?!

– За кражу. Сапфировое колье восемнадцатого века. Музейный экспонат. Это вам не шутки. – Она говорила так, будто её это вообще не касалось.

– Что? Так этот камень…

– Сапфир, Юрий Фролович. Голубой сапфир, первая группа чистоты.

Глава 1

1

Он проснулся до будильника – вздрогнул и выплыл из сна. Только что увиденный кошмар быстро откатывал, как вода в отлив. Привиделось, что он в пещере и его завалило, не может ни пошевелиться, ни вздохнуть. Но оказалось, просто рука затекла. Стоило потянуться, и нахлынуло тёплое счастье: он дома!

Ник улыбнулся и открыл глаза.

Солнце заливало комнату. На потолке плескались резные тени – липа на ветру, клейкая, пахучая, запах долетал в открытое окно. Чвиркали воробьи в ветках. Колыхалась белая тюлевая занавеска – не от солнца, а так, овеществлять ветер. И Ник вдруг почувствовал, что любит всё это до головокружения: и это лето, которое обещает быть бесконечным, и липу, и воробьёв, и смешную куцую занавеску, и запах – книг, старых документов, деревянной скрипучей антикварной мебели, даже этого жёсткого дивана, – неповторимый запах дедушкиного кабинета.

Зажмурился от удовольствия и тихонько засмеялся.

Да, он уснул у деда в кабинете. Как маленький. Просто не смог отказать себе в удовольствии. Всё равно Милка в их комнате засела вчера в Сети и собиралась трындеть до утра, а он не может уже выносить её болтовню. Да и спать надо было лечь пораньше – вставать ни свет ни заря, Коля просил. И сдалось ему встречаться так рано, как будто что-то стряслось. «Утром узнаешь», – написал. Разводит таинственность, как всегда. Правда, сейчас Ник был этому рад – он соскучился по Коле, он бы ещё вчера, с поезда к нему прибежал, только дед обиделся бы («Ты к нему, что ли, приехал?»), да и тот сам написал: «Завтра в 7». Вот не спится, сразу видно – не столичный житель.

Ник потянулся и перевернулся на живот. Он тоже не столичный, фигушки. Не будет столичным. Они там ничего не понимают. Накатило неприятное воспоминание, как в новом классе стали кривиться, когда узнали, откуда он приехал: «Это где хоть? На карте покажешь?» Им кажется, кроме Москвы, вообще ничего нет. Выросли в своих бетонных коробках и даже представить не могут, что человек может жить в квартире, где ещё его прабабушка жила, с четырьмя комнатами, потолками в три метра, со старинной мебелью. И всё в самом центре города, из двора вышел, за угол завернул – вот тебе и администрация, и парк с аттракционами, и Дворец творчества, он же музей – дворянская усадьба, и даже Яма!

Ну, про Яму-то он, конечно, не рассказывал, этого бы там точно не понял никто.

Нет, решено: он упросит деда. Мама не станет возражать, а Милка только обрадуется. Вот папа… Ну что – папа. Он в итоге поймёт. Должен понять.

Ник поднял глаза, привычно отыскал на стене и подмигнул фотографии.

– Дед согласится. Ему же самому этого хочется, я-то знаю.

Саша с фото улыбался – он тоже этого хотел.

– И по тебе я скучал, – чуть слышно проговорил Ник.

Глупо, конечно, ему даже капельку стыдно было за это, но скучал же, правда. Когда уезжали в прошлом году, мама сказала: это копия, сделай себе такую же фотку. НоНик-то знал, что никакая это не копия. В смысле, фото – копия, да. Оригинал в музее, там ещё надпись на обратной стороне, чернилами: «Марго иСаша. Петербургъ, декабрь, 1913годъ». На этой-то никакой надписи нет. Но Саша – это же не только фотография. Это весь дедов кабинет, и вот этот запах, и старые книги, и долгие вечера, когда дед работал, а Ник сидел здесь, на этом скрипучем диване, наблюдая за его склонённой над столом фигурой, и даже такие вот яркие летние утра, и ещё сотни вечеров и утр… Саша – всё, что здесь. Его нельзя взять с собой. Хоть Ник и сфотал его на телефон, всё равно в итоге не открывал ни разу. В Москве с Сашей говорить не хотелось. В Москве вообще ничего не хотелось.

Ну и хватит об этом!

– Нас ждут великие дела! – объявил Ник и вскочил с дивана. – Будьте покойны, ваша светлость. Верный друг вас не подведёт!

Саша с фотографии улыбался – похоже, и он по нему скучал.

2

Дед уже не спал, был на кухне, мазал маслом хрустящую корочку горячего тоста. Тост проламывался под ножом, оголяя светлую мякоть, а масло моментально растекалось. От одного этого вида Ник понял, насколько голоден. Сцапал кусок из кучи, кивнул деду. Тот подвинул ему заварочный чайник.

– Раненько ты. – Высокий, сухой, дед уже выглядел по-деловому строго и серьёзно, был одет в брюки и свежую рубашку, только пиджака не хватало. Видно – готовится уходить.

– Ты тоже. – Ник сунул тост в рот, обжёгся и захрустел.

– Мне к восьми в областную администрацию. – Дед посмотрел на часы на стене кухни. – Сегодня заседание комиссии. Будем про Яму вашу решать.

– Про Яму? А что?

– Проблемы там возникли кое-какие… Кроме того, было предложение сделать из неё музей, помнишь?

– Так она же вроде и так при музее.

– Ледник при музее, а Яма официально нет, она природный объект. Вот переведём её в музей, будем туда туристов водить.

– Туристов… – Ник нахмурился. Он давно слышал про эту идею, кажется, её сам Фролыч предложил, но Ник не мог понять, что в этом хорошего. Фролыч говорил, что это даст возможность сохранить Яму, а ещё – официально её исследовать. А Нику казалось, чем меньше там будет народу, тем легче её сохранить и исследовать.

– Ну это пока только проект. – Дед налил себе ещё чаю и перевёл тему: – А Людмила чего?

– Дрыхнет. Хоть бы к полудню проснулась.

– Понятно. Богема. – Дед хмыкнул.