Рядом матерится Лекс, кажется, ему не нравится, что Алька приехала вместе с Солнечными, но я едва ли замечаю происходящее вокруг. Слишком занят мысленным вылизыванием гладких бедер в разорванных ко всем херам колготках…

– Глаза убрал от нее, блять! – рычит неожиданно оказавшийся совсем рядом длинный урод, естественно, пропалив меня на мысленном трахании его дерзкой сестренки.

С сожалением оторвав взгляд от Радужки, с трудом фокусируюсь на слишком ревностно охраняющем ее братишке. Радостно улыбаюсь, потому что тут у нас – не поселок элитный, из охраны – только дядя Вася на вахте… А, значит, повалять я этого длинного удода смогу всласть…

Краем глаза наблюдаю, как Радужка, с выражением совершенного безразличия, топает к двери, следом за ней, легко увернувшись от лап Лекса, спешит Алька, походу, заделавшаяся ее подружкой.

Не хотят замес смотреть?

Может, оно и правильно…

Мы как-нибудь без излишне заинтересованных.

– Как плечо? – ласково интересуюсь у красного от злости придурка. Я его вчера нехило так вывернул, по-моему, там даже что-то хрустнуло.

– Лучше, чем твои ребра, – скалится ответно Солнечный (ебать, фамилия, конечно) и шагает ближе ко мне. Сокращает дистанцию. Я уже вчера выяснил, что ему комфортнее работать на ближнем расстоянии. Привычнее так драться.

И потому делаю шаг вперед, врезаясь в грудь урода. Потому что мне тоже комфортнее поближе.

– Эй, эй-эй-эй! – Лекс поспешно становится между нами, – не здесь!

Я оглядываюсь по сторонам, замечаю направленные на нас камеры телефонов, кривлюсь…

Солнечный делает то же самое, повторяет мою гримасу.

Не знаю, что ему грозит за залет, а вот меня запросто могут отчислить… И никакие папашины бабки не помогут. Слишком много подвигов накопилось.

Смотрю опять на Солнечного, вижу понимание во взгляде.

– Не здесь, – киваю.

– Не здесь, – соглашается он.

После этого мы, к разочарованию всех присутствующих, отлипаем друг от друга и топаем к дверям универа.

– Надо было навалять, – сокрушается Вилок, топая следом за мной. Я сжимаю злобно губы, чтоб не ляпнуть какую-нибудь хуйню о свиньях, лезущих не в свое дело. Не объяснять же придурку причину моего отступления. Много чести. Да и не поймет. Он всегда был на редкость туповатым…

В универе мы сразу топаем на первую пару, потому что уже звонок, временно забив на все неоконченные дела.

Я смотрю на непривычно внимательно выискивающего кого-то взглядом Немого, на злого Лекса, держащегося рядом с Солнечным, видно, хочет до конца выяснить, каким образом его Алька попала к нему в машину, на разочарованного отменой махалова Вилка, и думаю только о том, что после пары найду Радужку и…

Надо все же эти ее колготки разъяснить…

Чтоб было, ради чего с ее братишкой бодаться, а то это все несерьезно как-то…

Глава 11

– Радужка, а Радужка, а кто тебе колготки порвал?

У меня неожиданное счастье: совмещенные пары по политологии. Нас всех, пятые курсы, у которых политологии не было на первом курсе, потому что не нашлось препода, и первые курсы, у которых политология нормально идет по учебному плану, согнали в одну здоровенную аудиторию, даже не аудиторию, а нехилый такой лекционный зал, где столы расположены на манер древнего амфитеатра.

Мы сидим на последних рядах, лектор где-то внизу, далеко-далеко, его не слышно, но самое главное, что нас не слышно.

Радужка сидит в компании своих однокурсниц, в отличие от них, жутко недовольная и напряженная. Завесилась своими разноцветными волосами, ножкой в серьезном таком говнодавчике нервно постукивает. Характер показывает.

А мне в кайф.

Я спецом уселся неподалеку, хотя Лекс с компанией с недоумением ржали и звали с собой на другой ряд. Но мне с ними не интересно.

Нафига они мне нужны, когда тут такое!

Тем более, что Немой потерялся в коридорах универа, растворился просто, состроив перед этим на редкость каменную морду.

Наверно, чтоб никто не вздумал задерживать, хотя тут мог бы и не стараться. Посмотрел бы я на придурка, который решится встать под стрелой…

Я сижу, развалившись пошло, раскинув руки на спинки соседних сидений, довольно скалюсь, полностью отдавая себе отчет, как оно все выглядит со стороны… И даже это прикалывает. Потому что Радужка пыхтит и злится. Кайф какой!

Давно такого кайфа не испытывал!

Ловлю себя на том, что жизнь у меня прямо заиграла. Красками. Радужными.

И полнее стала, что ли…

И хочется добавить еще цветов.

А потому я перегибаюсь через проход, где в ряду напротив, прямо с краю, на мое счастье, сидит Радужка, и шепчу:

– Плохо… Очень плохо…

На меня теперь с удивлением смотрят все соседки девчонки, весь ряд, кое-кто усиленно строит глазки, и этот кое-кто даже ничего так, с рабочими губами и блядским взглядом, и в другой раз я бы непременно воспользовался, но сейчас мне интересная реакция только одного человека.

И этот человек реагирует. Не хочет, но реагирует. А еще косит глазом на своих соседок, поголовно начинающих хихикать, стоит мне чуть подмигнуть. Не кому-то конкретно, а так… В пространство…

Смотрю я при этом только на Радужку, ее реакции жду.

Хочу ее.

И Радужку хочу.

Но это чуть позже. А пока…

Пялюсь на нее своим самым бабоснимательным, трахательным взглядом, от которого обычно у девчонок трусы со свистом слетают и пол пробивают, улыбаюсь, прекрасно зная, как мой клыкастый оскал работает на имидж ебаря-террориста.

А сам внутри весь замираю от напряга. Чуть ли не дрожу. И осознаю это. И не особо такое приятно, ново даже, я бы сказал. Царапает…

Но прикольно.

Ощущения такие… Ну вот когда что-то впервые делаешь, там, с парашютом прыгаешь или за руль садишься, или на коньки встаешь… Страх перед неизвестностью, боязнь неминуемой ошибки, потому что нехоженная тропа, новая, и предвкушение кайфа.

Мой вариант, сто процентов мой.

Ну давай, Радужка, цепляйся! Давай!

Наверно, что-то там, на краю Вселенной, иногда для разнообразия поворачивающейся ко мне лицом, а не жопой, происходит, смещается в нужную мне сторону, потому что Радужка, чуть закатив красивые яркие глазищи, дует губы:

– Что именно тебе плохо?

Ого! Ловись, рыбка!

– Плохо… – тут я наклоняюсь еще ниже, типа, чтоб тайну на ушко сказать, а сам прекрасно вижу, как нас пасет весь ряд девок и соседние ряды тоже, ушки на макушке у всех размером со слоновьи! – Плохо порваны колготки на тебе, Радужка… – и, видя, как краснеет от негодования, или, если мне вдруг везет, то и смущения, нежное девичье ушко, добиваю низким разбойным хрипом, – я бы порвал качественней…

Весь ряд девчонок рядом с Радужкой и два соседних замирают, а затем дружно грохают таким смехом, что политолог отвлекается от своей нудятины и обращает на нас внимание, стучит здоровенной доисторической указкой по кафедре:

– Что там за смех?

Радужка порывисто встает:

– Я прошу прощения… Мне надо выйти! Можно?

Голос срывается, задел я ее все же! Круто!

Хотя и странно, она обычно за словом в карман не лезет, а тут прямо принцесса невинная…

Радужка, между тем, не дожидаясь разрешения, подхватывается, оставив все вещи на столе, и бежит к выходу.

Отслеживаю ее, прищурившись, а затем поднимаюсь и молча иду следом.

Под внимательными взглядами всех первых и пятых курсов.

Однозначно давая понять, что между этими двумя событиями, побегом девчонки с пары и моим движением к выходу, есть прямая следственная связь.

И вот похер мне в этот момент, кто и что подумает, кто и что скажет.

Ловлю подмигивание Вилка, явно решившего, что я пытаюсь выиграть спор, отворачиваюсь. Нахер иди, придурок. Не для тебя это делаю. И не для своего субарика, хоть и жаль беднягу, в плохие руки попадет.

Я это все только для себя.

Я всегда все для себя.

Вот догоню ее сейчас и сделаю все для себя.

– Молодой человек, а вы куда направляетесь? – фоном звучит раздраженный голос политолога, теряющего часть аудитории.

– У меня живот прихватило, – громко и бесстыдно отвечаю я.

И, судя по лицу политолога, такого ответа он не ожидал и что делать не знает.

Самый верный способ слинять с пары: физиология, не попрешь против нее.

Выхожу за порог, мгновение стою, чутко прислушиваясь и принюхиваясь, как зверь, выслеживающий самку.

Мне кажется, я чую аромат ее духов, что-то свежее, с карамельными нотами. Вкусное. И слышу тихий топоток в районе лестницы.

Довольно скалюсь и иду на запах и звук.

Радужка, беги… Я следом.

Я скоро.

Глава 12

Как я и думал, Радужка слиняла в туалет.

Ну а куда еще бежать девчонке успокаиваться без вещей и телефона? Мест-то немного в универе.

Я спокойно дожидаюсь, пока она приведет себя в чувство, и затем легко подлавливаю ее на выходе.

– Колготки зашивала? – становлюсь у нее на пути, и Радужка, с разгона, упирается носиком мне в грудь, отшатывается, оступается, но я ловлю.

И не выпускаю, конечно же.

– Ты чего? – шипит она, извиваясь в моих руках, но как-то… Без огонька, что ли? Без того остервенения, которое показывает, что девчонке реально неприятны прикосновения. И парень ей неприятен.

Здесь у нас скорее больное самолюбие и попытка себе самой доказать, что “не такая”.

Легко пресекаю слабенькое сопротивление, прижимаю сильнее, приподнимаю над полом. Это легко делать, удобно, потому что Радужка размером с котенка. И весит примерно столько же.

И то, половина этого веса – ее внушительные говнодавы.

– Ничего, – усмехаюсь я, показательно лихо и придурковато, изо всех сил стараясь сдерживать себя и не дать понять, насколько меня от нее ведет. Прямо вот сразу, стоило прикоснуться. От запаха ее, глаз ярких, анимешных, пирсинга в пухлой нижней губе, веселого заводящего барахтания в моих объятиях… Блять, нам будет дико интересно в постели, прям весь мой многолетний опыт про это поет! Да что там поет, орет! Речитативом!

И чего, спрашивается, морозится, дурочка?

Ну смешно же!

– Пусти! – шипит Радужка, – а то заору сейчас на весь универ!

– Зачем кричать? – удивляюсь я, ласково ощупывая добычу и с удовольствием подмечая, как идет реакция на мои действия: краснеют щеки, шея и ушки. Тяжелеет дыхание… Дура какая… Только время теряем ведь… – Мы просто поговорим… Хочешь, поедем, купим тебе новые колготки? И я их тоже порву…

– Да что тебя переклинило-то на колготках? – она неожиданно перестает сопротивляться, повисает в моих руках покорной сладкой жертвой, только ладонями в плечи упирается. И смотрит серьезно и с интересом. Таким… Исследовательским. Энтомологическим, я бы сказал. – Какой-то секс-фетиш? Изврат?

– Ну почему сразу изврат? – удивляюсь я, легко отступая в сторону, с открытого места к удобным и, главное, знакомым всем заинтересованным лицам в универе, нишам у стены, возле кабинета философии, – если это нравится обоим партнерам, это не изврат, а норма, – наставительным тоном сообщаю ей информацию, услышанную от какого-то тиктокера.

– А ты решаешь за обоих? – она словно не замечает моих маневров, продолжает диалог. Или интервью? Собеседование?

– Нет, – признаюсь я, – но я делаю так, что партнер принял правильное решение.

– Партнер? – удивляется Радужка, – а зачем тебе тогда я?

Я замираю, только сейчас осознавая, что она меня подловила. Вот… Коза!

Злость, мгновенная и жгучая, вспыхивает и тут же переплавляется, добавляя уже бушующей во мне похоти дополнительный градус.