Сефира и другие предательства (страница 12)

Страница 12

«Ну, раз уж ты здесь, можно осмотреть тут все». Лиза остановилась перед входной дверью. Потрогала ручку. Дверь распахнулась со скрипом – прямо как из саундтрека к классическому фильму ужасов. Она наклонилась вперед, увидела пустую, без мебели, лестничную площадку. Один пролет вел в подвал, второй поднимался к большому открытому пространству со сводчатым потолком – гостиную, тоже, насколько она видела отсюда, лишенную мебели. Должна ли она подать голос, заявить о себе? Была ли в этом необходимость? Ее приезд, наверное, разбудил полквартала. И если кто-нибудь вызовет полицию – сюрпризом это не станет. «Не тяни, время уходит!» Она ступила на лестничную площадку, захлопнув за собой дверь. Справа увидела выключатель света, но щелкнула им впустую. Мобильный телефон с приложением-фонариком остался в машине, придется осмотреть дом при свете, проникающем через окна без занавесок. Пара темных прямоугольников на стене напротив венецианского окна означала места, где прежде висели фотографии или картины, в остальном здесь не было никаких признаков того, что гостиной когда-либо в недавнем прошлом пользовались. То же самое можно было бы сказать и о столовой за ней, и о кухне за столовой, и о трех спальнях и ванной комнате в коротком коридоре с другой стороны дома. По мере продвижения по дому Лизу мало заботил шум ее кроссовок по полу, она открывала каждую закрытую дверь, не таясь, все меньше беспокоясь о том, что вот сейчас Сефира выпрыгнет на нее с ножом или другим оружием в руке. В течение нескольких месяцев после свадьбы они с Гэри осмотрели несколько таких домов, пока не решили все же остаться в своей квартире и накопить на дом, который больше бы отвечал их желаниям, – что-то вроде фермерского, с сараем и парой акров земли. Быть может, она не заметила на краю лужайки таблички «Продается»? Не то чтобы она не могла припомнить, но ей и в голову не пришло поискать ее. Основательно раздраженная, она вернулась на площадку у входной двери. Теперь, когда ее глаза привыкли к сумраку, она заметила, что у основания лестницы в подвал как будто чуть светлее. Она вообразила одинокую свечу, оставленную рядом с издевательской запиской. Искушение уйти прочь из этого места, сесть в машину и отправиться домой, где она включила бы кофеварку и занялась поиском адвоката по разводам, было достаточно сильным – и она взялась за ручку входной двери. В следующий момент она уже спускалась по лестнице, качая головой и ругая свою компульсивность. Слева – пара запертых дверей. Прямо впереди и справа подвал открывал перед ней большое пространство – общая, «семейная» комната, предположила она. В дальнем конце этой комнаты, перед парой раздвижных стеклянных дверей, спиной к ней лежал Гэри. Три свечи, догоревшие почти до лужиц воска, окружали его. Кроме боксеров, одежды на нем не было. При виде мужа что-то внутри Лизы перевернулось, и ей пришлось с трудом удержать себя и не броситься через всю комнату и начать пинать его, крича при этом: «Сволочь! Подонок! Как ты мог?!» Вместо этого она глубоко вздохнула и направилась к нему медленно, словно находилась в музее и не торопясь любовалась картинами, сплошь заполнявшими стены. «Достоинство, – подумала она, – даже в такой ситуации можно сохранить достоинство». Тем не менее, она сунула руку в сумочку, поискав и найдя пальцами перцовый баллончик. «Однако достоинство не исключает мести».

Примерно на половине пути до Гэри, который даже не шелохнулся от повизгивания подошв кроссовок по линолеуму, она почувствовала слабый металлический запах, напомнивший ей сырой стейк. «Кровь?» Чем ближе она подходила к фигуре Гэри (по-прежнему неподвижной), тем острее становился запах. «Кровь». Хотя ее глаза видели только отблески свечей на обнаженном теле Гэри, отбрасывающие тени на пол и стены, обоняние подсказывало ей, что воздух буквально пропитан кровью, как на бойне. Казалось, что с каждым шагом она преодолевает больше расстояния, чем на самом деле, погружаяся все глубже в запах галлонов крови, ведрами разлитой повсюду вокруг нее, выплеснутой на пол, на стены, на раздвижные двери, на распростертое тело Гэри. Пульс ее бешено колотился у основания горла. Неужели ошибка Гэри случайно свела его с серийным убийцей? Медный запах уже будто покрыл внутреннюю часть ее ноздрей, окрасил в красное язык. Но крови нигде не видно, словно ее заслонял колеблющийся свет свечей. Она уже практически стояла над Гэри, однако он оставался недвижим. Лиза вытянула правую ногу и столкнула ближайшую свечу со своего пути.

Со стоном Гэри сел и повернулся к ней, обнажив зияющую рану на груди.

Лиза закричала и отпрыгнула от него.

– Что за хрень?! – заорала она. – Что за хрень?! – Глаза ее вылезли из орбит, она вцепилась руками в свои волосы, словно актриса из дешевого комедийного шоу пятидесятых.

Гэри попытался подняться – и не смог. Середина его туловища была рассечена – не «аккуратно», но будто какое-то животное, возможно медведь, сломало ему грудину и ребра и, грубо раздвинув их, копалось в поисках деликатесов, расположенных под ними. Дуги ребер, целых и сломанных, торчали из кровавой пещеры с рваными краями, из которой были извлечены сердце и другие органы (его печень? внутренности?). «Это же легкое, – подумала она. – Я смотрю на чертово легкое!» Полузасохшей кровью была измазана кожа вокруг открытого рта, под носом, кровью пропитались его боксеры. Глаза его закатились под веки, которые трепетали над белками, словно в попытке смахнуть какую-то соринку или ресницу. Скрежеща и щелкая ребрами друг о друга, он протянул левую руку к Лизе – та отступила на полдюжины шагов, которые могли бы стать началом ее бегства из дома, если бы Гэри не рухнул тотчас на спину и не остался лежать неподвижно. Как-то раз во время ее занятий карате противник в поединке, который по идее был дружеским спаррингом, нанес Лизе боковой удар, попав точнехонько в солнечное сплетение. Лиза рухнула на мат. Дыхание перехватило, и что бы она ни делала, никак не удавалось заставить легкие работать – словно ударом выбило некий рубильник и она не знала, как включить его снова. Само собой, она запаниковала, но эмоции, казалось, остались по другую сторону удара, на расстоянии, продолжая толчками посылать сквозь нее мощные волны шока. В конце концов инструктор понял, что произошло, и бросился к ней, но за те десять секунд, которые ему для этого понадобились, Лиза превратилась в разорванные цепочки нейронов, неспособных принимать, передавать и обрабатывать информацию. Именно это регистрировали сейчас ее чувства, а зрение – катастрофу: зазубренные кости и растерзанную плоть, которыми был Гэри. Губы ее задрожали, она заставила себя дышать, чтобы произнести лишь одно слово:

– Гэри?

Гэри не ответил. Был ли он мертв? Как он мог быть каким-то иным? Он же сел, то есть как-то отреагировал на ее присутствие. А если он мертв – как такое возможно? Лиза слышала истории о том, что трупы, которым несколько часов или дней, шевелились: давление газов, скапливавшихся внутри тел, вызывало движения, варьирующиеся от незначительных до впечатляющих. Но насилие, обрушившееся на Гэри, было совсем недавним, и ни о каком «давлении газов» речи не шло. Последний импульс, сдерживаемый до момента ее появления? Так не бывает. Его травмы были слишком тяжелыми, смертельными. Тогда что?..

Как будто через него пропустили мощный электрический заряд – спина Гэри выгнулась, он запрокинул голову, приподняв бедра. Из груди вылетел хор сухих тресков. Руки его безвольно свисали по бокам, а пятки дрожали и колотили по полу. Лиза завизжала, ее рука нырнула в сумку за перцовым баллончиком. «Господи! И что теперь?» Из его распахнутого рта вырвался голос Гэри, высокий и слабый, будто прилетевший из бездны. В его льющемся лепете Лиза поначалу не могла разобрать даже отдельных слов. Это напоминало запись, воспроизведенную слишком быстро. Затем словно включили нужную скорость, поймав Гэри на середине предложения: «…темень, непроглядная, такая жуткая темень, темное небо без звезд, темный дым, дым от пожара, всюду пожары, всюду огонь, огненные реки, огненные озера, огненные горы, держаться подальше от огня, держаться подальше от них, острые камни под ногами, так больно ранят, не убежать, не убежать от них, от их ульев, беги, не могу, ты должен бежать, не дай им поймать тебя, забрать в ульи, не надо, бежать, бежать…» Безумный поток, пронизывавший его тело, вдруг прекратился, и Гэри со стуком рухнул на пол.

Однако на этот раз его лицо сохранило мимику. Его тело повернулось набок, в сторону Лизы. Глаза выкатились из-под век, нашли и сфокусировались на ней. Язык протолкнулся между губ, пробежался по ним. Голос – уже не оттуда, откуда летел поначалу, а ближе, гораздо ближе, через комнату или две, – произнес:

– Лиза?

– Гэри?..

Она не смогла придумать, как закончить вопрос: «С тобой все хорошо?» было нелепо. «Ты жив?» – в общем-то ближе к сути происходящего, но даже представить себе такой вопрос было еще нелепей.

– Я в полной заднице, – сказал Гэри, что, по мнению Лизы, как нельзя более точно описывало его состояние. – Я не могу… Как долго я уже здесь?

– Не знаю, – ответила Лиза. – Почти весь день, наверное.

– День?

– Не больше.

Розовые, окрашенные кровью слезы хлынули из его глаз. Рот скривила гримаса ужаса.

– Не больше? Да я был там… прошли месяцы, по меньшей мере. А то и год. Когда они забирают тебя в свои ульи, за временем следить трудно. Очень трудно. Но это тянулось дольше чем день. Точно тебе говорю. Пожалуйста, скажи мне, что ты говоришь неправду.

– Я говорю правду, – ответила Лиза, все еще не в силах верить, что ведет разговор, пусть и обрывочный, с человеком, чья грудь представляла собой чудовищную кровавую каверну.

– О боже, – рыдал Гэри. – О боже, боже! Я не хочу возвращаться! Я не вернусь туда!

– Куда? Где ты был?

– В аду, – сказал Гэри. Я был в аду. – Он шмыгнул носом. – Или… Не знаю. Прошу, ты должна мне помочь. Да знаю, знаю, я совершил ужасное. Я знаю, что предал тебя. Прости. Мне так… мне так жаль. Но, пожалуйста, помоги мне. Не оставляй меня здесь. Не бросай меня.

– Я не понимаю, о чем ты просишь. Что ты хочешь, чтобы я сделала? Как, по-твоему, я могу тебе помочь?

– Пока я был там… – Гэри сглотнул. – Пока я был в аду, я кое-что слышал. Секреты, тайны, слухи. И существуют люди – люди, которые ведают о том, где мы были.

– Что за люди? Священники, служители культа?

– Нет, – ответил Гэри. – Не они. Другие люди.

– Ясно. Кто-нибудь из них способен тебе помочь?

– Может быть. Это единственное, что приходит мне в голову.

– Хорошо. Кто-то из них есть поблизости? Это ты можешь сказать?

– В городе, – ответил Гэри. – Мадам Сосострис. Так она себя называет. Ворожея, предсказательница будущего. Живет на Мейн-стрит. В большом фиолетовом доме рядом с площадью. В нем еще продуктовый магазин и аптека.

– А, тот самый дом? – Лиза знала это место: просторный двухэтажный жилой дом, стоящий в стороне от дороги между двумя огромными тополями. Сайдинг фиолетовый, отделка фиолетовая. От тротуара к крыльцу вела вымощенная плитняком дорожка, вдоль которой стояли тонкие металлические прутья, каждый из которых был увенчан вертушкой в форме различных птиц. Когда дул ветер, их крылья крутились. С потолка крыльца на серебристых проволоках свисали шары из выдувного стекла. Нарисованная от руки табличка на лужайке перед домом рекламировала услуги ясновидения от человека, имя которого Лизе, всякий раз проезжавшей слишком быстро, прочитать не удавалось: по-видимому, мадам Сосострис. Дом казался ей больше подходящим для толпы туристов, приезжающих из Сити на выходные утолить свои интересы к пасторальной жизни, а также для местных жителей, для которых Нью-Эйдж был в тренде. Попроси ее выбрать место жительства человека, обладающего теми знаниями, о которых говорил Гэри, – она бы не задумываясь поставила фиолетовый дом ближе к концу списка или в самом его конце: слишком очевидный выбор, чтобы в него можно было поверить. И все же, по-видимому, самый очевидный ответ и был правильным. Гэри сказал:

– Да. Наверное.

– А что если ты ошибаешься?

– Не знаю. Прошу тебя, Лиз. Я знаю. Я в полной заднице. Но это… – он поморщился и кивнул, показывая на свою зияющую грудь.

Ее ответ последовал быстрее, чем она предполагала:

– Хорошо. Я отвезу тебя к этой мадам Сосострис.

– Ох, спасибо тебе, – сказал Гэри, свежие кровавые слезы потекли по носу и щекам. – Спасибо, спасибо. Ты даже не представляешь, что это для меня значит.

– Для начала нам надо вытащить тебя отсюда.

– Если передвинешь эти две свечи, что не составит труда, – ты разрушишь оставшуюся часть защитного поля. Тогда мне, скорее всего, удастся встать и уйти отсюда.

– Ты уверен? Ты же не собираешься…

– Со мной все будет нормально. То, что Сефира сотворила со мной, только укрепило мой дух. По крайней мере, так я слышал.

– Будем надеятся, что ты не ослышался.

Боковой стороной кроссовки Лиза сдвинула каждую из оставшихся свечей с их мест.

Гэри вздрогнул и негромко застонал. Казалось, он вновь сделался хозяином своего тела. Источник его голоса теперь как будто переместился, стал ближе, но слышался не из его горла, а откуда-то из-за пределов этой комнаты, откуда-то совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки. Он повернулся на левый бок, оперся левым локтем и попытался встать на ноги, помогая себе той рукой, которая казалась ему сильнее. Он не справился. Он посмотрел на Лизу, которая чуть помедлила, прежде чем протянуть ему руку. Несмотря на то, что его хватка показалась ей уверенной и крепкой, плоть его оставалась холодной, мертвой.

VII

Первый мужчина напал на нее на стоянке для грузовиков в южной части Питтсбурга. Она припарковалась в дальнем конце огромного прямоугольника парковки, рядом с вереницей восемнадцатиколесных фур, двигатели которых мирно урчали – будто сонно посапывали. Как ни было велико искушение откинуться на спинку сиденья и сдаться навалившейся усталости, тягучее чувство голода побудило Лизу открыть дверь и шагнуть в ночь. Дизельные выхлопы легкой дымкой затуманивали воздух. Неумолчный поток машин на шоссе в отдалении приносил низкий, призрачный гул. На мгновение она прислонилась к «хонде» и закрыла глаза. Она ехала так долго, что сейчас, стоя на твердой земле, ей чудилось, будто продолжает мчаться вперед.

– Мэм, с вами все в порядке? Мэм?