Я не бесилась. Я чувствовала отчаяние. Потому что соперничать с мертвой женой сложно. Мне рассказывала подруга, которая вышла за вдовца. Но блин, кто бы сказал, что когда жена живая, проблем не меньше… Она вот там – сидит в трех кварталах от меня со своими котлетами. И жарит их, жарит. А у меня не получается. Ну никак. Зато я на свою зарплату смогу купить хоть с тонну еды. Легко. Но он вспоминает котлеты.

На самом деле черт с ними, с этими котлетами. Дело не в них. А в том, что он привык, что его обхаживают. Он пришел и сел. Здравствуйте-пожалуйста, а есть что поесть? А я тоже пришла. И у меня йогурт в холодильнике. Потому что я не ем на ночь.

В общем, быт нас измотал нормально. Но честно, я же знала, что так будет? Знала. Поэтому грех жаловаться. Просто перетерпеть, подождать. Тем более тест. Две полоски. Счастье есть! Оно будет. У нас.

Я сама не верю, что так быстро. Развод только на следующей неделе. Но это уже формальность, неважно. У нас будет малыш. Ребенок. Пробую слово на вкус. Сладкое. Нереально сладкое. Ребенок.

Юра пришел поздно. И явно на взводе. Грею ужин, режу салат.

– Привет, любимый. Проголодался?

– Ага. Как волк. Что у нас сегодня?

– У нас праздник. А на ужин я потушила говядину со спаржей. И салат из редьки с помидорами сделала.

– Ты знаешь, я на работе поел. Так что не очень голоден. Но мясо буду. Устал как собака. Сегодня съездил к Ане, забрал вещи. Очень тяжко. Знаешь, она взяла котенка. Хороший малыш. Кошак ко мне даже не подошел. Шипел, скотина. А это я ведь его принес. Она странная, Аня. Так себя ведет спокойно. Точно есть у нее кто-то. Со мной улыбается, но вижу, что не мне. В сторону. Так что у нас там за праздник, ты говорила?

– Юр. У нас будет ребенок. Я беременна.

Юра затих. Растерянно. А потом улыбнулся.

У нас будет ребенок.

Это был последний счастливый день моей беременности.

А потом начались испытания. Токсикоз. Угроза. Больницы. Врачи. Я вся на нервах. А Юра где-то посередине. Он вроде со мной, а вроде нет его. И невозможно придраться. Все деньги, вся помощь – мне. И сидит рядом. Но не чувствую его. Нет его. Не со мной.

Роды сложные. Девочка у нас. Машенька.

Похожа на него. Даже залысины такие же. Смеюсь. Вот оно, мое счастье. Моя девочка. Моя. Девочка. Маша.

Юра берет на руки. Целует. А на глазах слезы. Реально плачет.

– Юр, миленький. Она наша. Наша, веришь?

Он молчит. Глаза мокрые. Трогает нос руками. Проводит по губам. Целует ее. И я таю. Вся таю. Вот они – дочка и Юра. Уже муж, отец. Мой, полностью мой.

Выписываемся. Идем за руку. Он несет люльку.

– Ну как ты жил без нас? – спрашиваю я.

– Скучал. Я скучал по своим девочкам, – отвечает.

И молчит. Не смотрит на меня, вышагивает тихо.

А мне почему-то грустно. Сердце сжимается. И чувствую неладное.

– Что-то случилось?

– Да нет. Ничего. Не переживай.

– Что-то с мамой?

– Да нет. Все хорошо. У мамы все хорошо. Не бери в голову. Все спокойно, – он пытается улыбнуться.

А я замираю. И мир мой замирает.

И мерещится мне в тишине его шепот:

– Свет, мне кажется, я влюбился.

Акт 4. Аня

Итак, я осталась одна. Что я чувствовала? Пустоту. Как будто из меня вынули все. До звона внутри.

Я написала смс подруге, и она позвонила.

– Ань, ну как ты? Он с концами уже, все?

– Да. Думаю, да.

– Может, мне приехать?

– Нет, Люб. Все хорошо. Я спокойна, – почти не вру.

– Ты давай там, держись. Какие твои годы, 36 – это не то, что не конец. Это только начало. Еще нарожать успеешь. Все будет хорошо.

– Да. Будет.

Я положила трубку. И выключила телефон.

Прошлась по тихой квартире. Кошак был рядом. Не отходил. Да, Кошак – наш кот. Мы так его и назвали. С фантазией не очень, но прижилось.

Я знала, что рано или поздно это случится. Правда, знала. Что он уйдет. Одна общая ошибка молодости – и его жизнь продолжается. А моя уже впритык. Все. Пустота внутри начинает выжигать. И поплакать бы, но нечем. Пусто.

Не могу сидеть. Не могу ходить. Беру мусор, сгребаю ужин туда. Котлеты, от которых тошно. Не жалко, нет. Тошно.

Выхожу из квартиры.

В подъезде жутко воняет. Капуста, моча, что-то еще такое же мерзкое. Мутит.

Подхожу к двери и натыкаюсь на коробку. Что это? Кто оставил мусор?

Блин, да там котята! Новорожденные, еще грязные, все липкие. Бросаю мусор, нагибаюсь. Четыре штуки. Вот черт! Где их мать? Твою ж налево!

Стою, жду, ищу глазами. Решаюсь выкинуть мусор. Подумать надо. Возвращаюсь – котята на месте. Одни. И кажется, уже мертвые.

Вот хрен! Хватаю коробку и несу домой. Звоню подруге:

– Есть номер ветеринара, кто сможет подъехать?

– Ты там головой не стукнулась? Совсем ку-ку? Какой ветеринар?

– Люб, вызывай на мой адрес. Я в запаре. Потом расскажу. Только сейчас. Срочно.

Беру салфетки, воду. И что дальше? Хочется материться. Матерюсь как пьяный футбольный фанат. Отборно.

Обтираю, ощупываю, смотрю – двое точно живы, а остальные непонятно. Как, блин, понять? Растираю, вытираю, верчу. Они маленькие, с сосиску, детскую. Хвосты с сантиметр. Плачу. Блин, рыдаю в три ручья. Какая гадина их выкинула?

Звонок в дверь. Врач и Люба. Влетают. Люба видит мое лицо и руки и произносит:

– Ну точно чокнулась.

А я начинаю завывать на три октавы, в голос. И не могу остановиться. Ору и вою, от души.

***

Один малыш умер. Еще на улице, судя по всему. А может, при родах. Три других были вне опасности, но требовали ухода с погружением. Кормление по часам. Обтирание. Облизывание, твою ж налево.

Вот так я стала котомамой.

Кошак принял новых зверей на удивление спокойно и с интересом. Крутился рядом. А потом и вовсе залез в коробку. Греть.

Хороший кот. Настоящий.

Через пару недель у меня забрали двоих – Люба взяла для себя и знакомой. Один остался со мной.

И мы зажили втроем. Не могу сказать, что счастливо. Но одиноко нам точно не было. Хлопоты забрали все мои силы. Но вместе с тем, я почувствовала и облегчение.

Это как в анекдоте про козу. Когда стоило продать ее, и сразу стало легче дышать. Не могу точно сказать, кто был этой козой – Юра или котята, но дышать точно стало легче.

Да что там – я жила! Свободное время, минимум грязной посуды и килограмма четыре веса в минус. Больше не готовлю. Аппетита нет. Приятные бонусы развода.

Кстати, с разводом уладили быстро. Юра хотел поговорить со мной. Но честно, я знала, что так будет лучше. Ему. И мне. У него – новая жизнь и шанс иметь детей. У меня – свобода и возможность не жить с мыслью, что я его лишаю будущего, продолжения рода. Се ля ви. Лучше в 38 лет развод, чем всю жизнь прожить на пустых квадратных метрах, как заложники одной ошибки.

В один из вечеров ко мне позвонили в дверь. Сосед сверху. Открываю и слышу:

– Вы, случайно, котят не видели?

А у меня прям сковорода зачесалась. Давно стояла без дела. Так и захотелось по башке ему дать.

– Видела. А что?

– А не знаете, где они?

– А вам какое дело?

И тут он удивил. Рассказал, что кошка у него беременная была. А ему надо было уезжать в командировку срочно, оставил с подружкой. Приехал, а кошка одна. Котят нет, киса с ума сходит, высохла вся, проблемы со здоровьем. Обошел часть соседей. Никто котят не видел и не слышал о них. А дама его молчит. Говорит, что кошка в подъезд выскочила, а потом пришла через два дня.

– Уже как бы месяц прошел, – сказала я ему, но к себе пустила.

Показала Котика (с фантазией у меня швах). И рассказала, как нашла коробку, как выхаживала этих котят, как один умер, а двое других нашли дом.

Так и познакомились с Андреем. Хороший мужик. Но вот девушка его… гадость. Хотя, скорее всего, бывшая девушка, насколько я поняла.

Коты мои росли. Вернее, один старел, другой знатно подрос. Котик и Кошак. Отличная команда. А главное – веселая.

Я работала и скучать некогда было. С Андреем нашли общие интересы. Ходили вместе в магазин, иногда в театр, кино. Было приятно чувствовать себя интересной. Я ожила и взбодрилась. А главное – поняла, что все правильно. Все получилось абсолютно правильно.

А вчера я в этом точно убедилась.

Шла днем по парку и увидела Юру. С коляской. Идет один. И меня явно видит. Я чуть не прыснула со смеху, когда поняла, что он мечется и не знает, куда себя деть. Испугался, бедолага.

– Привет, Юра, – говорю я и улыбаюсь.

– Привет, – смущенно отвечает он.

– Твоя коляска? В смысле, ребенок?

– Моя. Дочь, Маша, – говорит, а глаза его из пугливых превращаются в нежные, теплые. По ним разливается солнце и тревога. Страх.

– Поздравляю, Юр! Правда. Поздравляю от души!

Улыбаюсь, дотрагиваюсь до коляски. Там лежит что-то большое и розовое, пушистое. Спит. И вот тут я понимаю, что все не зря. Глаза наполняются слезами. Не могу сказать, что мне горько. Но чувства сложно описать. Зависть? Нет. Тоска? Да. Зеленая. Тягучая. И бессмысленная.

– Ань, прости меня. Прости! Я по тебе скучаю. Я бы сказал, что жалею о своем поступке. Очень жалею. Но…

И он смотрит в коляску. Я киваю.

– Нет, все правильно. Все правильно. Счастья тебе, – говорю и набираю ход.

– Ань, прости, – слышу вслед и ускоряюсь.

А вечером пришел Андрей. И я накидалась вдрызг. До зеленых соплей и прочих радостей. Он смотрел на меня с нескрываемым изумлением и неподдельным весельем, а я вела себя как дура. Ну, смех там, шутки, флирт. Вы поняли, скорее всего. Дура и есть. Отборная.

А потом уснула. В одежде. Кошак спал в ногах, а Котик на голове. Где спал Андрей, я не в курсе, если честно. И я не хочу отношений. Не сейчас. Когда свобода стала такой чистой и прозрачной.

А утром… Утром я решилась. Знаете, я давно уже об этом думала. Но был Юра, и было его мнение. А сейчас… Сейчас я точно знаю, нет, я уверена в том, чем займусь сегодня. Беру телефон.

– Люб, привет. Помнишь, ты говорила, что твоя сестра работает в Доме малютки? Я могу с ней встретиться?

– Оу! Ань, ты уверена, что Юра вместо твоего чемодана мозг не захватил?

– Уверена. Теперь точно, на все сто!

– Пиши номер. Буду ждать тебя на остановке.

Как меня замуж выдавали

Это была сделка с совестью. Сердца. Да, я знала, что стану действующим лицом самого грязного спектакля, срежиссированного двумя отчаянными манипуляторами. Но я ничего не могла поделать со своим желанием. Непонятно, да? Сейчас объясню.

Я подслушала их разговор:

– Он отличный мужик, и мне точно не откажет. Сколько твоя Машка будет куковать в девках? Ты вон о внуках мечтаешь, а она по своим библиотекам бегает. Мышка серая. Так и добегается. А он одинокий, с квартирой. Машина, и та есть. Пусть едет. Я говорю – пусть.

– Но как я ее уговорю? Она же в жизни не согласится, когда поймет, что мы сводничаем.

– А с чего ей понимать? Дай наказ и пусть рулит. Сколько ей уже, 30?

– 27 пока.

– Ну, тоже не девочка.

Я стояла в коридоре и слушала. И внутри происходила битва мозга и души. Они хотят меня сосватать. Фу! В Москву. А у меня отпуск. И там есть что посмотреть. Да я в жизни туда не выберусь. Дорого, не потяну. А тут такая возможность. Решилась. Выдохнула.

– Ма, я согласна, – сказала я, усаживаясь за стол.

Дамы смотрели на меня с изумлением, смешанным с восторгом и жалостью. Докатилась.

– Ну и отлично, – сказала тетя Вера. – Я все устрою.

Так я оказалась в Москве. У Владимира. Его трехкомнатная квартира была пустой и просторной. Сам хозяин выглядел уставшим и раздраженным.

«Ой, как я тебя понимаю, бедолага», – думала я. Выдержать тети Верин напор не сможет никто. Он и не смог. И теперь явно расхлебывает. Без удовольствия.