Кровь и Судьба. Anamnesis morbi (страница 3)
К окончанию института Жора Гарин добрался вполне состоявшимся молодым человеком: он в совершенстве владел английским и весьма сносно французским, а если б захотел, мог бы освоить еще испанский и немецкий, благо его наградили памятью и способностью к языкам мама и дед . Виртуозно играл на гитаре и неплохо на фортепьяно, обладал приятным баритоном и музыкальным слухом, а благодаря деду освоил широкий репертуар военных песен и романсов. Он мог поддержать беседу искусствоведов и шоферов, водил легковые и грузовые автомобили, с детства знал, как заставить двигаться паровоз, немного разбирался в радиосвязи и очень хорошо стрелял из всего ручного и автоматического оружия, умел готовить вполне сносно, чтобы не остаться голодным при наличии в холодильнике полуфабрикатов и овощей. В институте участвовал в работе студенческого научного общества и даже получил третье место на конкурсе научных работ за серию экспериментов на кафедре физиологии. Занимаясь с одиннадцати лет карате, Жора достиг первого дана, то есть имел черный пояс в школе Вадо-рю, который реально получить не успел в восемьдесят первом из-за тотального запрета в СССР этого вида борьбы.
После субординатуры по анестезиологии и реанимации, получив «пендель» от завкафедрой за то, что спорил, Жора с дипломом врача по специальности «лечебное дело» приехал домой к праздничному столу, где его ждали мама с папой и любимый дед Руди, которому уже шел девяностый год.
На пендель Жора не обиделся, решив, что в Москве всегда найдется больница с кафедрой, где пройдет хотя бы интернатуру по выбранной специальности. В весьма радужном настроении он приехал домой.
Его встретили тушем на пианино в исполнении мамы. Дед символически вручил ему ключи от «Победы» и гаража, права ответственного квартиросъемщика на трехкомнатную квартиру в «Сталинке» на Ленинградском шоссе, которую дед получил тогда же в конце 50-х, как руководитель «Центральной тензометрической лаборатории МПС» и лауреат Государственной премии, права на гараж во дворе дома. Все это в виде нотариально заверенных документов дед вручил Жоре вместе с потертым кожаным портфелем.
Они опрыскали диплом коньяком, поздравили Жору – нового врача, после чего дед умер. Прямо за столом, на полуслове тоста. Он уронил рюмку с водкой и повалился.
Жора его реанимировал до приезда бригады «скорой», попытался оживить адреналином в сердце и дефибриллятором, который «о, чудо!» оказался у бригады в исправном состоянии. Ничего не вышло. Дед умер.
Шел восемьдесят девятый год. Разгар перестройки и кооперативного движения. Впереди еще всех ждали финансовые реформы министра Павлова, референдум о сохранении СССР, ГКЧП в августе девяносто первого и развал этого государства в результате сговора трех удельных князьков, президентов России, Украины и Белоруссии в декабре этого же года.
Страна, в которой родился Жора Гарин и которой принес присягу, получая военный билет – исчезла, а точнее преобразовалась в Российскую Федерацию, потеряв пятую часть прежней территории.
Жора Гарин – завидный жених. Ему шел двадцать пятый год, он не богат, но и не беден, он талантлив и энергичен, у него есть машина и квартира. Мама мечтает его оженить, для чего подыскивает невест у знакомых и подруг в сфере искусствоведения, так как сама – выпускница Строгановки и искусствовед. Она теребит папу – адвоката, который был занят созданием своей конторы, чтобы знакомил сына с приличными девицами.
Однако Жоре никто не подходил, а на вопросы мамы : «Ну, какая же тебе нужна жена?», отвечал цитатой из дневника Анны Тимирёвой7, который он опять же нашел у мамы на столе в виде машинописной рукописи: «Красивая и надежная! Чтобы, когда я буду воевать, стояла за спиной и подавала патроны! Мне нужна жена – друг, единомышленник и соратник»!
Таких среди знакомых мамы не находилось. Все ее кандидатки мечтали о Жоре в роли «костюма», потому что однажды он услышал о себе: «Красивый молодой человек, с ним не стыдно выйти на пляж». Вот этого Жора терпеть не мог. О чем и высказался весьма откровенно, как думал, вспомнив мудрость от деда: «правда, высказанная без церемониала – хамство». Жора решил действовать хирургически и в тот раз и впредь. «Резать к чертовой матери»!
А для ощущения полноты жизни и чтобы не было застоя в простате, Жоре вполне хватало знакомых медичек – врачей и сестричек. Их на дедовой «Победе» можно было отвезти на пустеющую семейную дачу под Наро-Фоминском, где под треск поленьев в печи и завывания ветра в трубе, под классическую музыку на музыкальном центре «Телефункен», коньяк и шампанское провести романтический вечер с ужином, переходящем в завтрак. И зачем ему жена?
Похоронив и оплакав деда, Жора поехал в Главное управление здравоохранения Москвы, в отдел интернатуры, где получил направление на кафедру Анестезиологии в Измайловскую больницу. Интернатуру пройти нужно, тем более что обязательное распределение отменили и все выпускники теперь могли сами найти себе рабочее место. Оказалось, что это непросто. Куда хочешь – хрен получишь! А куда надо – не наездишься! Хоть квартиру снимай на другом краю Москвы!
С интернатурой Жора считал, ему повезло. Ехать не долго, что на машине, что обычным транспортом, больница огромная, построенные в семидесятые годы белые семиэтажные корпуса на окраине Измайловского парка.
Однако, когда он пришел с документами в кадры, его расстроили, штат отделения реанимации забит. Зам главного по терапии, утешил, есть ставка реаниматолога в блоке интенсивной терапии кардиологического отделения. Там, правда, работают терапевты, но вот новенький приказ, всех их надо будет перевести со следующего года на ставку реаниматологов, там есть местечко. Пойдете?
А что ж не пойти? Так Жора познакомился, а затем и подружился с Марком Эмильевичем Бардиным. Марк фактически руководил блоком, работая в инфарктном отделении ординатором уже пять лет, и БИТ был его детищем. Увлеченный до фанатизма кардиологией, Марк сумел заразить этим и других врачей, Жора тоже попал под его влияние. Поэтому, когда в конце девяностого года Жора сдал выпускной экзамен по специальности Анестезиология и реанимация, он мечтал вернуться к Марку в кардиологию и БИТ.
За год в медицине Москвы и крупных городов произошло немыслимое. Объявленная КПСС новая экономическая политика «перестройка» привела к созданию многочисленных медицинских кооперативов и оттоку врачей из государственных больниц.
Реаниматологи массово стали уходить в наркологические кооперативы, к стоматологам и в гинекологические шарашки, на абортах под наркозом зарабатывая в десятки раз больше чем в обычном отделении на обычных операциях без ночных дежурств и многочасовых операций. Дипломированного анестезиолога и реаниматолога, а в душе кардиолога, Жору везде принимали только для работы в отделение реанимации.
Он был в отчаянии. Чтобы не потерять профессии,Жора устроился на скорую линейным врачом, продолжая методично обходить городские больницы в поисках места кардиолога в БИТ. Кадровики стояли на смерть, пугая Жору кошмарным КРУ, которое будет страшно карать, если при проверке обнаружит дефицитного анестезиолога на ставке совсем не дефицитного терапевта! Приказ, который позволил Жоре год поучиться у Марка, так толком и не заработал, его затерли чиновники. Денег для повышенной ставки врачам БИТ не было, поэтому никто не спешил переводить кардиологов-терапевтов на ставку реаниматологов.
Павловская реформа обворовала граждан, изъяв из оборота сотенные и полусотенные купюры. Из-за отпущенных цен – начала набирать обороты инфляция. Оставшиеся у граждан деньги стремительно дешевели. Магазины также стремительно пустели, а на рынках товары не менее стремительно дорожали. Исчезали: сахар, мясо, колбасы, оставался только хлеб… Начались перебои с бензином даже для «скорой» и милиции. К счастью «Победа» была всеядна и ездила на всем, кроме солярки и керосина. Когда Жора не мог ее заправить бензином, заливал, появившийся в ларьках спирт «Рояль» вперемешку с ацетоном. К счастью, такая пытка для мотора продлилась недолго.
Жора дежурил на ставку, его заработанных денег было в обрез, правительство тем самым подталкивало людей к развитию частного бизнеса.
Суды были завалены гражданскими делами. Поэтому частный адвокат Гарин-отец процветал. Он купил себе и маме квартиру в Крылатском, оставив Жору в его трехкомнатной «сталинке», а чтобы сын не зарос в грязи, через свою контору нанял ему домработницу Валю, женщину средних лет, которая убиралась, готовила, закупала продукты и при необходимости могла пожить какое-то время у Жоры.
Переваливший четвертьвековой рубеж Жора так и не нашел себе достойной спутницы жизни. Он неплохо разбирался в психологии, и быстро вычислял психотипы девушек, надеющихся завоевать его сердце и собственость. К счастью, планка оставленная в его сознании Наташей Яковлевой была слишком высока.Таких Жора больше не встречал. А других не хотел.
Отец, зная о мечте сына стать кардиологом, однажды заехал к нему вечером, посидели, поговорили. Служба на «скорой» Жору утомляла и не радовала, в отличие от многих коллег, желание стать кардиологом сидело подобно раскаленной игле.
Но время шло, а ставок не появлялось. Во всех больницах администрации, словно сговорившись, стояли насмерть – анестезиолог? Вот идите, Георгий Александрович работать по специальности! А то что вы–недоделанный кардиолог БИТ, не считается!
Отец выложил перед Жорой визитную карточку с золотым тиснением:
– Позвони этому человеку.
Жора прочитал:
«Бланк Антон Семенович. Генеральный директор малого медицинского предприятия «КиЛ», кандидат медицинских наук», телефоны: служебный, домашний, факс, адрес в котором Жора узнал большую клиническую больницу на юге Москвы.
– Он возьмет меня кардиологом?
– Сомневаюсь, – честно ответил отец, – КиЛ создан год назад, но за это время он оброс уже четырьмя отделениями, там молодая команда врачей, но главное это то, что у них мощный спонсор, вкладывающий лично в Бланка и его будущий медцентр гигантские деньги. Я осуществляю юридическую поддержку, и имею небольшую долю акций в будущем медцентре. Так что Бланк о тебе знает и готов принять. Позвони. Он очень энергичный и обаятельный человек.
– А кто он по специальности? – решил разузнать поподробнее Жора.
– По-моему – проктолог, если я не ошибаюсь, но в горбольнице руководит терапевтическим отделением, на его базе он и создал свой КиЛ. Они там пару палат арендуют для платных больных и операционные, а оборудование получили уже свое. Мне известно, что Бланк сейчас ищет дом в городе, чтобы там развернуть свой центр. Думаю – найдет.
– Тогда какой мне смысл с ним связываться?
– Хотя бы выслушай его, я не знаю, что он тебе предложит. Может быть, пока ту же ставку анестезиолога?А когда обстоятельства позволят – ты там займешься кардиологией. Почему нет?
Не то что бы Жора загорелся идей переходить к Бланку, скорее его уже начала раздражать работа на скорой, сутки, вызовы, бессонные ночи, мизерная, несмотря на надбавки зарплата. Подрабатывать выездным наркологом, как взялись многие коллеги, отмывать запойных состоятельных граждан, ставить капельницы – он не хотел. Да это заработок и весьма неплохой, но что-то внутри не позволяло «опуститься» до такого вида заработка, как и наняться анестезиологом в какой-нибудь платный абортарий. Он был и продолжал оставаться в душе советским человеком, который никак не мог принять новую экономическую реальность. Не таким он видел свое будущее в качестве врача.
Но съездить к Бланку и поговорить он согласился. Отчего не поговорить? От него не убудет. Время есть. Вдруг, что-то интересное предложит этот Антон Семенович. Проктолог. Для России делать все через задницу – характерная особенность. Может быть, он так и кардиологом станет?
Глава 2. Учитель-«Мидас»
Антон Семенович Бланк в жизни Георгия Гарина исполнил роль Судьбы. Настолько важную, что крайне необходимо рассказать о нем поподробнее.
Его родители Семен Исаакович Бланк и Фрида Аароновна Шмерлинг родились на территории нынешней Украины до революции, которую мы привыкли называть Великой Октябрьской.