За печной трубой стрекотал сверчок, и, слушая его, Клим не заметил, как книга упала на пол и он провалился в мягкую перину сна. Вернее, в узкую и продавленную кровать с тонким матрацем. Ещё донимали комары, и укрываться приходилось с головой, а от этого становилось нестерпимо душно. Но усталость побеждала неудобства, и студент вновь уносился в мир грёз. Снились какие-то офицеры в треуголках, с крысиными лицами. Они были со шпагами и в высоких сапогах. В руках они держали факелы и гнались за Ксенией, которая – о Боже! – прогуливалась по Николаевской набережной и даже не замечала преследователей. Клим пытался окликнуть её и предупредить об опасности, но язык точно прилип к горлу. Вместо крика получился беспомощный стон. Ксения вошла в синюю дымку тумана и, растворившись в нём, исчезла. Не стало и людей-крыс. Но вдруг он услышал её голос, звавший на помощь. Он доносился откуда-то сверху или даже снизу, из подземелья. А может, это вовсе и не голос был, а просто плакал сыч, предсказывая чью-то погибель, или выла собака, почуявшая волка.

Стоило начаться новому дню, как назойливые мухи облюбовали молодое лицо. Клим проснулся. Тело ломило, точно он всю ночь таскал мешки с мукой. Сверчок за трубой давно затих, и только неугомонные петухи продолжали будить дачных обывателей, хвастаясь ночными подвигами в куриных гаремах.

Глава 5. Нежданный визит

I

Ардашев возрадовался – гречневой каши на завтрак не было! Яичница из трёх яиц и хлеб с маслом, чай и крыжовенное варенье – сказка! Правда, и ломтик сыра, подёрнутого слезинкой, тоже не помешал бы. Ну да чего уж там! И так хорошо.

Постоялец уже допивал второй стакан чаю, когда в комнату постучали. Трижды и отрывисто. Не надо было быть инспектором Скотленд-Ярда, чтобы догадаться, что за дверью стояла хозяйка.

– Войдите! – ставя на блюдце чайный стакан, выговорил студент.

– Ой, простите, боюсь ошибиться, как вас по батюшке величать – Пантелей… а вот дальше забыла…

– Клим Пантелеевич.

– Да, вот я и говорю, Клим Пантелеевич, вас внизу какой-то господин спрашивает. Он представился, но я уже забыла, кто он. Память у меня на имена никудышная. Вы спуститесь? Или, может, мне ему сказать, что вы не принимаете? – извинительным голосом осведомилась Прасковья Никаноровна.

– Отчего же не принять? Я и так собирался прогуляться.

– Ага, вот и ладно. Тогда я заодно тарелки ваши унесу. Не возражаете?

– Да, сделайте одолжение.

Ардашев поправил галстук, брызнул на себя парфюмом и, надев канотье и прихватив трость, вышел на лестницу.

Сверху, с лестницы, незнакомец был хорошо виден. Статный господин, лет сорока, с бакенбардами и нафиксатуаренными усами. Глядя на него, Клим невольно потрогал тонкую нитку своих усов, подумав, что если бы даже он и решил их отпустить, то не скоро они бы превратились в такие же густые гусарские, как у визитёра, облачённого в фетровую шляпу, строгий чёрный костюм и синюю жилетку, из кармашка которой свисала серебряная цепь часов. Белоснежная сорочка и тёмно-синий галстук довершали его наряд. «Либо чиновник, либо какой-нибудь управляющий, – мысленно пронеслось в голове у студента. – Подобные франты нравятся женщинам всех возрастов. Кстати, мошенники и картёжные шулера тоже выглядят похожим образом. Скорее всего, он отставной военный. Наверное, капитан, но мог дослужиться и до полковника. Уж не жандарм ли? Но без трости. Стало быть, пришёл по делам. Выходит, он не дачник, а местный».

Увидев Клима, пришелец шагнул навстречу и осведомился:

– Ардашев, Клим Пантелеевич?

– Да. Чем могу служить?

– Позвольте рекомендоваться: Плещеев Андрей Владимирович. Я управляющий у Папасова Ивана Христофоровича. Он просит вас оказать ему честь своим визитом. Экипаж ожидает у ворот. Не соблаговолите ли проехать вместе со мной? Тут недалеко. Его дача находится на этой же улице.

– Я не против, но в чём причина такого интереса ко мне?

Плещеев улыбнулся и спросил:

– А вы разве не догадываетесь?

– Дело во вчерашнем беспорядке в городском саду, не так ли?

– Вы абсолютно правы. – Плещеев закашлялся, потом вытер платком рот, извинился и продолжил: – Однако я не уполномочен обсуждать сей инцидент. Моя задача – доставить вас на его дачу. Так мы едем?

Клим кивнул.

– Тогда прошу в экипаж.

Уже в коляске, запряжённой двойкой молодых и холёных лошадей вороной масти, управляющий прокашлялся и сказал:

– Не скрою, его превосходительство восхищён вашим вчерашним поступком.

Клим бросил в сторону спутника недоумённый взгляд и спросил:

– Его превосходительство? А разве господин Папасов не купец первой гильдии?

– Был раньше, но после высочайшего пожалования ему чина действительного статского советника получил и потомственное дворянство. Ранее он служил в Казанском государственном банке и был членом Учетно-ссудного комитета, но потом по состоянию здоровья вынужден оставить службу. Замечу, что господин Папасов был на особом счету у императора. Ещё в шестьдесят седьмом году дамское седло, упряжная сбруя и брезентовая армейская палатка, изготовленные на его фабриках, были удостоены бронзовых медалей на Всемирной выставке в Париже, за что российский помазанник Божий вручил ему личную письменную благодарность. А в следующем году Иван Христофорович пожертвовал десять тысяч рублей на закупку муки голодающим крестьянам Архангельской и Новгородской губерний. И опять самодержец удостоил его чести – подарил именной золотой перстень. А учебные стипендии, учреждённые ещё его первой супругой? А благотворительное строительство больниц, школ и приютов в Казани? Поэтому нет ничего удивительного в том, что государь пожаловал ему чин статского генерала.

– Что ж, теперь мне всё понятно. Благодарю вас за разъяснение.

– Не стоит. Мне хотелось, чтобы у вас была полная ясность в отношении человека, с которым вам предстоит встретиться через несколько минут.

– Тогда, Андрей Владимирович, позволю задать ещё один вопрос: как вы нашли меня?

Плещеев развёл руками, и вновь улыбка осенила его лицо.

– Ксения Ивановна Папасова, дочь Ивана Христофоровича, запомнила ваше имя, а фамилию, к сожалению, забыла, но, как выяснилось, из всех пяти с половиной тысяч дачников и почти четырёх тысяч местных жителей зарегистрировано только три человека с именем Клим. Один – шестилетний, другой – старец, а третий – вы. Благо ваша законопослушная хозяйка подала ваш паспорт в участок ещё вчера.

– Я не знал, что полиция Ораниенбаума выполняет функции адресного бюро, – съязвил Ардашев.

– Нет, конечно, – прищурив глаза, ответил управляющий. – Но они уважают господина Папасова и не посмели отказать мне в любезной просьбе помочь отыскать вас… Вот мы и на месте.

Перед Ардашевым вновь возник двухэтажный особняк, одной стороной обращённый на деревянную Спиридоновскую церковь Офицерской стрелковой школы, а другой – смотрящий в сторону экзерциргауза^[19] лейб-гвардии Волынского полка.

За высоким забором раскинулся довольно приличный участок, похожий на парк с аллеями. Туи, липы, вязы и дубы создавали тень для гуляющих. Справа и слева от входа в дом рабочие под присмотром какого-то человека с седой бородой и усами заливали раствором два короба высотой немногим выше аршина^[20]. Их старший, облачённый в картуз, ситцевую рубаху, подпоясанную узким ремешком, носивший брюки и брезентовые штиблеты, размахивал руками и ругался на подчинённых. Те опасливо кивали и заделывали щели в деревянных конструкциях, из которых выливалась жидкая масса. Поймав на себе взгляд управляющего, он замолчал. В этот момент Плещеев и обратился к нему:

– Как дела, Павел Данилович?

– Помаленьку, Андрей Владимирович. Постаменты заканчиваем.

– И слава Богу, а то Иван Христофорович у меня справлялся насчёт них.

Ардашев поднялся по ступенькам и вслед за управляющим вошёл в дом. Они остановились перед кабинетом.

– Присядем пока, подождём, – опускаясь на турецкий диван, предложил Плещеев. – Там, судя по всему, посетитель.

Клим сел рядом и взглянул на часы – они показывали четверть десятого.

Неожиданно за дверью раздался возмущённый голос:

– Я ещё раз повторяю, господин Папасов, – вы поступили не по-купечески! У меня уже была устная договорённость с предыдущим хозяином суконной фабрики о её покупке. И цена была определена. Мы ударили по рукам. И тут появились вы и предложили цену на десять тысяч больше! И сорвали сделку! Как вы посмели?

– Вы не ко мне адресуйтесь, а к господину Шувалову. Именно он расторг с вами прежнее устное соглашение, а не я.

– Да что вы говорите? В прежние времена таких купцов, как вы, топили в Волге.

– Позволю заметить, милейший, что я потомственный дворянин. И к купеческому сословию, кстати, глубоко мною уважаемому, отношения не имею.

– Да уж, слыхали! Действительный статский советник! Скажите, пожалуйста, а сколько чемоданов ассигнаций надобно отвезти в столицу, чтобы получить чин статского генерала? Или можно закладными бумагами рассчитаться? А?

– Простите, я не отвечаю на глупые вопросы. К тому же я очень занят. У меня аудиенция.

– Аудиенция? Ох, каков гоголь-моголь! Так и у меня были бы аудиенции, если бы вы сделку не сорвали. Я ведь мечтал развить производство. Но вы всё испортили. Одно вам обещаю – я с вами поквитаюсь. И мне всё равно, генерал вы, адмирал или целый генералиссимус! Недаром о вас по всей Казани ходит дурная слава. Скольких волжских купцов вы разорили? Скольких обманули? Скольких сделали несчастными? Но ничего, расплата близка, и справедливость восторжествует… Так что ждите дурных вестей. Они прилетят отовсюду. И с берегов реки Казанки тоже.

– Вы мне угрожаете? Что ж, я вправе заявить на вас в полицию. Пока, правда, повременю. Послушайте, Александр Владимирович, давайте начистоту: ведь это ваш человек второго дня споил фабричных рабочих и подбил их на забастовку? Деньги на водку небось из вашего кармана утекли?

– Какая глупость! Я не имею ни малейшего отношения к вчерашней бузе в городском саду. Узнал об этом событии из газет.

– Не знаю, не знаю… Но надеюсь, полиция и жандармы разберутся.

– Я к этому непричастен. – Скрипнули ножки стула по паркету. – Не смею более задерживать ваше купеческо-дворянское превосходительство.

Послышались шаги, и полный господин с недобрым лицом появился в дверях кабинета. Взглянув на Ардашева, он остановился и воскликнул удивлённо:

– Вы?

– Здравствуйте, – поднялся Клим, ожидая, что ему подадут руку. Он тоже узнал посетителя. Это был тот самый попутчик по дороге в Ораниенбаум, которого он окрестил капиталистом.

– Никогда не имейте дела с этим человеком, – грозя пальцем в сторону резной двери, выпалил он и, так и не подав студенту руки, удалился.

Проводив ушедшего взглядом, управляющий изрёк:

– Такие ссоры иногда случаются у деловых людей. Но нас это не касается. Вы подождите минутку, я доложу о вас.

– Как угодно, – кивнул Ардашев и вновь опустился на диван.

Плещеев скрылся за дверью кабинета, но через некоторое время оттуда вышел не управляющий, а совсем другой человек, с греческим носом, роскошными нафиксатуаренными усами и бородкой клинышком, в костюме с жилеткой в клетку и с крахмальным стоячим воротничком. Седина уже обсыпала инеем волосы, усы и бороду. В его чёрном галстуке красовалась булавка с неприлично большим солитёром^[21]. Он носил модные светлые брюки в полоску.

Студент поднялся.

Незнакомец улыбнулся и, протянув руку, сказал:

– Папасов, Иван Христофорович. Очень хочу с вами познакомиться, господин… простите от дочери мне известно только ваше имя – Клим, а фамилию мне ещё не доложили.

– Ардашев Клим Пантелеевич, – рекомендовался студент, отвечая на рукопожатие.

– Очень рад! Прежде всего разрешите выразить вам признательность за спасение мой дочери.

– Не стоит благодарности.

– Надеюсь, вы окажете нам честь и разделите с нами завтрак?

– Удобно ли?

– Конечно, удобно! Не стесняйтесь.

– Право, я уже позавтракал, но выпью чаю или кофе.

– Вот и ладно, сударь вы мой, тогда пройдём в китайскую беседку. Надеюсь, там уже все собрались. – Папасов повернулся к управляющему и добавил: – Андрей Владимирович, прошу к столу.

– Благодарю, Иван Христофорович.

Ардашев зашагал по аллее вслед за управляющим и хозяином дома. Ещё недавно едва заметный ветерок усилился, качнул верхушки деревьев и пригнал с Финского залива облака, закрывшие солнце. Вместо жары на землю опустилась безмятежная летняя прохлада.