– На этот раз только сорок пять секунд сумел продержаться, – сказал он, обернувшись к Джоан. – Эта штуковина, дорогая, – «ящик сочувствия». Не могу объяснить, откуда он у меня… честно сказать, сам толком не знаю. Привезли из распространяющей их компании, «Уилсер Инкорпорейтед». Берешься за эти вот ручки, и уже не смотришь на Уилбера Мерсера, а действительно вместе с ним возносишься к славе. Чувствуешь то же самое, что чувствует он, понимаешь?

– По-моему, ощущения не из приятных, – заметила Джоан.

– Верно, – негромко подтвердил Рэй Меритан, – ведь ему предстоит умереть. Идет он прямиком к месту гибели.

Джоан в ужасе отодвинулась от ящичка как можно дальше.

– Ты же сама говорила: именно это нам и нужно, – напомнил Рэй. – Не забывай: я ведь довольно сильный телепат и читаю твои мысли без особых усилий. «Подлинные страдания – вот чего нам всем не хватает»… именно так ты думала всего пару минут назад. Пожалуйста, дорогая, вот тебе шанс. Пользуйся.

– Но это же… какое-то жуткое извращение!

– Твои собственные мысли?

– Да, – отрезала Джоан.

– Последователей Уилбера Мерсера уже двадцать миллионов, – сообщил ей Рэй. – Двадцать миллионов человек со всего света делят страдания с ним, идущим в Пуэбло, штат Колорадо. По крайней мере, так объявлено им… лично у меня на сей счет есть кое-какие сомнения. Но, как бы там ни было, мерсеризм сейчас то же самое, чем когда-то был дзен-буддизм: ты едешь на Кубу проповедовать богатым китайским банкирам устаревшую, отжившую свои дни форму самоуничижения.

Джоан, не ответив ни слова, отвернулась от него и устремила взгляд на бредущего вперед Мерсера.

– Брось. Хмурься не хмурься, ты же знаешь: все так и есть, – негромко сказал Рэй. – Я улавливаю твои чувства. Может, ты и сама о них не подозреваешь, но факты – штука упрямая.

В Мерсера на экране бросили камнем. Увесистый булыжник ударил идущего в плечо.

«И все, вцепившиеся в ящики сочувствия, почувствовали удар вместе с Мерсером», – сообразила Джоан.

– Именно так, – кивнув, подтвердил Рэй.

Джоан невольно вздрогнула.

– А что же случится, когда… когда его в самом деле убьют?

– Тогда и посмотрим, – негромко ответил Рэй. – Пока неизвестно.

II

– Нет, Богарт, думаю, вы ошибаетесь, – сказал Крофтсу госсекретарь, Дуглас Херрик. – Если девчонка и любовница Меритана, то вовсе не обязательно что-либо знает.

– Подождите, вот мистер Ли разберется и точно нам все сообщит, – раздраженно ответил тот. – Встретит он ее сразу же по прилете в Гавану.

– А прочесть мысли самого Меритана мистеру Ли не под силу?

– Один телепат, читающий мысли другого?

Богарт Крофтс невольно заулыбался. В голове его тут же возникла абсурдная картина: мистер Ли читает мысли Меритана; Меритан, тоже будучи телепатом, читает мысли мистера Ли и узнает об этом; мистер Ли, читающий мысли Меритана, обнаруживает, что раскрыт… и так далее, и так далее. Бесконечные возвращения к отправной точке, завершающиеся слиянием разумов, внутри коего Меритан, оберегая собственные мысли, старательно не думает о Уилбере Мерсере!

– Сходство фамилий… вот что наталкивает на определенные выводы, – пробормотал Херрик. – Меритан, Мерсер… три начальные буквы, понимаете?

– Нет, – возразил Крофтс, – Рэй Меритан – вовсе не Уилбер Мерсер, и я сейчас объясню, откуда нам это известно. По нашей просьбе в ЦРУ записали передачу Мерсера на ампексовскую видеоленту^[11] и проанализировали увеличенное изображение. Мерсер, как всегда, был снят на фоне унылой пустыни – кактусы, скалы, пески… сами, думаю, помните.

– Да-да, – закивал Херрик. – «Дикая глушь», как говорится в народе.

– Однако специалисты изучили объект, замеченный при увеличении в небе, и… он оказался совсем не Луной. Да, неким небесным телом, спутником, но чересчур мелким для нашей Луны. Рискну предположить, Мерсер вообще не землянин.

Нагнувшись, Крофтс с осторожностью, избегая касаться пары ручек, поднял и водрузил на стол металлический ящичек.

– И вот это сконструировано и изготовлено не на Земле. И все движение Мерсера – поголовно нуль-Т, с каковым фактом нам поневоле придется считаться.

– Но если Мерсер не терранин, возможно, он уже страдал и даже умирал прежде, на иных планетах, – заметил Херрик.

– О да, – вздохнул Крофтс, – подобного опыта у этого Мерсера – или как там его на самом деле – вероятно, хоть отбавляй… а мы до сих пор не выяснили главное.

Главным, разумеется, оставался вопрос: что происходит с множеством людей, держащихся за ручки ящиков сочувствия?

Усевшись за стол, Крофтс впился взглядом в стоявший перед ним ящичек. Казалось, парные ручки так и зовут, так и манят к себе. Конечно, он к ним ни разу не прикасался и впредь прикасаться не думал, однако…

– Когда Мерсер должен погибнуть? – полюбопытствовал Херрик.

– Как ожидается, ближе к концу следующей недели.

– И вы рассчитываете, что до этого мистер Ли сумеет обнаружить в голове девчонки нечто полезное? Некий намек, подсказку, где искать Мерсера?

– Надеюсь, что да, – ответил Крофтс, не сводя с ящика сочувствия глаз, однако по-прежнему не дотрагиваясь до него даже пальцем.

«Ну и странные, должно быть, ощущения испытываешь, – подумал он, – взявшись за пару совершенно обычных на вид металлических ручек и вдруг обнаружив, что ты – это больше не ты, а абсолютно другой человек в абсолютно другом месте, с трудом бредущий унылой, покатой, бескрайней равниной навстречу верной – по крайней мере, так говорят – погибели. Но слышать – это одно, а чувствовать… Что я такое постигну, если попробую сам?»

Отталкивало, сдерживало только одно – предвкушение небывалой боли. Неужели люди способны намеренно стремиться к таким ощущениям, вместо того чтобы избегать их? Стиснуть ручки ящика сочувствия изо всех сил… нет, ищущий избавления так не поступит. Тут речь не об избавлении – наоборот, о стремлении к чему-то конкретному, причем не к боли как таковой: считать мерсеритов обычными мазохистами в поисках неприятных ощущений по меньшей мере наивно. Адептов Мерсера привлекает некий заложенный в боли смысл. Содержание.

– Страдания позволяют им отрешиться от личной, персональной жизни, – сказал Крофтс, подняв взгляд на начальство. – Слиться с единоверцами, страждущими, переживающими мытарства Мерсера сообща.

«Наподобие причастия, приобщения Тела и Крови Господней, – мысленно добавил он. – Да, вот он, ключевой элемент! Единение, сопричастность – основа любой религии. Объединяя приверженцев, религия отделяет их от всех остальных».

– Однако их движение – в первую очередь движение политическое, либо должно расцениваться как таковое, – заметил Херрик.

– Да, – согласился Крофтс, – с нашей точки зрения… но не с их.

Интерком на столе зажужжал зуммером.

– Прибыл мистер Ли, сэр, – доложила секретарша.

– Скажите ему, пусть войдет.

Войдя в кабинет, молодой, рослый, довольно стройный китаец в старомодном однобортном костюме и остроносых туфлях с улыбкой протянул Крофтсу руку.

– Она ведь еще не отбыла в Гавану, не так ли? – покончив с рукопожатиями, спросил мистер Ли.

– Нет, она еще здесь, – подтвердил Крофтс.

– Симпатичная? – полюбопытствовал мистер Ли.

– Да, – улыбнувшись Херрику, заверил его Крофтс, – но в общении непроста. Грубовата, резка… одним словом, эмансипирована до мозга костей.

– То есть из суфражеток, – не прекращая улыбаться, отметил мистер Ли. – Терпеть не могу подобных дамочек. Нелегкое дело мне предстоит, мистер Крофтс.

– Не забывайте, – осадил его тот, – вся ваша задача – слушать ее дзен-буддистские проповеди, затвердить пару-другую вопросов вроде «Вот эта палочка – Будда?», да приготовиться к полудюжине неизбежных подзатыльников – с помощью которых, насколько я понимаю, у дзенских наставников принято вбивать в головы наставляемых толику разума.

– Или, напротив, выбивать из голов наставляемых его остатки, – улыбнувшись еще шире, добавил мистер Ли. – Как видите, я готов. Разум, безумие – в дзен это одно и то же. Но я, разумеется, коммунист, – посерьезнев, нахмурившись, добавил он, – и помогаю вам только потому, что партийный комитет Гаваны официально признал мерсеризм опасностью, подлежащей искоренению… а на мой собственный взгляд, мерсериты – сущие фанатики. Изуверы.

– Именно так. Поэтому нам и следует заняться их искоренением всерьез, – поддержал его Крофтс. – Кстати, вам доводилось пробовать?.. – полюбопытствовал он, кивком указав на ящик сочувствия.

– Да, – ответил мистер Ли. – Разновидность кары, налагаемой на себя добровольно – вне всяких сомнений, из-за угрызений совести. Заполняемый должным образом досуг нередко порождает в сердцах подобные чувства, в противном же случае лишь отупляет.

«Да ведь он совершенно не разбирается в сути вопроса, – подумал Крофтс. – Примитивный материалист, типичный человек, рожденный в семье коммунистов и воспитанный в коммунистическом обществе. Для таких все вокруг либо черное, либо белое, третьего не дано».

– Ошибаетесь, – заметил мистер Ли, уловив мысли Крофтса.

Тот покраснел.

– Прошу прощения, совсем забыл… поверьте, ничуть не хотел вас обидеть.

– Еще вы, вижу, – продолжал мистер Ли, – полагаете, что Уилбер, как он себя именует, Мерсер может оказаться нуль-Т. А известно ли вам, какой позиции на этот счет держится партия? Вопрос обсуждался всего несколько дней назад. Позиция партии такова: иных рас, рас нуль-Т, в пределах Солнечной системы нет. Вера в существование рудиментов некогда превосходивших человечество рас есть разновидность нездорового мистицизма.

Крофтс испустил тяжкий вздох.

– Решать эмпирическую проблему путем голосования, с чисто политических позиций… нет, этого я понять не в силах.

– Прошу вас, – успокаивая обоих, вмешался в разговор госсекретарь, Херрик, – не будем отвлекаться на умозрительные материи, по поводу которых расходимся во взглядах. Сосредоточимся на главном – на партии мерсеритов и ее невероятно быстром распространении по всему миру.

– Разумеется, – согласился мистер Ли. – Разумеется, вы совершенно правы.

III

На летном поле аэропорта Гаваны Джоан Хияши остановилась и огляделась.

Другие пассажиры быстрым шагом шли от корабля к дверям в зал ожидания номер двадцать. Из вокзала, как всегда, не без опаски потянулись наружу встречающие – друзья, родственники, хотя правилами аэропорта встречающим выход на поле был строго запрещен. Среди них обнаружился и молодой, рослый, худощавый китаец с приветливой улыбкой на лице.

– Мистер Ли? – окликнула его Джоан, подойдя ближе.

– Да-да, – подтвердил китаец, поспешив к ней. – Проголодались? Самое время поужинать. Позвольте, я отвезу вас в ресторан, к Хан Фар Ло. Там подают утку под прессом, суп из ласточкиных гнезд по-кантонски… все это, согласно канонам кантонской кухни, жутко сладкое, но – в кои-то веки! – съедобное.

Вскоре они, добравшись до ресторана, заняли полукабинет, отделанный красной искусственной кожей и пластиком под африканский дуб. Со всех сторон слышалась бойкая кубинская и китайская речь, в воздухе веяло жареной свининой и дымом сигар.

– Значит, вы – ректор Гаванского Института Востоковедения? – уточнила Джоан, чтобы наверняка исключить ошибку.

– Совершенно верно. Конечно, из-за религиозных аспектов Коммунистическая партия Кубы на нас поглядывает косо, однако многие из местных, островных китайцев исправно посещают наши лекции либо подписаны на институтскую периодику. Вдобавок, как вам, безусловно, известно, к нам приезжает немало видных востоковедов из Европы и Южной Азии… Кстати! Признаться, я до сих пор никак не пойму одной дзенской притчи. Монах, рассекший надвое котенка… сколько ни изучал вопрос, сколько ни размышлял – убейте, не понимаю, как отыскать Будду в акте жестокости по отношению к безобидному зверьку? Нет-нет, – поспешно добавил мистер Ли, – я с вами вовсе не спорю… всего лишь ищу знания!

– Да, из всех дзенских притч эта, пожалуй, самая сложная, – согласилась Джоан. – Тут нужно задаться вопросом: где тот котенок сейчас?