Лейла села на краешек дивана и пыталась вклиниться в разговор Этани и Ахмеда, но получалось неловко. Те говорили о чем-то заумном и непонятном, о Швейцарии как главном конкуренте Палестины, или о том, как дорого ездить на лечение на Синай из Европы. Так бывало, что Лейла не улавливала что-то важное, когда другие по умолчанию все понимали. Видимо, чтобы не смущать, ее стали расспрашивать о самочувствии и клинике. «Все хорошо, вежливый персонал, красивое здание», – цедила слова Лейла. Показное радушие и вежливость Этани вгоняли в ступор. Без солнечных очков был заметен возраст той: вокруг глаз на загорелом лице расходились лучики белых морщинок. Что-то в британке заставляло очаровываться, настолько вся она была милая, плавная, только это же и настораживало. Ахмед располагал к себе и держался просто, хотя, когда Лейла спросила о работе, сказал, что управляет крупной гостиничной сетью здесь, в Палестине. Да, похоже, все они находились в Палестине.

Ахмед расспрашивал Этани о недавнем курсе по креативному письму, та сыпала в ответ незнакомыми терминами, а Лейла кивала и изображала, что внимательно слушает. Посматривала на доктора: тот продолжал что-то говорить матросам, иногда тоже бросал на диван отрывистые взгляды. Ахмед теперь смеялся, видимо, шуткам Этани о преступниках и не доплывших до берегов южных штатов нелегалах, о засилье евреев в торговле. Лейла тоже улыбнулась на всякий случай. Все слова и фразы в комнате были вроде и знакомыми, но непонятными. Лейла путалась в услышанном, ей становилось не по себе – и она поддакивала.

Из разговора стало ясно, что они ждут дочку Этани с подругой, чтобы отчалить. Вскоре девушки приехали, и все вышли из салона на палубу встретить их. Сначала на борт прыгнула длинная сутулая блондинка и громко представилась: Эмили. Было удивительно, до чего она была похожа на Этани миловидными чертами лица. Вместе с тем сразу бросалась в глаза дочкина размашистость, чрезмерность. А вот ее подруга, невысокая мулатка в неброском платье, шляпе и огромных солнечных очках, напротив, настолько гармонировала со всем вокруг, что Лейла и не заметила, как та очутилась рядом. Улыбнулась: «Анна-Кармелия, очень приятно».

Когда все прошли в салон и гостья сняла шляпу и очки, в висках Лейлы что-то будто треснуло, а изображение на миг исказилось. Как в старых телевизорах, когда сбивается настройка канала и рябят черно-белые полоски. Что-то не так … да, это была Кармелита, которую Лейла хорошо знала по своей прошлой работе в пиар-агентстве в Лондоне. Только чуть-чуть другая. Какое счастье увидеть знакомое лицо!

– Кармелита! – крикнула Лейла и бросилась в сторону девушки. Та отпрянула и выглядела растерянной.

* * *

Поскольку до этого Лейла в основном молчала и улыбалась, все взгляды устремились на нее. А она в упор смотрела на оторопевшую мулатку. Возникла неловкая пауза.

– Да это же наша, одна на миллион, Лейла, – послышался елейный голос пожилой британки. – Она много работала с самим Ади в Европе, а сейчас поправляет здоровье в клинике доктора Натансона. Она там самый выдающийся пациент, – приобняла за талию Лейлу, та вытянулась. – Эмили уже рассказала вам про нашу замечательную гостью?

– Добрый день, очень приятно. – Кармелита расплылась в улыбке, чуть хулиганской и мальчишеской. Такая бывала на ее лице каждый раз во время долгих ужинов в общих командировках, когда она сплетничала про очередных любовников или сотрудников и клиентов агентства. Только эта новая Кармелита была размыта, как акварель, лишена обычной раскованности, будто запугана. А на голове ее вились беспорядочные мелкие кудряшки – сколько Лейла помнила, та их тщательно выпрямляла. А еще теперь щурилась, как будто плохо видела.

– Спасибо. – Лейла не двигалась. Она и раньше часто робела именно перед Кармелитой. – Мне кажется, мы знакомы, нет?

Кармелита отошла на полшага, насколько позволяли палуба и люди вокруг.

– Я много слышала о вас, знаю работы Ади, но думаю, пока не имела удовольствия видеться. – Девушка улыбнулась буквально на секунду, и на это короткое мгновение стала собой, сумасшедшей Кармелитой из Лондона.

Повисла пауза, Лейле полагалось что-то ответить, но она молчала. В беседу вмешалась Этани:

– А наша Анна-Кармелия – девушка с золотым сердцем, работает на авиационной Почте Хайфы и часто выручает нас всех. Их курятником тоже заправляют евреи, само собой. – Женщина нарочито беспечно и громко засмеялась, подмигнув вернувшемуся на палубу Даниэлю.

Тот ответил воздушным поцелуем и объявил ровным, не допускающим возражений тоном:

– Отлично, раз мы все собрались, я предлагаю подняться наверх. Выпьем по бокалу розе́ за ее сиятельство Этани, евреев, нашу Лейлу и за сегодняшнее путешествие!

С шуточками и смешками все по очереди поднялись на верхнюю палубу. Яхта тронулась и стала медленно проходить через длинный канал, окруженный небоскребами. Даниэль усадил Лейлу в кресло рядом со своим, капитанским: «Вы же у нас впервые». Остальные гости расположились на обитых мягкой кожей длинных лавках позади. Филиппинки в полосатых платьишках и белых фартуках принесли на подносе длинные извилистые бокалы и бутылку розового игристого вина.

Лейла пыталась поймать взгляд Кармелиты, но безуспешно. Было непонятно, почему та ее игнорирует. Может, бывшая коллега обиделась на что-то еще пару лет назад, они и не общались толком, как только перестали работать вместе. Или Кармелита не хочет обнаруживать их знакомство именно перед этими людьми, или все это дурацкая постановка. Поневоле лезли мысли, не повредилась ли сама Лейла и вправду головой. Но не время и не место для рефлексий – ее в первый раз выпустили из того странного госпиталя куда-то к живым, смеющимся людям.

Даниэль повернулся к гостям, поднял в воздух бокал.

– Чин-чин! Здоровие! – второе слово на ломаном русском.

Все подняли бокалы, произнесли: «Чин-чин!» И Лейла тоже, а потом добавила, улыбнувшись: «Здоровие!»

Забавно, по всему миру иностранцы, узнав, что она из России, поднимали тост Na Zdorovie, думая, что именно так принято говорить в ее стране. Однажды кто-то рассказал, что виной всему сцена в старом голливудском фильме про русских. Лейла улыбнулась и этой мысли.

Яхта продолжала идти по каналу, по сторонам которого высились бесконечные небоскребы. Вдоль берегов люди сидели за столиками уличных кафешек, гуляли. Их было много, выглядели они вполне обычно.

– Ой, знаете, в России, когда пьют, всегда говорят какой-нибудь тост: за любовь, за мир, за прекрасных дам, и каждый раз что-нибудь новое. То есть у нас пьют только осмысленно и со смыслом. – Лейла повторила хорошо отработанную в разных компаниях шутку. Нынешняя публика тоже разулыбалась, и она продолжила:

– Ну и вот, мой тост за прекрасные дни, лайк такие, как сегодня! Спасибо за этот день доктору Даниэлю и всем вам! – Она высоко подняла бокал, в котором отражались искорки солнечного дня. Доктор улыбнулся в ответ по-особенному, вода, воздух и все вокруг светилось вместе с Лейлой.

* * *

Хорошо было в этот день, легко, пусть так же непонятно и путано. Казалось, все люди на земле были радостны, находились вне времени и пространства, как и Лейла сегодня. Вскоре лодка вышла из канала в открытое море, берег с небоскребами начал удаляться. Филиппинки забрали пустые бокалы. По приглашению доктора гости спустились и прошли на носовую палубу. Там, в тени белоснежного навеса, их ждал как по волшебству накрытый стол.

Лейла села на одной лавке с дочкой британки и Кармелитой. «Почему она меня игнорирует, как будто и не знает? И как так может быть? Сестра? Двойник? Но с таким же именем? А в общем, неважно». И она начала ловить искорки от морских волн и солнца в бокал, радовалась смеху и голосам вокруг. На столе появлялись все новые разноцветные салаты и соленая рыба, белые и оранжевые сыры, овощи, огромные креветки на гриле, много розового игристого вина. Лейла сосредоточенно прожевывала еду и слушала, хотя по-прежнему не улавливала бо́льшую часть сказанного другими. Надо было все же понять, где она и что это за люди.

Из разговоров пока не складывалось ясной картины, только отдельные, не связанные друг с другом мазки на огромном белом холсте. Они в Палестине, и сюда сложно попасть, поэтому в клинику доктора Даниэля едут исключительно самые знаменитые европейцы и китайцы. Сам Даниэль из Австрии, но давно уже живет здесь, он хорошо знаком с ближайшим окружением первых лиц Палестины, России и других стран. Лодка плывет сейчас по Средиземному морю, а прозрачные ломтики соленой рыбы – египетское блюдо. Пока получалось, что Палестина состояла из зеркально гладких, отражающих солнце небоскребов, огромной клиники посреди пустыни, тротуаров вдоль длинного канала и пристани с белоснежными яхтами.

Девушки рядом долго обсуждали упражнения для лица, и Лейла переключилась на разговор Даниэля с Этани. Те говорили про развитие районов вокруг как медицинского хаба и привлечение богатых пациентов из ближайших Египта и Файзаловской Аравии.

– Подождите-ка, а где евреи? – вопрос Лейлы врезался тупым ножом в податливую массу общего гомона.

Даже Эмили и Кармелита притихли. Все вокруг засмеялись.

– И эта туда же. – Этани делано поморщила нос и улыбнулась. – Как это где? Здесь, там и везде. Один сейчас перед тобой. – Она приобняла Даниэля за острые плечи, с легким смешком добавила: – Чтобы наверняка, поищи в руководстве любой крупной компании. Правда, дорогой друг? – ласково взглянула на доктора.

Лучше бы Лейла ничего не спрашивала. Она повернулась обратно к своим соседкам по лавке и стала поддакивать новой беседе, на этот раз – о дыхательных упражнениях. Кармелита все это время избегала взгляда Лейлы, а обращаясь к ней, быстро произносила фразу и смотрела куда-то в сторону. С Эмили и другими гостями она держалась свободнее.

Вполуха Лейла слушала спор англичанки, палестинца и доктора о конституционной монархии в России, ее вечном противостоянии с Англией, рассаднике социалистических проеврейских идеалов, о постоянных конфликтах и гонке вооружений между странами. Наверное, Лейла что-то не так поняла, потому что получалось, что революция и рассадник были в Англии, а монархия – в России. Впрочем, даже после многих месяцев в Лондоне она не научилась как следует улавливать эти «фоновые» разговоры. Возможно, опять недопонимала что-то из-за языка или усталости, тем более все было так странно в последние недели. Иногда сильно хотелось вставить слово, растормошить всех, особенно Кармелиту. Что за бессмыслицу они несут. Лишь тонкая улыбка Даниэля удерживала от этого, он точно был настоящим и в своем уме, не кривлялся, ничего не изображал.

Даниэль предложил всем освежиться в море, лодка остановилась, и гости стали вставать из-за стола и переходить на заднюю палубу. Эмили и Кармелита позвали Лейлу переодеться. Она сначала вошла с ними в салон, но вспомнила, что уже надела купальник под сарафан, и вернулась на палубу. Там скинула одежду и открылась солнцу. Услышала откуда-то сверху голоса пожилой британки и палестинца, прислушалась.

– Не знаю, Ахмед, я намерена странствовать по свету и писать книги всю вторую половину жизни, только вот выстрою сначала всех своих уток в ряд.

– А кто же будет платить за эту дольче вита? Когда таких долгожителей станет действительно много? Уже сейчас ресурсов хватает не всем и не всегда. Безусловно, я не о Палестине, но есть же и другие места на земле.

– Дорогой Ахмед, за десятки лет омолодилось менее одного процента людей, не надо тут искать ни леса, ни деревьев, оставь ты.

– Информация непременно просочится, рано или поздно она или станет общедоступной, или спровоцирует большие социальные волнения. Мне ли говорить тебе про историю, которая повторяет сама себя.

– В Палестине никто ничего устраивать не будет, полно тебе, мой друг, всем нужно такое вот сокровенное место. Нам повезло жить в прекрасном оазисе посреди вечного хаоса. Давай поблагодарим вашу гостеприимную землю и лучше попросим еще розе́.