Видимо, злость на бывшего мужа перекинулась у нее на весь мужской пол. Посему голос из переговорного устройства обескуражил девушку. Она на короткое время оторопела. В эту минуту дверь изнутри распахнули, и Карюха увидела соседского мальчика:

– Привет, дева! – выпалил тот и оттолкнул ее, чтобы проскочить мимо. При этом глаза у него полезли на лоб при виде одеяния Карюхи. И он присвистнул на ходу. – Класс, краля!

Поведение мальчика привело девушку в замешательство. За период ее отсутствия оно заметно поменялось, причем не в лучшую сторону. Всегда спокойный и уважительный, грубого слова не услышишь, вдруг рвет подметки и дерзит.

– Гулять? – спросила машинально.

Ответа не последовало. Он спрыгнул с крыльца и был таков. Войдя в подъезд, она сразу отметила, что стены выкрашены в другой цвет. Когда последний раз посещала мать, были светло-зелеными, сейчас серого тона. Бросилось в глаза, что краска явно не свежая, в застарелых трещинах и пятнах грязи понизу. Не придала этому особого значения, но в голове отложилось. И еще поставило в тупик, что ни на одной двери не увидела номеров квартир. Чем выше поднималась по лестничным маршам, тем больше озадачивалась этим. Куда подевались номера? Сколько же она тут не была? Впрочем, если судить по возрасту соседскому мальчику, то тот каким был, такой и оставался. Карюха подошла к двери квартиры матери, хотя, наверно, не совсем правильно называть эту квартиру материной. Здесь вместе с матерью провела она свое детство и школьные годы. Здесь все было близким и родным. Из подаренной отцом квартиры приходила сюда, как к себе домой. Долго не могла привыкнуть к отцовскому подарку и отделить себя от материной квартиры. Дверное полотно было все то же, и цвет такой же, только оттенок другой, и, как на всех полотнах в подъезде, не было номера. Она пригляделась, надеясь на месте, где был номер, найти хоть какой-то след от него. Но – ничего. Обескураженная, надавила на черную кнопку звонка. Трель другая. Не успела удивиться, как щелкнул замок и дверь приоткрылась. В проеме стояла мать в своем домашнем халате и с простыми волосами.

– Это ты, Карина? – почему-то неприветливо, но буднично спросила, как будто никуда дочь не пропадала. Притом, что назвала ее полным именем, чего не делала с раннего детства. Для самой Карюхи полное имя уже звучало как-то необычно, а из уст матери непривычно. – Я тут уборку затеяла, – пояснила та и наморщила лоб. – Что это ты напялила на себя, идиотка? Чуднее одеться не могла?

– Могла, но не стала, – ершисто отозвалась девушка, радуясь, что видит мать и, вместе с тем, поражаясь, что мать назвала ее идиоткой. Это было что-то запредельное. Несмотря на тяжелый характер матери, та никогда не разбрасывалась подобными словечками, тем более не позволяла себе отпускать их в адрес дочери. Всегда, когда выказывала недовольство ею либо отчитывала за что-то, умела подобрать другие слова.

– Все бесишься, ненормальная кобылка? – раздраженно проворчала та. – Заходи, паразитка. Почему не позвонила, что придешь?

– Я звонила, – сказала Карюха, снова обескураженная выражениями матери. – Отвечали, что твой номер не существует.

– Что за чушь. Не рассказывай сказки, идиотка! – не поверила мать.

Переступив порог, Карюха вдохнула в себя знакомые запахи. Ноздри задрожали. Как же ей не хватало этих запахов и ощущения покоя.

– Давно я тут не была, – проговорила с придыханием, готовая броситься матери на шею, обнять и прижаться к ней, как делала в детстве.

– Да, – с нескрываемой иронией холодно отозвалась мать. – Со вчерашнего дня прошло целых двадцать четыре часа, – по бледному лику с еще неувядающей кожей чиркнула короткая брезгливость. Незнакомое Карюхе выражение лица. В озабоченных холодных глазах стояла усталь.

Вероятно, Карюха непременно бросилась бы на шею матери, если б ее не остановили слова о двадцати четырех часах. Неужели она отсутствовала здесь всего сутки, просверлило мозг. Как же так? Магия? Разумеется, магия. Ибо на самом деле ее не было неизвестно сколько. Хотя почему неизвестно? Известно: сутки. Здесь ее не было одни сутки. Но как за это время могли перекрасить подъезд, состарить и загрязнить краску, снять номера с дверей? Немыслимо. Магия. Понимая, что справляться об этом не имеет смысла, если замешана магия, Карюха все-таки не выдержала:

– Зачем сняли номера с дверей квартир в подъезде?

– Как, сняли? – наморщилась мать. – Их никогда не было.

Подобного ответа девушка не ждала, но углубляться в этот вопрос не стала. Ясно было, что у матери другого ответа нет. Заглянула в кухню:

– Ты не одна?

– А с кем же я? – хмуро пожала плечами мать. – Одна, конечно.

– А где мужчина, который ответил мне по домофону? – напирала Карюха.

– Мужчина? – снова сморщилась мать. – Этих козлов мне еще не хватало! – возмутилась громко и зло. – Ищи там, куда звонила! – посмотрела с некоторой долей враждебности.

– Ну как же? – вскрикнула девушка. – Я набирала номер твоей квартиры! Сорок три.

– Сорок три? – глянула мать исподлобья и нервно одернула на бедрах халат. – А причем тут сорок три? Сорок третья выше. У тебя что с головой, паразитка?

– Все нормально, – озадачено пробормотала Карюха, подумав, что происходит непонятное. Уж что-что, а номер квартиры, в которой выросла, она хорошо помнит. Быстрым взглядом окинула прихожую. Все как всегда, но как будто что-то не так. А вот что не так? Запахи те же. Ковровая дорожка та же. Мать та же, но, кажется, изрядно погрубевшая. Вдобавок, она никогда прежде не ходила по квартире с простыми волосами. Всегда надевала маленькую косынку, прятала под нею волосы без прически. А еще. Обои на стенах похожие на прежние, но с другими цветочками. Точно, с другими. Как это может быть? Заменила за сутки? Видя, что глаза матери внимательно следят за выражением ее лица, Карюха сделала его смущенным, улыбнулась. – Просто ум за разум забежал. Перепутала.

– Перепутала она, оторва дурная! – недовольно проворчала мать, вновь приведя девушку в крайнее изумление. – Ты вообще никогда с математикой не якшалась. Перепутать цифру сорок три с цифрой тридцать четыре! Кому расскажи – не поверят! – ее рука потянулась к одежде Карюхи, пощупала пальцами ткань. – Ты где откопала это уродство, чучело огородное?

– Ой, ну ладно, мам, не заводись, – сдержанно попросила девушка, чувствуя неприятный осадок в душе.

– Это я-то завожусь? – возмутилась мать и отпрянула от нее. – Это ты меня начинаешь выводить из себя своим глупым видом, корова безобразная! Надо же так нарядиться! Курам на смех! – и, опережая возражения Карюхи, закрыла ей рот ладонью. – Лучше молчи, поганка, пока не расстроила меня окончательно! – чуть отдышалась, удовлетворяясь тем, что девушка не проронила в ответ ни звука, спросила. – Что надумала дальше делать? Время-то идет, не стоит на месте. В банде будешь болтаться, как дерьмо в проруби, или подыщешь себе новое занятие?

Совершенно ошарашенная обращением матери, Карюха, не понимая, что имеет та в виду, и, думая, что надо быстрее разобраться, почему во время ее отсутствия так все поменялось, медленно приходила в себя, с трудом глотая слюну и выдавливая из горла:

– Буду думать.

– Вот всегда так, – сердито всплеснула руками мать, – попрыгунья чумовая! Я на тебя всю жизнь положила, чтобы ты дружила с башкой! Из кожи лезла, одна растила! И вот какую кобылку вырастила на свой черепок. Вся в козла родителя пошла! Безответственная! Шляешься по бандам! Меня ни во что не ставишь!

Эти обвинения выходили уже за все рамки. Мать словно с цепи сорвалась. Карюха не узнавала ее. Кроет, не выбирая слов. Неужто решила, что дочь пропала, потому что связалась с дурной компанией? Несет чушь о каких-то бандах. Но пытаться объясняться с нею сейчас, когда та развоевалась не на шутку, бессмысленно. Не поймет. Слушать не станет. Между тем, девушка, едва сдерживаясь, подбирая слова и тон голоса, закипала:

– Ну, перестань! Сколько можно?

– Что значит перестань? – зло повысила голос мать. – Ты посмотри в зеркало на эту бессовестную дрянь! Что значит сколько можно? Сколько нужно, столько и можно!

– Ну, прошу, мам! – голос Карюхи дрожал, готовый вот-вот сорваться в пропасть. – А то я больше не приду к тебе!

– Я так и знала, – яростно выдохнула женщина. – Тебя подкупил мерзавец родитель! Этот подонок все делает мне назло. Я вижу! Не слепая. Ты стала какой-то другой. Игнорируешь меня. Повадилась шастать к нему. Надо было мне разбежаться с ним раньше, когда ты еще мочилась в пеленки, – сказала с негодованием в голосе.

– Не могу же я всю жизнь оставаться ребенком, – попыталась примирительно улыбнуться Карюха, думая, что, несмотря на очень плохое отношение матери к своему бывшему мужу, та все-таки раньше умела держать себя в рамках и не обзывать его по-черному в присутствии дочери, как это делала сейчас.

– А почему нет? – нервозно пожала плечами мать. – Хотя отвратительно всегда оставаться ребенком. Я понимаю, какое жадное чувство ты испытываешь, когда предаешь меня. Без предательства жить нельзя. Надо всегда уметь это делать. Но я злюсь не на твое предательство, а оттого, что предаешь ты меня скоту и ублюдку, которому я за милую душу перегрызу глотку.

– Я не предаю тебя, мам, – успокаивающе возразила девушка и попыталась обнять ее за плечи. – Не волнуйся.

Но та гневно отбросила ее руку и глянула враждебно:

– Похоже, этот сукин сын плохо влияет на тебя. Его воздействие безобразно. Ты даже предавать уже неспособна. Я его ненавижу. А тебя – вдвойне. Запомни, без предательства и ненависти ты не человек. Банда исторгнет тебя, как последнюю дрянь. В твою сторону на улице смотреть никто не станет! – в голосе у нее прозвучали непримиримые нотки.

– Я знаю, мам, – прошептала девушка, чувствуя, как голова распухает от непонимания происходящего, как мозг готов взорваться и разнести череп вдребезги. Между тем, она старалась погасить вспыхивающую ярость.

– Ладно, – отступила мать на шаг. – Что стоишь в прихожей, как безродная? Проходи в комнату, коль приперлась!

– Да нет, мам, я на минутку, – отказалась Карюха, сбитая с толку ее речами.

– Что так?

– Потеряла ключ от своей квартиры. Забежала, попросить твой.

– Я не удивляюсь, – хмуро протянула женщина. – У тебя никогда не было мозгов, чтобы не быть дурой.

– Никогда я не была дурой, – не согласилась девушка, обиженно надув губы.

– Не спорь с матерью, дрянь! – вдруг громко выплеснула она. – Не была бы дурой, не потеряла бы! – подняла руку, опережая новое возможное возражение Карюхи. – К тому же ты неделю назад взяла у меня ключ. Забыла, что ли? Я же говорю, дура.

– Я не брала, – оторопела девушка. В голове прокрутила назад домашние события, происходившие до поездки с друзьями на отдых, и осознанно твердо выговорила. – Зачем было брать, если я тогда не теряла свой ключ?

– По-твоему, я тоже дура, что все помню? – резко возмутилась мать.

– Я этого не говорю, – отринула Карюха, видя, что мать снова начинает заводиться.

– Не говоришь, но думаешь! – отрезала та злым тоном. – Я вижу. Не слепая. Так что ищи ключ у себя. Или попроси у своего родителя, у этого безмозглого негодяя. И вообще, забери у него навсегда. А также прекрати выворачиваться передо мной свиной кишкой! – секунду помолчала. – И лучше смени замок, чудо пустоголовое!

– У меня с собой денег нет, – вспомнила Карюха. – Покупать не на что.

– Хорошо, деньги я тебе дам, потом вернешь, – холодно проговорила мать. – Позвони в Управляющую компанию, пусть пришлют слесаря.

Кивнув, девушка виновато развела руками:

– Я потеряла телефон, – пробормотала, опуская глаза.