– Недалеко. – Она повернулась и похлопала себя по сумке на поясе. – У меня подложное письмо от брата Джоната. Здесь рядом священное место. Я найду там все необходимое и, может быть, помощь. Не знаю. Я должна сделать все, что могу, для Озанны. Проследи за ним, Бланш, пожалуйста.

Ее глаза, печальные и влажные, смотрели на брата. Бланш развел руками, не найдя решения лучше. Он вернулся, расшевелил тлеющие головешки в костре и подкинул туда новых чурок, собрал угли в сковороду, обернул ее мешком и подсунул под ноги Озанны. К обеду, хотя солнце умеренно прогрело густой лес, принц задрожал. От мороза, пробирающего его изнутри, он почти просыпался в полусонном бреду, бормотал и проваливался в дрему обратно. Бланш снял с себя балахон и накрыл им Озанну в надежде, что тот даст толику тепла вопреки своей изношенности.

– Ода, – единственное слово, которое удалось разобрать в бормотании принца.

– Нет, я – Бланш, господин. Ваша сестра ушла, – приговаривал он, подсовывая края одежд под колени и плечи Озанны, и тогда тот перехватил его пальцы. – Принц? Озанна?

– Поль, – едва слышно отозвался он, слабо сжимая фаланги Бланша.

– Да, простите. Поль, – подтвердил тот и не стал отнимать руку.

Тогда принц успокоился, пригрелся и уснул. Он проспал долго, и его крепкое молодое тело победило всю возможную заразу, которая могла попасть в его кровь из пасти дикого кабана. Только вот времени на то потратилось достаточно – принц спал полтора дня, трижды вставая по нужде и выпить воды. А Бланш не находил себе места: Ода так и не вернулась. Когда же принц окончательно пришел в себя и попросил еды, Бланш приготовил для него скромный ужин и печальную весть.

– У тебя словно скопилось ко мне множество вопросов, Бланш, – заметил Озанна, тщательно пережевывая размоченную лепешку, мерзкую на вкус, даже когда голодаешь. – Не считая тех, что я и сам себе задаю. Где моя сестра?

Бланш поведал все в подробностях, винясь и каясь в своей слабости, помешавшей ему принудить принцессу остаться. Услышав про храм, о котором говорил брат Джонат, Озанна смял отщепленный кусок выпечки и зло бросил его в тарелку.

– Я бы мог много раз назвать Оду глупой. Но слишком хорошо ее знаю – мы, видишь ли, познакомились в утробе, – а потому точнее будет рекомендовать ее безрассудной. – Озанна свирепо посмотрел вдаль леса и втянул носом воздух.

– Мы пойдем за ней? Попробуем отыскать? – с надеждой спросил Бланш.

Озанна неотрывно смотрел вдаль и отвечал самой чаще, а не Бланшу:

– Никогда не хотел быть королем, потому что ненавижу это.

– Простите, не понимаю…

– Выбор между плохим и самым дерьмовым решением, Бланш. Терпеть не могу.

Озанна запихнул в рот остатки лепешки и через силу комом проглотил. Он встал и отряхнулся, будто в этом был какой‑то смысл, – их одежда наполовину состояла из грязи, от которой и чесалось, и болело, и мерзло тело. Принц оперся руками о колени и закрыл глаза. А после торгов с чувствами Озанна произнес:

– Мы не пойдем за Одой, мы направимся к Годелеву. Пусть я прослыву слабаком, но не попадусь в ловушку. При худшем раскладе Оду сможет спасти только гормова армия.

Глава IV
Плоды и кости

Водворяясь в замок Годелева, Озанна ощущал себя настоящим актером, в свой черед шагнувшим на подмостки. И вовсе не от того, что рядом звенели бубенцы на пуленах Бланша, которого стража повелела оставить у дверей. Виной тому стала сама сцена, развернувшаяся в тронном зале. Замешательство придворных и гостей отыгралось через драматичную паузу. Только Годелев со сложным выражением лица покручивал пальцем в воздухе, как бы наматывая на него невидимую нить мысли. Наконец он с готовностью ее озвучил:

– Итак, у меня здесь две делегации высоких гостей из Эскалота, которые, очевидно, ехали разными путями, – с заметной иронией проговорил он. – Принц Озанна, вас я ждал.

– Благодарю за ожидание, Ваше Величество, – в тон ему ответил тот и поклонился, но в его голосе чувствовалось больше ярости, а не сарказма. – Обстоятельства задержали меня в дороге, они же стали причиной, по которой я явился к вам без сестры и должных почестей.

Годелев слушал гостя с особой внимательностью, вскинув брови и прокручивая перстни на пальцах. Озанна оценил, что сам король переживал эту встречу нелегко, хотя и пытался скрыть волнение. Принц даже заткнул за пояс неловкость, которая все рвалась наружу, уместная, но несвоевременная. Озанна знал, что следы путешествия все найдутся на его лице: даже дорожки от пота и слез на слоях грязи наверняка броско выделялись. Но обстоятельства не позволяли ему думать о чем‑то, кроме долгов. Он сейчас был похож на боевого рыцарского коня, который несется по полю так устремленно, что сшибает вражеских солдат насмерть. Ведь если он остановится, и ему, и седоку тут же придет конец. Поэтому принц продолжил:

– И, сир, я, признаюсь, удивлен видеть при вашем дворе нашего общего знакомца. – Озанна зло выцеживал слова, а потом резко взглянул исподлобья на Ферроля. – Мы действительно путешествовали раздельно.

Чародей таил удивление и изображал церемониальную беспристрастность. Но Озанна видел, как он жует губы. Принц почти ликовал – когда шел сюда, представлял себя с понурой головой винившимся за все учиненные его семьей проблемы, на очную ставку он и не рассчитывал. Но вот он здесь – главный виновник его бед. Озанна готовился вытрясти из чародея все, что требовалось, и требовать сатисфакции. А Ферроль выбрал тактику самую верную. Хитрый и опытный государственник, он проигнорировал лишенного всех титулов и обвиненного в измене человека и обращался только к королю.

– Сир, я уже изложил вам волю Его Величества Ги. Теперь, когда мы можем не опасаться за жизнь принцессы Оды, судьбу сего презренного человека решит король, избрав для него метод казни…

– Где моя сестра? – перебил его Озанна, понимая, что Ферроль продолжит тираду. – Где Ода?

Чародей игнорировал его, а Годелев, поочередно оценив обоих, ответил принцу:

– По словам посла, принцесса найдена в неподобающем виде у храма на меже. С ней все в порядке, принц. Она на пути в Эскалот.

– Вам известно, почему ее не привезли к вам, сир?

– Ваше Величество, со всем уважением напоминаю, что смутьян перед вами лишен всех титулов и, паче того, права называться принцем. А принцессе требуется прийти в себя. Она пережила ужасные страдания, пока скиталась по всему королевству.

– Почему, Руперт, будь ты проклят, ее не отправили к жениху?! – прикрикнул на него Озанна и сам удивился тому, как за эти месяцы огрубел его голос. – Смотри на меня, собака! Со своими правами я разберусь. Если Ода нашлась всего в дне пути от Горма, как ты посмел ее развернуть обратно через все земли вместо того, чтобы сопроводить к королю Годелеву? Я – свидетель последней воли нашего отца. Он повелел нам обоим ехать в Горм. И я исполнял эту волю.

Ферроль победно ткнул рукой в Озанну, отчего широкий рукав богатых одежд взметнулся, как коршуново крыло.

– Признанием своим он подтвердил, что виноват в похищении принцессы!

– Мы оба с ней называли это «спасением», – парировал Озанна. – Сир, я объясню, почему ваша невеста еще не здесь. Тому виной ее братья: я, который не уберег, и Ги, который потакает наушничеству Ферроля. Он повелел ее доставить в Эскалот, потому что, окажись она перед вами, правда всплыла бы мгновенно. И этот «посол» сейчас висел бы на дыбе.

Их громкие взаимные оскорбления и угрозы, словно бичи, стегали смиренные ряды придворных, и те реагировали с выверенной долей чувств: достаточно, чтобы выразить мнение, но не докучая королю излишним шумом и мельтешением. Годелев перевел задумчивый взор на Ферроля:

– Что вы ответите, посол? Доводы молодого принца звучат логично. Я действительно ожидал встретить принцессу Оду. – Почуяв, что у Ферроля нет внятного ответа, поэтому чародей готовится разлить скользким маслом красноречие, Годелев пригрозил ему пальцем. – Я терпелив и не смел бы торопить даму. Но коль скоро узнал, что она может находиться в беде и неволе, я изъявлю свое желание, подкрепленное законом: я желаю встречи с принцессой Одой. И только ее слово станет для меня решающим.

– Сир, безусловно, вы помолвлены. Но принцесса в девичестве зависит от воли ее старшего брата и короля.

– Поэтому я задаю резонный вопрос: отчего я вижу вас, а не ее? Король Ги расторгает помолвку?

– Ни в коем случае, – с жаром ответил Ферроль. – И я прошу вас в качестве подтверждения сохранности нашего союза, сир, выдать изменника Озанну в руки эскалотского закона.

Годелев оценивающе оглядел упомянутого: взгляд зацепился за все – за его котт-д-арм с белым щитом, за натруженные руки, за рану, которую тот изредка придерживал. Тогда король направился к трону и присел.

– А я не хочу выдавать вам принца Озанну, посол. Он мне обещан – в сквайры. Я дал слово покойному королю Оттаву, что сделаю его рыцарем. И раз я не вижу здесь своей невесты, то хотя бы до нашей встречи позабочусь о принце.

– Сир, этот человек принесет Эскалоту смуту!

– Смута уже бушует в Эскалоте, – напомнил ему Годелев. – Вы сами ее начали, и меня не волнует, кто зачинщик! Вале восстал. То тут, то там вспыхивают мятежи, а вы в Горм добирались инкогнито. И у всего творимого есть очевидные причины. Я не выдам вам принца.

На лице Ферроля дергались мышцы. Он выбирал риторику и решил рискнуть:

– Сир, я могу это понимать как принятие вами стороны в междоусобице, которая…

– Дама, направь! Ферроль! – рявкнул на него Годелев, оттолкнувшись спиной от трона и нависнув над спорщиками. – Озанна, скажите мне, вы замышляли восстание против брата?

– Никогда, сир, – беспрекословно ответил Озанна.

– Вы участвовали в бунтах?

– Нет, сир. Шел напрямик к вам. Я всегда представлялся братом-защитником под чужим именем и не собирал сторонников.

– Вы похищали сестру?

– Нет, сир.

– Как тогда вышло, что вы оба тайно бежали?

– Сир, у меня есть ответ, но пока моя семья находится под властью короля Ги, я не могу его озвучить публично, чтобы не навредить.

Озанна пожалел, что произнес «моя семья», но поздно одумался. В нем екнуло сначала «Ода!», потом через один удар сердца – «матушка!». Но наружу не вырвалось ничего. Впрочем, Годелеву было достаточно того, что он услышал.

– Мне все понятно.

Он так просто ответил, что Озанна возликовал. В его радость ворвалась придворная дама преклонных лет, которая сделала шаг вперед и сказала:

– Кроме нашего вопроса, сир.

Озанна обернулся к ней; дама не сводила прищуренных глаз с короля, который протяжно вздохнул и согласился:

– Ох, леди Бэсс, и правда. Я чуть было не забыл о вашем вопросе.

Король задумчиво откинулся на спинку трона и почесал указательным пальцем выемку под губой.

– Все так сумбурно, так не вовремя… – протянул Годелев. – Вопрос с принцессой Одой я нахожу более острым.

Леди Бэсс что‑то шепнула на ухо стоящей рядом девушке и подтолкнула ее в спину. Та засеменила к трону, присела подле в реверансе и, когда король подозвал ее жестом, приблизилась. Она что‑то торопливо начала докладывать королю, но еле слышно. По реакции Годелева было заметно, что ему рассказывают какие‑то небылицы, он даже беззвучно спросил у девушки «что?» с таким лицом, словно сейчас зайдется хохотом. Но вместо смеха он только с улыбкой закрыл ладонью свои глаза. Подосланная леди Бэсс девушка еще раз сделала реверанс и отдалилась спиной. В тишине к Годелеву наклонился стоящий неподалеку советник – грузный мужчина с седыми длинными усами – и что‑то поспешно объяснил. Годелев вновь одними губами произнес картинное «о-о-ой».

– Какой же бред, – вполголоса выговорил король. – Комедиант. А я думал, чего‑то не хватало… Да? Принц Озанна, с вами прибыл спутник?

– Все так, сир. Он ждет у дверей.

– Пустить.

Бланш вошел, и, когда, сопровождаемый взглядами, дошел до Озанны, на него тут же набросился с обвинениями Ферроль:

– Подлый гаденыш! Как посмел?! Ваше Величество, прошу вас выдать обоих!