Поначалу такое увлечение показалось мне странным. Я знала сестру с детства, хотя росли мы в разных семьях. Но страсти к рыбалке до замужества я в ней не замечала. Марья всегда отличалась скрытностью, даже замкнутостью, и, несмотря на близкое родство, в детстве мы общались нечасто.

Марья вставала рано и отправлялась на Куру с удочками. Уж не знаю, водится ли в Куре рыба, но лягушки точно!

Каждый вечер берега и отмели превращались в оркестровые ямы с лягушиной икрой, и из каждой до утра доносился оглушительный грохот. Сестра любила сидеть на лавочке у дома и слушать неугомонное, лягушиное оранье.

– Как хорошо! – Глаза её мерцали, как очи сказочной птицы Рарог, вылупившейся из яйца на девятый день.

Впрочем, Марья не только рыбачила. Она владела модным свадебным салоном (как оказалось, тем самым ателье «Царевна», что у вокзала) и проводила в нём вторую половину рабочего дня, часто задерживаясь до вечера.

Но в тот вечер Марья была свободна. Фрогги быстро перевернула чашечку вверх дном и поставила перед собой:

– Ну вот, через пару минут узнаем, что у тебя впереди.

– Отпуск закончится, и я уеду. Тут и гадать не нужно, Марья.

Я стояла у окна и любовалась блестящими листочками белой берёзки под окном. За берёзкой сверкало зеркало Куры. Дядя сегодня ездил на рыбалку к плотине и выловил двух огромных щук. Тётя попросила меня приготовить рыбу:

– Васа, ты знаешь необыкновенный старинный рецепт! Только у тебя щука получается так вкусно!

И теперь я думала лишь о фаршированной щуке, которая дожидалась нас к ужину.

Фрогги недовольно наморщила носик, зелёные глазки блестели, как звёздочки:

– Когда ты уезжаешь, Василиса?

– Через две недели.

– Не жалко… нас покидать?

Я пожала плечами:

– Но теперь-то всё налаживается как будто. Самые сложные времена позади… Живёте, как в сказке, – я взглянула в окно на холмы, парящие над землёй в весенней, буйной зелени.

– Это не сказка, это присказка… сказка будет впереди, – сестра перевернула чашку с кофейной гущей.

Ятровки вытянули шеи и с любопытством поглядывали на нас. Минуты две все смотрели на чашку как зачарованные.

Фрогги серьёзно на меня посмотрела и торжественно произнесла:

– У тебя будет новое платье, Василиса. А мужей и детей столько, что и не сосчитаешь! Я даже завидую тебе… – Марья поставила чашку на блюдце и замолчала.

– Это всё? – удивилась я.

– Всё, а что ещё? – Фрогги поднялась с места.

Старшая ятровка Живана подошла и взяла у Марьи чашку:

– Что за глупые шутки, Фрогги? Думаешь, это смешно… Не слушай её, Васа. Она так шутит.

– Я и не шучу вовсе… – упрямо блеснула глазами Марья.

– Не ссорьтесь, девушки! Это же и правда смешно! Мужей без счёта, – примирительно улыбнулась я, – и детей без счёта.

– Мужей, может быть, пятьдесят… нет! Сто! А детей – тысячи тысяч! – уточнила Марья.

У кузины действительно странное чувство юмора.

Я натянуто улыбнулась:

– И одно новое платье… ты забыла о платье!

Платья я не носила уже года три. Сарафаны, юбки, блузки, шорты, брюки – всё, что угодно, но только не платья. Ни одного не было в гардеробе.

– Но зато какое!!! Никто не сможет сравниться с тобой!

«Задави её, гадюку! Засыпь известью!» – заверещал комариным писком на задворках сознания внутренний голос.

«Молчи!» – отозвалась я.

– Я согласен с Фрогги, – раздался хрипловатый голос у дверей гостиной, – никто не сможет сравниться с тобой! – На пороге стоял Вано и ухмылялся. – А я стану одним из ста её мужей, Фрогги?

– Ты будешь последним, Иван, если жив останешься! – заявила Фрогги.

– Ну всё, хватит! Фрогги, каждой шутке место! – обозлилась старшая ятровка. – Вот ведь жаба! – воскликнула она.

– Верлиока пучеглазая-а-а! – завыла младшая Желя.

– Змея! – не унималась старшая.

– Моревна ненасытная! – зашипели Желя и Жевана вдвоём.

Марья отступила и взглянула на них с презрением:

– С вами уж точно ничего и никогда не произойдёт, разве только конь Аргиз разметает ваши косточки по горным долинам! – И обернулась на меня, сверкая сумасшедшими очами. – К полной луне готовься! Будет тебе и новое платье, и мужья, и дети! И щука тебе не поможет!

В комнате будто свет выключили на несколько секунд. Темнота поглотила дом. В форточку с реки пахнуло тиной; могильный холод ударил в лицо; тихий голос позвал меня и растворился над водой.

В тишине Марья вышла из комнаты, и в гостиной стало светло.

Ятровки фыркнули ей вслед:

– Смотри, Марья, как бы твои косточки не разметал по горным долинам конь Аргиз.

Вано подошёл ко мне, будто ничего не произошло и день не сменился ночью, и взял похолодевшую руку.

– Не обращай внимания на Фрогги. В последнее время она странно себя ведёт. А что до гадания, то мне она нагадала, что я найду себе жену на болоте, представляешь? – Вано весело рассмеялся.

Глава 5

Стоит объяснить, кто такой Вано.

Не успела я приехать, родня принялась меня сватать. Жених нашёлся мгновенно, и это показалось мне крайне подозрительным. Не из-за него ли тётка меня вызвала? Она сообщила о женихе в день приезда, и я категорически отказалась с ним встречаться.

Тётя Макоша обиженно дёрнула подбородком и до обеда ходила за мной с батистовым платочком, украдкой промокая уголки глаз, и ворчала:

– Негоже девушке с твоим-то положением в двадцать четыре года незамужней жить. О детях подумай, не то время упустишь. Должен быть наследник и непременно мальчик!

«Мальчик! Наследник! Что за Средневековье!»

– Тётя, мы же не в Англии. Какой наследник! – вяло отбрыкивалась я.

– Глупости какие, Васа! Ты взрослая девушка, но я всё-таки несу за тебя моральную ответственность. Удачно выйти замуж – для девушки это главное!

«Господи! Прошлый век какой-то!»

– Но я не хочу замуж! А если бы и вышла, то только по любви.

– Любовь – это так обременительно, дорогая.

– Ну вот, ты сама так считаешь. Я никого не хочу обременять и впредь!

– Не обременяй! Для брака достаточно человека, с которым тебя свяжет дружба… или привычка, или то и другое. Любовь можно найти и на стороне, если так уж приспичит!

– Зачем тогда замуж выходить? Я хочу быть верна мужу.

– Как трогательно… Я очень тебя прошу, ну… посмотри на жениха. Такой красавчик и богат к тому же.

– Даже если так, я не люблю жить в городе. Меня вполне устраивает сельский быт и природа. А всем богатеньким подавай ночные клубы, пьянки и злачные места. Ты же знаешь, я не терплю такого времяпровождения.

– Что ты! Он совсем не таков! Очень скромный молодой человек и живёт за городом. Ну, не капризничай. Это даже неудобно, что я тебя уговариваю.

– Ох!

– В конце концов, долг каждой женщины – выйти замуж и родить детей.

– Перед кем долг, тётя?

– Если хочешь, перед памятью родителей. Перед обществом, в конце концов. Подожди… или ты, может, принадлежишь к этим новомодным ужасным сообществам, отрицающим брак и детей? Неужели ты чайлдфри?

– Да что ты, тётя! Нет, конечно! – Мне не хотелось расстраивать её в первый же день встречи. – Ну хорошо, хорошо! Пусть приходит. Но ты должна знать – это пустая затея!

– Посмотрим, дорогая, – загадочно улыбнулась тётя. – Не забудь вечером о нашем семейном обычае.

– Каком?

– Всё-таки забыла? Русский костюм! Ты наденешь его, как и принято у нас на торжествах и… смотринах.

– Ты же это не серьёзно?

В ответ Макоша улыбнулась, спрятала платочек в рукав блузы и грациозно удалилась.

У тётушки был пунктик: непременно выдать меня замуж за отпрыска царского рода.

Смешно. Все эти мёртвые, отжившие призраки аристократии не приносят ни радости, ни пользы. Но тётя принадлежала к категории людей, которым титулы и привилегии кажутся не только не смешными, но желанными и необходимыми.

Тётя не жаловала простых людей. И день за днём копала яму, навсегда отделившую её от небогатой и незнатной части родни. Яма многолетними стараниями незаметно разрослась в пропасть, и мосты через неё уже невозможно было навести.

Родня, подобно шекспировским Монтекки и Капулетти, общалась редко, ненавидя друг друга искренне, и, кажется, ко времени моего приезда готова была забыть о существовании друг друга решительно и бесповоротно.

Макоша, конечно, причисляла себя к древнему роду «Монтекки», а бедную родню и дальних московских родственников – к не очень древнему «Капулетти».

Далеко тёте искать не пришлось. Как известно, в Грузии дворян, князей и царевичей больше всего в мире на душу населения.

Тётя Макоша переехала в Тбилиси из пригорода девять лет назад после смерти моих родителей, в дом матери, и с тех пор, оказывается, подыскивала мне подходящую партию. Иван Рюриков-Острый (сам он называл себя Вано) подходил определённо, кем-то там приходясь Багратионам и Романовым, то ли племянником, то ли внуком.

Нельзя не признать – тётка постаралась. Вано был молод, красив, умён и обходителен.

В первый же вечер он пришёл к нам в дом, и знакомство наше не задалось.

* * *

Вано заявился с другом – высоким мегрелом с чёрными, гудронными глазами. Мегрел окинул взглядом просторную комнату, оценил гостей и на секунду зацепился взглядом на мне. Что-то знакомое почудилось мне в тяжёлом, волчьем блеске прищуренных глаз. Тёмные волосы с ярким каштановым отливом были, пожалуй, по-старомодному длинноваты. На большом пальце правой руки сверкнуло гладкое железное кольцо с шипом. На следующих двух: указательном и среднем – такие же широкие, железные кольца, но без шипов.

Мегрел отвернулся, что-то тихо сказал другу. Я скользнула взглядом по длинному кожаному пальто. «Волк» отлично вписывался в образ героя киберпанка и был точной копией Нео из фильма «Матрица».

Вано взглянул в мою сторону. Я тут же отвела взгляд. С чего бы мне пялиться на незнакомца. А вот он глаз с меня не сводил – я чувствовала его взгляд на щеке.

Тётя подвела гостей к восьминогому бальному дивану.

«Запах аира!»

Ятровки расшивали натянутый на раму шёлк и болтали без умолку. Я сидела рядом в старорусском летнике и жемчужном кокошнике, забравшись на диван с ногами, и изучала том Брема.

Чувствовала я себя преглупо. Лиф сарафана постоянно сползал вниз, грозя оголить меня прилюдно. Я уже заметила, как гости мужского пола одобрительно оглядывают меня и довольно качают головами. Я незаметно подтягивала непослушный вырез и сердилась, что пошла на поводу у тёти и ятровок.

Друзья переглянулись, и Нео присвистнул:

– Это она.

– Спокойно, мгелико.

Вано улыбнулся, пряча за спиной розу:

– Ещё одна русская оккупантка приехала на грузинскую землю.

Я оглядела наглеца с ног до головы и тихо ответила:

– Здесь во всех присутствующих течёт русская кровь.

– Я вовсе не хотел никого обидеть… – самодовольно улыбнулся царевич, – в грузинских учебниках пишут, что в царские и советские времена грузинский народ находился в оккупации у России. Я неудачно пошутил… извините.

– В таком случае вам надо поостеречься.

– Полноте, Василиса, – вмешалась тётя, улыбнулась, сглаживая неловкость, – не шути так! Не то гости подумают, что ты говоришь серьёзно! Васа, это Иван Андреевич, очень дальний, но всеми любимый родственник…

Вано чуть склонил голову и вручил мне розу.

Я поблагодарила:

– Люди недаром говорят: кровь – не водица. Родне мы рады…

Слова прозвучали натянуто, но тётя умела находить общий язык даже с непримиримыми врагами:

– …и его товарищ Афанасий Дхоль…

«Афанасий? Мгелико? Я недавно слышала это имя…»

– …Помнишь тётю Ольгу? Так вот, Иван её двоюродный племянник…

– Третья степень родства? – спросила я удивлённо.

– Четвёртая, дорогая. Вы – очень дальние родственники. Я так рада, что вы, дети, наконец познакомились… Иван приехал к нам только ради тебя. Он достойный молодой человек и прекрасный собеседник… Не обижай гостя, Васа.

«Такого обидишь!»