– Так ты всё-таки из Энсолорадо, – улыбнулся Боло Вага. – Единый! Василий, как же я рад встретить соплеменника! Гляди, впереди мерцает свет огней Азрэка. Это центральные кварталы! Идём же, я угощу тебя лучшими яствами в лучшей таверне!

4

Мудрильня

«Мне плевать на хранителей, – говорил сам себе Дженн, в очередной раз выйдя на ночные улицы Алриаса в поисках Дэзерта. – В первую очередь мне нужно отыскать своих демонов. Затем собрать семена Древ и… Но, – вмешался его внутренний голос, – это твоя сказка. Если Владыка твой соплеменник, и он творит беззакония… Ты должен вмешаться! Ты такой же хранитель, как и он… Ты имеешь право!»

Группа мужчин отошла в сторону при виде Дженна, уступая дорогу. Да он же теперь знаменитость.

Сначала навалял местному силачу, потом заступился за энсоларийского купца. Несколько дней назад маг взашей выкинул из трактира продавца ядовитых опьяняющих трав. Затем не позволил мальчишкам издеваться над щенком, напугав сорванцов тем, что будто слышит в его визге голос умершего человека. Потом Дженн помешал негодяю ограбить женщину с ребёнком.

На днях его выследили чьи-то дружки, скорее всего травника. Они напали в переулке Нижнего Алриаса, чтобы отомстить. И славно же Дженн потешился, раскидывая наглецов по каналам.

Были и другие случаи. Дракон не упускал возможности помахать кулаками. Что ждёт его сегодня?

Маг усмехнулся, потерев свой колючий подбородок. Помнится, когда-то он не одобрял драчунов. Должно быть, это влияние Миркира, в котором он провёл некоторое время. Витали демонов сделала его нетерпимым и… Да нет, Дженна всегда была нетерпима к несправедливости. Просто теперь она получила большую физическую силу и может позволить себе мужские игры.

О, но все ли?

Маг приблизился к стенам крупного весёлого дома «Цветы дальних стран». Впрочем, почти все бордели Алриаса были наполнены «цветами» из соседних королевств. Джаэрубцы ревностно относились к собственным женщинам.

Да, спустя сто лет они получили право выходить на улицы, покупать и даже продавать изделия, которые создавали дома. Но право это получили исключительно замужние горожанки. Дети и девушки так и сидели взаперти.

Не дай Азрэк кто-то покусится на их честь! Скорее мужчины растоптали бы их «цветы», чем позволили красоте и аромату услаждать иноземцев. Исключение составлял разве что гарем царя царей, насколько помнил Дженн своё знакомство со жрицами Азрэка.

На пороге «Цветника» прохожих встречали длинноногие калосские женщины, изящные и белолицые, словно мраморные статуэтки. Широко улыбались смуглые пышногрудые добурки с волосами, покрашенными в рыжий. Рядом стояли женщины из Чада с глазами горящими, будто у вышедших на охоту чёрных пантер. Встречались здесь и светловолосые беженки из Агару, чьи улыбки хранили больше печали, нежели вожделения.

Все женщины были одеты в недешёвые и яркие ткани, впрямь напоминающие бутоны цветов. Их веки были густо подведены краской. А губы сияли, будто у вампиров, только что осушивших свою жертву.

«Дэзерту здесь понравилось бы», – подумал Дженн, уверенно перешагивая порог заведения.

– …Это господин Дженн, – донеслось до его чуткого слуха. – Тот господин, что победил Слона… Неужели он так же силён? Неужели он… Неужели у него…

Работницы окружили мага, впрочем, держась на некотором расстоянии и избегая прикосновений. Приторный запах эфирных масел, исходящий от их одежд, кожи и волос, нежные женские голоса, осыпающие комплиментами и предлагающие разнообразнейшие услады для тела, оглушили Дженна.

У него закружилась голова, и на миг перед глазами предстало лицо Шуи – темноглазой химхонки из Сет, чья бабушка помогла отыскать дорогу в лес фей. Он вспомнил её лёгкий поцелуй и тряхнул головой, отгоняя морок.

Мужское тело стало для него темницей, как до того была лампа. Катан предупреждал, что магу, который принял звериное обличье, нельзя забывать о том, кто он. Нельзя охотиться в облике лисицы или сокола и есть сырое мясо, иначе тонкие сферы – сама душа может перенять повадки души звериной. Но что делать с голодом иного рода, кукольник не объяснял.

Может ли душа Дженны перенять мужские качества? Может ли вообще быть пол у человеческой души? Или на тонком уровне границы между различной природой физического тела растворяются?

Эти мысли тяготили душу Дженна хуже всяких кандалов. Он не знал, как ему себя ощущать. Какую роль избрать в этой странной сказке? Где границы дозволенного, безопасного?

Дракон не мог себе позволить думать о своих учителях, тосковать по Сайрону… Это приводило его плотную сферу в полнейшее замешательство, ведь теперь он был мужчиной! Но маг не мог позволить себе посмотреть и на женщин, ведь он родился женщиной, и подобные мысли устраивали кавардак уже в его тонкой сущности!

Отсидевший приятель Тикки был прав. Вкусная еда – только она могла принести облегчение душевным метаниям, напоминая о простых и понятных потребностях.

– …Нет, я никогда не видела у нас того, о ком Вы рассказываете, – объявила ему прислужница, ставя на стол блюдо с пищей.

Часть тарелки занимала густая овощная похлёбка, другую – поджаренный в ароматном масле рис, а третью – тушёное мясо с кусочками жгучего перца. Кухня оказалась отменной.

Всякий раз, наведываясь в подобное заведение, Дженн съедал свой ужин, выпивал стакан вина, разбавленного водой, и уходил, отказываясь от десерта. Выставленная на продажу женская красота вызывала всё больше уныния. А поиски мага раз за разом оканчивались ничем.

Дэзерт как свозь землю провалился! Его демонический дух не отзывался на призыв амулета, а плотное тело не было замечено ни в одном из борделей. Неужели Его бывшее Величество отправился в дальнее странствие? Или же за сто лет он встретил окончательную смерть?

Почему-то последняя мысль вызывала у Дженна не печаль, а раздражение. Зачем он вообще тратит время на поиски слуг? Ещё и Тринадцатый пропал из пещеры… А между тем по стопам дракона шёл Враг, как предупреждала богиня Лианхо. Нужно было поскорее отыскать все камни-семена и бежать прочь из Сии, дальше – сквозь миры и, желательно, время.

– Мои девочки готовы обслужить Вас бесплатно, господин, – сквозь мысли мага донёсся низкий женский голос. – Мы наслышаны о Ваших стычках с негодяями и хотим вознаградить героизм.

– Я благодарен Вам за предложение, но мне достаточно и простого «спасибо», – Дженн поднял взгляд на пожилую узкоглазую калосску, так напоминавшую бабушку Шуи. Ах, если б она только знала, что за подвиги он насовершал за свою жизнь. – Удовольствия, о которых Вы говорите, я не могу себе позволить. Мой приятель – только его я и пытаюсь найти здесь…

Отказывать женщине в ласках – всё равно, что говорить хозяйке, будто её готовка недостаточно хороша для тебя. Дракон никак не представлял себе, что, казалось бы, вежливым словом он может настолько обидеть кого-то.

Если как женщина Дженна была довольно худощава и порой сомневалась в своей привлекательности, то как мужчину природа не обделила мага. Дженн был уверен и в своей силе, и в своих анатомических пропорциях. Но эпитетов и сравнений, которые высказали ему проститутки, он не смог бы забыть до конца своей жизни. Тут растерялась бы сама Дубабушка…

Пожалуй, на этом слава Дженна в Алриасе и заканчивалась. Красный от стыда по самые уши, он покинул «Глупую клумбу», как теперь и никак иначе стал именовать это прибежище гадюк.

– Недомуж, – неслось вдогонку магу на трёх языках. – Любитель старых ослов!

– Гуль немощный!

– Космосиськ проклятый!

– Болтунец, проваливай в свою мудрильню…

Дженну очень хотелось ответить на необоснованные упрёки. Но, подумав, он решил, что поступать подобным образом недостойно. Хотя последние напутствия женщин его заинтересовали. Надо бы выяснить у Мальмуха, приятеля Кэрра, где находится мудрильня, в которую ему следует проваливать, и космо… что?

– Космополит – гражданин мира! Свидетель прекрасного! – пылко рассуждал статный мужчина с гладко выбритым лицом и тёмными волосами чуть ниже плеч. – Говорю вам, нельзя ставить интересы отдельного государства выше мировых. Вы должны понять: наш дом – весь мир…

Оратор, возвышающийся над одним из столов таверны, прозванной «мудрильней», широко раскинул руки. Он будто распахнул объятья тому миру, о котором говорил, готовый одарить своей мудростью и его, и всех слушателей. Дженн застыл у входа, с любопытством наблюдая за происходящим.

В мудрильне, как и в других тавернах, собралось исключительно мужское общество. И седые старики, и бородатые мужчины, и безусые юноши угощались напитками, молча внимая одному – довольно молодому эсфирцу с красивым лицом и ещё более пленительным голосом. Витали, которая гремела в его груди и вплеталась в речи, хотелось внимать, точно она была сладким мёдом.

Насколько Дженн смог вызнать, оратора звали Плутарх, и был он учителем при царском дворе. В свободное от обязанностей время он ходил по тавернам, чтобы нести любовь к мудрости простым алриасцам. Кэрр упоминал, будто эсфирец интересовался даже Нижним Алриасом, так как считал, что все люди равны и должны иметь равную возможность учиться.

– Я спрашиваю вас, что стало с Агару? – продолжал Плутарх Велонес, сверкая глазами. – Я отвечаю вам: безразличие его подданных привело к изоляции не только от остального мира, но, в конце концов, друг от друга. Сосед не поддерживает соседа! Брат не защищает брата! Родитель – своего ребёнка! Сын – отца! Люди бегут прочь из королевства… Вот чем это заканчивается! Вы скажете: в самой природе человека заложено стремление искать блага в первую очередь для своей семьи. Я же отвечу: мы не отшельники, но граждане, соседи, – мы все взаимосвязаны!

– Не могу же я отвечать за неудачи своего соседа! – возмутился кто-то из стариков. – Одному поможешь в беде, он ответит взаимностью. А другой возьмёт да и сядет мне на шею… Знаю я таких!

– Именно поэтому я хожу по тавернам, чтобы как можно больше людей вспомнили о своей высшей природе, – ответил Плутарх. – Сегодня ты пришёл ко мне, добрый человек. Завтра придёт один твой сосед, послезавтра – другой. И вскоре не будет тех, кто думает лишь о себе. Ведь мы не звери! Мы не можем слепо доверять законам земной природы, когда есть ещё и небесная! Мы должны стремиться к расширению границ прежде всего собственного ума. Для того мы и собрались с вами здесь…

– Как же отделить истинную небесную природу от земной, учитель? – спросил какой-то юноша.

– Истина живёт в красоте, – ответил оратор.

– Разве красота не обманчива? – поинтересовался юноша. – Выпив вина, я засыпаю ночью рядом с красавицей, а просыпаюсь с уродиной…

– Всё верно, есть красота иллюзорная, а есть настоящая, нетленная, неизменяемая, – согласился Плутарх. – А теперь настало время, чтобы раскрыть главный секрет! В анализе красоты нельзя полагаться на выбор своих чувств. Только разум способен постичь идеальные структуры космоса. Как истинное лицо человека мы можем увидеть, когда тот сбросил вуаль, так и философ постигает мир, сбрасывая вуаль чувственности. Любоваться следует не сердцем, но разумом.

– Я давеча поступил так, мой учитель, и знатно схлопотал от своей жены… – пожаловался один из слушателей. – Она мне: идём ужинать. А я ей: да погоди, я хочу на звёзды посмотреть.

– Что женщина может понимать? – надменно добавил другой мужчина. – Она прекрасная и обожаемая, но сама – заложница природы плоти. Мать не способна оторвать взгляд от своего младенца и взглянуть на небо.

– …Быть может, если бы ты почаще брал на руки своих детей, и у жены нашлось бы время посмотреть на небо? – не выдержав, вставил Дженн.

– Женщина слаба и безвольна! – обернулся к нему достойный отец младенца и муж недостойной жены. – В истории мира нет ни единого следа женщины…

– …Да и какой смысл от следа в истории, если след этот написан ежемесячным кровотечением? – хохотнул кто-то из зала.

– Ах, но не все ли люди – след кровотеченья своих матерей? – заметил Дженн.