Он отстранился, взял мое лицо в ладони и стал покрывать его поцелуями. И тогда я решила, что не оставлю его в беде. Даже если он наговорит мне кучу гадостей, даже если будет гнать от себя прочь. Я нужна ему, а чувство, что ты кому-то нужен, невероятно поднимает дух и дает силы. А через день, наговорив мне много обидных слов, он снова меня прогнал…

Я ругала себя на чем свет стоит. Повторяла, что нормальные люди в такие ситуации не попадают. Хотелось оставить его: пусть живет как хочет и со своими проблемами разбирается сам. Но что-то мешало – наверное, воспоминания, ведь хороших часов у нас было больше, чем плохих. И вафли с нутеллой, которые он так вкусно готовил, и косы, и странные слова, сказанные на эмоциях: «Ты мое все, Сашка. Весь мой мир. Я полноценно живу только рядом с тобой. А в остальное время я как кот Шредингера, понимаешь? И жив, и мертв одновременно». Но бывало, я слышала и совсем другие слова: «Чего ты возишься со мной? Оставь. Иди к своим. Мне не нужны твои помощь и жалость. Тебе меня не исправить, я такой, какой есть. Меня все ненавидят, и тебе это не изменить». Бывали и дикие дни, когда он просто впадал в бешенство: «Пошла прочь, надоела. Ненавижу, бесишь! Ты дрянь, ты мне отвратительна». И так по несколько раз на неделе. Сегодня он один, а завтра уже другой, но ты готова простить ему все ради вот этого «Я без тебя как кот Шредингера, считаю минуты, когда снова тебя увижу». Женька был для меня уравнением, которое я мечтала решить. Но это оказалось невозможно – слишком много переменных.

Женя ушел в девятом классе после жуткой трагедии. Я думала, что он не вернется. Но ошибалась.

* * *

Проблему с окном решали несколько дней: вызывали родителей вандалов и пытались стрясти с них деньги. И вот я увидела, как Марк ходит по школе со свеженьким фингалом – побочный эффект похудения семейного бюджета. Марк всегда стеснялся семьи, не самой благополучной.

Как-то перед родительским собранием я видела у школьных ворот Марка и его отца. Последний был сильно навеселе, небритый и помятый, шатался. Марк его не пускал, обратно разворачивал. На собрание Черепанов-старший в итоге не пришел: видимо, Марку удалось отправить папу домой.

Жизнь тем временем продолжалась. Вскоре у нас состоялось знакомство с новой училкой русского и литературы – классной руководительницей бэшек. На ней была очередная юбка-карандаш, на губах – неизменная винная помада. Валерия Антоновна напи сала на доске свое имя, затем попросила каждого по очереди встать, представиться и назвать последнюю прочитанную книгу. Сначала мы вставали неохотно, но затем втянулись.

Наступила очередь Малика. Он встал, представился и сказал, что последняя его книга – инструкция, как открывать пивной бочонок. Класс взорвался хохотом. Удивительно, но Валерия Антоновна тоже засмеялась. А вот от старой русички за такое можно было и двойку схлопотать. Я поняла, что Валерия Антоновна адекватная и особых проблем с ней быть не должно. Это радовало: русский и литература – мои слабые звенья.

После уроков я столкнулась с Женей – он ждал меня у школьных ворот.

– Ты домой? Можем пойти вместе, – предложил он.

Я растерялась. Нужно было срочно что-то придумать и сбежать.

– Ой, нет, мне еще на почту. Увидимся завтра! – И я поспешила в противоположную сторону, планируя вернуться домой другим путем.

Я старательно избегала Женю: мне совсем не хотелось с ним общаться. Я боялась, что он снова что-нибудь выкинет… а еще не доверяла самой себе. Когда я находилась рядом с Женей, мой разум куда-то уплывал. Женя странно на меня действовал: я будто выпадала из реальности. Видела все искаженно, готова была все ему простить. Но когда Жени рядом не было, я на все смотрела объективно и трезво. Я не собиралась его прощать, даже если он действительно изменился. Он совершил ужасный поступок и дол жен понимать, что такое прощать нельзя. Он может начать новую жизнь с нуля после всего, но уже с другими людьми. И с его стороны пытаться наладить между нами отношения – это просто дикость! Но действительно ли он хочет именно этого – восстановить между нами отношения? Пусть хотя бы просто дружбу?

Я не понимала, как он теперь ко мне относится. Перед тем как в девятом классе Женя ушел, кое-что произошло. Я поступила с ним жестоко – предала его, когда он нуждался во мне сильнее всего. Я боялась, что он возненавидел меня, но… зачем тогда он сейчас сам идет на контакт? Он действительно больше не злится? Или задумал что-то, хочет втереться в доверие, чтобы… Чтобы что? Ох, я совсем запуталась!

Очнувшись, я заметила Ваню. Он стоял посреди дороги, спиной ко мне. Я подошла и увидела у него в руках какой-то клочок бумаги.

– Вань! – позвала я, но он не отреагировал. Вообще он чем-то напоминал статую. Я осторожно тронула его за плечо. – Эй, у тебя все нормально?

Минаев повернулся ко мне. Я отпрянула: его лицо было белее мела, губы дрожали.

– Что случилось? – Догадка была ужасной. – Что-то с мамой?

Трясущейся рукой Ваня протянул мне листок, оказавшийся запиской. Я прочитала: «Твоя мама умирла».

– Откуда это?

– В куртке было…

Казалось, он сейчас упадет в обморок.

– Постой, постой. Давай разберемся. Ты звонил маме?

– Нет, боюсь, – пролепетал он.

– Не бойся! – с напускной бодростью велела я. – Уверена, что это чья-то тупая шутка. Давай, доставай телефон и звони при мне.

Ваня послушался. Оказалось, что у мамы все в порядке.

– Ну, вот видишь! – Я надеялась, что мой тон звучит ровно. – Все хорошо же. Так что это просто кто-то пошутил…

– Так нельзя шутить, – произнес Ваня тоном ослика Иа-Иа.

– Согласна. Узнать бы, кто это.

– Да я знаю, кто это, – вздохнул он. – Бэшки. Все еще думают, что это я настучал. Черепанова видела? Ему отец врезал за окно. Уверен, это он. Мстит.

У меня заныло сердце, стоило представить, чем может обернуться эта дурацкая записка. Теперь уже ашки придут к бэшкам с наездом?

– Да не мог он, – попыталась возразить я. – Марк нос сломать может, но записки – это не его почерк.

Я не знала, чего хочу больше, – справедливости или чтобы все как-то улеглось само. Гораздо удобнее был бы второй вариант: нам с бэшками еще вместе участвовать в репетициях бала, учить вальс, готовиться. В неделю у нас два урока физкультуры, и один из них общий. И мероприятия всегда совместные. Записка может всех рассорить – и никаких мероприятий вообще не будет, сядем все в лужу. Но в то же время я понимала: подбрасывать такие вещи ужасно. Лучше все рассказать учителям.

– Вань, давай Валерии покажем? – предложила я. – Она же учитель русского все-таки, вдруг сможет определить почерк? Недавно диктант был…

Ваня неожиданно заупрямился, даже сжал губы:

– Нет. Никаких учителей.

– Что тогда будем делать? Выкинем ее?

– Нет, сохраним. Это улика. – Ваня убрал записку в карман. – А завтра решим.

Ваня скомканно попрощался и ушел. Я догадывалась, что он хочет показать записку Панферову. И это не сулило ничего хорошего…

На удивление следующий день прошел мирно, без шума. Но уже через день утром грянула буря: перед первым уроком Ванек ворвался в класс как бешеный.

– Минаев, что с тобой? Тебе вставили клизму с перцем? – пошутил кто-то.

Ваня не удостоил его ответом. Вместо этого он вывалил на парту записку и маленький похоронный венок, а затем рассказал, что второй день подряд обнаруживает такие «подарочки» в своих вещах в раздевалке. Одноклассники впечатлились. План, который тут же придумал Панферов, а остальные поддержали, мне не понравился.

– Это неправильно и незаконно! – заспорила я.

– А подбрасывать такую гадость законно? – Север послал мне колючий взгляд.

– Я считаю, что подобные проблемы должны решаться на уровне учителей, – упиралась я. – Это их тоже касается, пусть ищут и наказывают виновного!

Север тут же вспылил:

– Ты пытаешься приплести учителей к любой проблеме.

– Я просто пытаюсь решить проблемы без насилия!

Панферов резко приблизился и, прищурившись и сдвинув брови, сурово посмотрел на меня:

– Может, ты у нас и на бэшек стуканула, когда они окно разбили?

Его глаза сейчас были цвета стали. Ни капли голубизны: шторм в ледяном океане. Теперь вспыхнула я:

– Давай еще куда-нибудь меня приплетем! Может, я и на Репкина стуканула в восьмом классе, когда он унитаз разбил?

Север вздохнул и не стал углубляться в тему:

– Ты не видишь границы, Саш. Когда можно вмешивать учителей, а когда нет.

– Мы живем в двадцать первом веке, – отчеканила я. – Сейчас насилие – не панацея от всех проблем. И все, что вы решили, незаконно.

Панферов окинул меня таким взглядом, будто я сморозила глупость. На его лице заходили желваки, было видно, что своими выпадами я его рассердила. Его ледяное величество не привыкло, что с ним вступают в спор. Но на мою реплику он не ответил, спор иссяк.

И вот на большой перемене половина ашек двинулась к бэшкам в кабинет – с самыми грозными намерениями. Мне тоже пришлось пойти. Должен же кто-то сгладить конфликт и не допустить драки. Хотя бы попытаться.

Урок 4
Стая: состав, взаимоотношения, охота

САША

– В чем дело? – Староста бэшек, Игорь, поднялся с места первым.

Север кинул на первую парту записку и венок:

– Вот что Минаев получает второй день. И нам очень интересно, кто этот таинственный даритель.

Панферов оглядел 11 «Б». Стальной взгляд задержался на Валере, Марке и других парнях из компании, разбившей окно. Я тоже оглядела класс и увидела Женю, который сидел за четвертой партой. Он наблюдал за происходящим с любопытством.

– А почему ты решил, что это кто-то из наших? – буркнул Валера.

– Вы решили, что Ваня настучал, и кинули ответку. Так чья шутка? Черепанов, Репкин и ко?

– Чуть что, сразу «бэ», да? – не унимался Валера. – Чего там хоть в записке?

– Тупорылый идиотизм. Написано: «Твоя мама умерла». Если не хотите признаваться, доставайте тетрадки по русскому. Будем искать по почерку, – потребовал Север.

Сегодня всем раздали тетради с оценками за диктант.

– Присядь-ка на это, сладкий! – Марк показал Северу средний палец.

Многие бэшки демонстративно скрестили руки на груди. Никто и не собирался доставать тетради. По классу разнеслись едкие реплики:

– Панферов, ты кукухой поехал!

– Во всем видишь заговоры!

– Сев, тебе к мозгоправу пора!

Наш староста окинул всех удовлетворенным взглядом.

– Так я и думал. Поэтому мы приготовились.

Север взял в руку записку, поднял над головой и продолжил:

– В тексте ошибка. Для тех, кто не видит, скажу. Написано «умирла» вместо «умерла». У меня есть кое-что интересное… – Панферов обернулся к стоящей рядом Чайке, и Таня, как личный секретарь, подала ему простую зеленую тетрадь. Панферов полистал. – Возьмем последний диктант. Цитирую: «…любил свою жену без памяти, но она умирла». Что мы видим? УмИрла. Идем дальше. «Мать не умирла с горя…» И опять умИрла. Мистика, правда? Я могу продолжить, тут таких море. Я с восьмого класса знаю одного человека, который вот уже три года ляпает эту ошибку.

Повисло напряженное молчание.

– Так чье это? – нарушил тишину Игорь.

Север бросил ему тетрадь. Все с любопытством привстали с мест, пытаясь хоть что-нибудь увидеть.

– Игорь, чья она? – нетерпеливо спросил Валера.

– Черепанова, – глухо произнес Игорь.

– Чего? – Марк вскочил. – Откуда у тебя моя тетрадь? Она была в рюкзаке!

– Вытащил на физре. – Север бросил это так небрежно, будто красть чужое имущество – норма.

– Какого черта? Какое право ты имеешь копаться в моих вещах? – Марк буквально подлетел к Северу.

Стоящий рядом Рома напрягся, готовый в любой момент кинуться на защиту своего лидера.

– А у тебя откуда право подбрасывать другим всякую дрянь? – Север перевел невозмутимый взгляд на Игоря и прищурился. – Ну что, Соболев, как будем решать?

– Да это бред! Да пошли вы все! – Марк развел руками и вернулся на место.