Сестра умерла, но отец не хотел терять альянса с Франкией, и меня предложили вместо Изольды с надеждой, что сила откроется и у меня по достижении восемнадцати лет. Официальной помолвки с Диком у нас не было, чем и воспользовался мой отец. Отец Дика, похоже, был согласен: по какой-то причине Альбиону был выгоден союз с Франкией.

Мне было пятнадцать. Всего лишь пятнадцать. И я была ребенком, которого, словно вещь, хотели перепродать получше. Конечно, мне это объясняли тем, что я несу ответственность за жизнь своих подданных, за судьбу страны, за честь семьи, и должна выполнить обещание, данное сестрой, потому что была с ней одной крови. Долг. И при этом моя судьба, моя жизнь, моя свобода не значили для родителей ничего.

Девушек обычно выдавали замуж с семнадцати лет, но отец уговорил советников найти какое-то исключающее это ограничение правило: в случае гибели невесты ее младшая сестра обязана была выполнить обещание, данное при помолвке.

Я была должна всем вокруг. Мое сопротивление, которое я проявила поначалу, отец сломил, велев высечь меня розгами. Били меня не жалея: отец наблюдал, чтобы палач добросовестно исполнил наказание. Я кричала, плакала, а потом просто считала удары. После лекари быстро залечили мою кожу, чтобы до свадьбы от ударов не осталось и следа. Но память о боли и унижении осталась. Больше я не смела поднимать голос и выступать открыто. Но я не оставила надежды избежать брака.

Няня была единственным человеком, который поддерживал меня, подбадривала, позволяла рыдать себе в подол. Я прибегала к ней в комнатку, чтобы поделиться отчаянием, переполнявшим душу. Под темной вуалью, без света и просвета надежды, я, казалось, выплакала все слезы, что были уготованы мне на всю жизнь.

– Мне страшно, няня. Этот король совсем старый, а я… – всхлипывая, жаловалась я.

– Возможно, твой будущий муж решит подождать, пока ты не будешь полностью готова. – Но в голосе няни было столько сомнения, что я поняла: вряд ли.

– Зачем ты пытаешься обмануть меня, няня?

– Я пытаюсь приободрить тебя.

Ее ладонь легла мне на голову, успокаивая.

– Думаешь, он будет добр ко мне? – посмотрела я на нее, откинув вуаль.

Няня слабо улыбнулась и вытерла мне мокрые от слез щеки.

– Я буду молить богов об этом.

Няня страдала не меньше меня: потеряв одну воспитанницу, боль другой она воспринимала острее. Я понимала, что без ее поддержки сломаюсь на чужбине.

И попросила отца только об одном: чтобы няня отправилась со мной к мужу. Но отец уже ушел в глухое сопротивление, желая наказать меня любым способом.

– Нет, она останется здесь. А с тобой поедет леди Сандра.

– Я прошу только об этом!

Я готова была ползать перед ним на коленях, вымаливая эту милость. Кто такая леди Сандра, я понятия не имела. Но отец лишь довольно улыбнулся.

– Я здесь не для того, чтобы исполнять твои капризы.

Ему доставляло удовольствие унижать меня. С самого моего рождения я чувствовала его неприязнь: мы были слишком похожи. Оба упрямые и волевые, мы как будто постоянно мерялись силой воли. Я проигрывала, потому что реальной властью обладал отец. Наказания были всегда очень сильными и жестокими. На какое-то время я пряталась за равнодушием и показным смирением, но моя воля рано или поздно прорывалась наружу и вела к новому столкновению. К пятнадцати годам, когда стало понятно, что у меня нет ни одного признака магии, отец стал унижать и оскорблять меня постоянно. Он гордился моей сестрой, постоянно нас сравнивал, уничтожая мою самооценку. Я чувствовала себя ненужной, отверженной, бестолковой, но это лишь порождало во мне новые волны сопротивления. Я, как море, то откатывалась назад в чувство ничтожности, то с новым приливом силы и жажды проявить свой характер нахлестывала на отца.

Иногда мне казалось, будто он специально провоцирует меня на очередную ссору, чтобы снова высечь, унизить словом в присутствии придворных или наказать какой-нибудь работой, не подходящей для леди.

Например, он мог отправить меня в коровник в праздничный день в красивом, нарядном платье, которое мне очень нравилось. И заставить выгребать коровий навоз вместо того, чтобы веселиться на празднике. А потом привести меня в зал и показать присутствующим, чтобы все смеялись. Мама никогда не заступалась за меня. Она не смела перечить отцу, возможно, потому что он и ее бил. А еще она была совершенно бесправной: посвятив себя целиком и полностью отцу, она терпела его многочисленных любовниц и то, что он при любой возможности издевался над младшей дочерью. Я так и не поняла толком, любила ли она нас с Изольдой.

Весть о том, что няню не отпустят со мной, подкосила меня очень сильно. Я перестала есть, сильно исхудала, отец угрожал кормить меня силой, если я не возьмусь за ум. Но мне просто не хотелось жить.

Я не понимала, как вырваться от него, как сбежать от старого и неизвестного жениха, как освободиться от оков этого мира.

Няня уговаривала меня поесть, сидела рядом и плакала, потому что понимала, что я предпочту смерть любому другому выходу. Я действительно в тот момент лелеяла мысль о смерти. Надеялась встретить сестру там, в оборотном мире. И всегда быть рядом с ней. Быть свободной и счастливой. Вдали от этого кошмара.

Несколько раз я пыталась встретиться с Диком, потому что назло отцу решила потерять невинность хотя бы с ним – знакомым мне человеком, а не с незнакомцем и стариком. Но Дика отослали на север по какому-то заданию, думаю, просто для того, чтобы лишить меня поддержки и возможности совершить глупость. Тогда я объявила полную голодовку.

Глава 2

Я все еще носила траурную вуаль, но ослабела до такой степени, что практически не выходила из комнаты. Несколько раз отец заставлял меня пить и есть силой. Я давилась, захлебывалась, а потом меня рвало. Из упрямства. Мое тело тоже сопротивлялось, когда его заставляли. Я взяла курс на самоуничтожение.

Отец в ответ ускорил заключение брака. Не дожидаясь, когда пройдет траур по Изольде, объявили о свадьбе, стали готовиться к празднику.

Няня все глаза выплакала, умоляя меня поесть, ее трясло при одной мысли, что она потеряет и вторую свою воспитанницу. А я не хотела только одного: чтобы отец одержал победу. Ради этого даже умереть было не зазорно.

Вечером накануне бракосочетания ко мне в комнату принесли свадебное платье, усеянное маленькими блестящими кристаллами, благодаря которым наряд переливался в лунном свете. Это была копия платья сестры. Его надели на манекен, и оно стояло, белея в углу, как призрак Изольды. Призрак мертвой невесты.

Той ночью мне не спалось. Король Франкии прибыл к нам днем во дворец, мрачный и неприятный. Про меня он лишь спросил, похожа ли я на сестру. Отец заверил, что похожа. Мы с Изольдой в самом деле были довольно схожими. Этого королю оказалось достаточно. Он даже не заговорил со мной, пока я стояла перед ним под черной вуалью.

Мне было страшно слушать сухой, трескучий голос будущего мужа, раздраженные брюзгливые нотки. Этот тон напоминал тон голоса моего отца. Я поспешила подписать все бумаги, которые мне подсовывали под руку: прочитать их сквозь черную ткань не было возможности. Меня так трясло под вуалью, что, когда мы с няней шли обратно в комнату, она несколько раз останавливала меня и утешала. Но спасения не было…

Все эти переживания не давали сомкнуть глаз, я крутилась на кровати, не в силах найти удобное положение. Внезапно дверь спальни отворилась, маленький дрожащий свет свечи скользнул по шелковым обоям, расписанным розами, вспыхнул желтыми переливами на свадебном платье. Я притихла, не зная, кто это, но, услышав мягкие шаги, подняла голову: няня.

– Не спишь, пташка?

Я стянула с себя проклятую вуаль, в которой приходилось даже спать, села и помотала головой. Няня выглядела уставшей, измученной, постаревшей. Она присела на край постели и нежно взяла меня за руки.

– На что бы ты пошла, Эллен, чтобы избежать свадьбы? – вдруг спросила она.

– На все что угодно! – горячо ответила я. Потом мой взгляд упал на свадебное платье за ее спиной, и я тоскливо понурила голову. – Но только к чему этот вопрос, няня? Ведь ничего нельзя сделать… И завтра все будет кончено…

– А если бы… тебе пришлось навсегда покинуть этот мир? Больше никогда никого не видеть из родных?

– Это похоже на то, что случится завтра, только гораздо лучше: я освобожусь от необходимости замужества. Поэтому я так хотела умереть, няня!

Она смотрела на меня своими карими добрыми глазами, по щекам у нее текли слезы.

– Эллен, ты всегда была моей любимицей. Я восхищаюсь силой твоего характера, тем, как ты не смиряешься перед трудностями. Я уверена, что ты справишься со всем, что встретишь в другом мире…

– Ты дашь мне яд? – осенило меня. – О, няня, дай же скорее! Не хочу больше мучиться. Хочу уснуть рядом с Изольдой, и чтобы весь этот ужас остался позади. Хочу покоя. Где же он?

Я нетерпеливо схватила ее за руки, ее тонкая и нежная кожа была такой родной, знакомой, что на мгновение я ощутила всю глубину любви к ней. Няня заплакала еще горше, но тихо улыбнулась и покачала головой.

– Нет, милая. Не яд. Другой мир – это не аллегория смерти. Я говорю о другом мире. По-настоящему другом.

– О чем ты? – нахмурилась я.

– Оденься во что-нибудь скромное. Я покажу тебе кое-что.

Я наскоро нашла в гардеробной комнате платье для работы в саду: простое, льняное. Работать в цветнике с сестрой и няней мне нравилось, это было еще одно место, куда можно было сбежать в поисках спокойствия. Накинув плащ, я пошла вслед за няней по дворцу. Двигались мы молча, чтобы нас никто не услышал. Няня перед выходом из комнаты зажгла свечу из красного воска, необычную для меня.

К моему удивлению, мы вышли из нашего семейного крыла и отправились в центральный дворец.

Надо объяснить, что, поскольку страной управляло пять семей, центральный дворец служил сокровищницей, имел многочисленные залы для приемов и совещаний. А наши пять семейств жили в пятиугольном здании вокруг центрального дворца, и каждый такой угол был крылом для одной семьи. Это огромное массивное строение с большими прилегающими садами и лесами было моим миром в течение пятнадцати лет. Но я редко появлялась в центральном дворце. Теперь же меня и няню охрана вдруг пропустила без труда: свеча няни при приближении к охранникам вдруг вспыхивала синим светом, и они засыпали. Тут-то я и вспомнила все разговоры о том, что моя няня – ведьма.

– Ничего не бойся, Эллен, – вдруг заговорила она, когда мы усыпили охрану у сокровищницы и няня забрала ключ у стражника. – Будь храброй, будь смелой, будь самой собой. Тот мир очень отличается от нашего, но там все лучше, чем здесь.

Я молчала, все еще не понимая, о чем она толкует.

– Ты ведьма? – только и спросила я, пока она отпирала сокровищницу.

– Нет, милая. Будь я ведьмой, спасла бы тебя давно и увезла бы в безопасное место. Но мне удалось связаться с Верховным Жрецом. Он прислал мне эту свечу и совет, как отправить тебя в более безопасное место.

– Верховный Жрец? – удивленно переспросила я, вытаращив глаза.

Это все равно как если бы ваша подруга сказала, что состоит в переписке с Папой Римским. И даже в мире Терры это было реальнее, потому что Папу Римского хотя бы можно увидеть по телевизору. Я же слышала о Жреце лишь несколько раз: Альбион находился очень далеко от королевств, которые прислушивались к Великому Жрецу и взаимодействовали с ним. Поэтому, наверное, лучше сравнить упоминание Верховного Жреца с неожиданным заявлением вашей подруги о том, что она состоит в переписке с вождем племени аборигенов в Амазонии.

– Как это – «связаться с ним»? – не отставала я от няни.

Все это казалось мне теперь столь чудесным, что я поверила в возможность своего спасения, и радость теплым светом начала озарять мою измученную страхом и страданиями душу.