– Как только твой отец затеял это безумие с браком, я обратилась за помощью к Жрецу через одного из его служителей, который приходится мне дальним родственником. Не знаю, почему Верховный Жрец внял моей мольбе. Возможно, потому, что предпоследней женой короля Франкии была его дальняя родственница. Но он прислал ответ. И теперь я постараюсь провести ритуал, чтобы отправить тебя в другой мир. Возможно, ничего не выйдет, но это единственный шанс.

– А что случилось с предпоследней женой Карла, родственницей Жреца? – спросила я.

– Она умерла, – коротко ответила няня.

Мы шли по сокровищнице Альбиона, в тусклом свете свечи было мало что видно. Только поблескивали кое-где драгоценные камни, золотое покрытие или шитье. Мы уходили вглубь коридора с многочисленными комнатами, заполненными добром.

– Так что же это за другой мир? – спросила я.

– Терра. Я очень мало о нем знаю. Только то, что, в отличие от нашего мира, там развиты технологии, а здесь – магия. Но ты вскоре сможешь узнать все сама.

Мы прошли в самую глубь сокровищницы и приблизились к закрытой решетке. Няня подобрала ключ и открыла ее, с трудом отодвинув заскрипевшую дверь.

– Жрец написал, что здесь хранится одно из зеркал, с помощью которых можно пройти в другой мир. Будем надеяться, что твой отец не выяснит, как именно ты сбежала.

– А ты пойдешь со мной? – спросила я, схватив ее за руку.

Няня покачала головой.

– Нет, птичка. Я должна буду довести ритуал до конца и дать тебе возможность уйти. За меня не беспокойся. Главное, Эллен, сражайся за свою свободу и право жить так, как хочешь. Всегда.

Она крепко обняла меня и поцеловала. Я заплакала. Было страшно, но страшнее было в пятнадцать лет стать женой старика. Мы пошли дальше, вглубь комнаты, и остановились перед черным зеркалом. Оно странно поблескивало неровной поверхностью, местами отполированной, местами немного побитой и шероховатой.

– Обсидиан, или коготь демонов. Он может связывать миры между собой, в его блестящих гранях сокрыты огромные тайны.

Я чуть коснулась прохладной поверхности зеркала.

– Ты готова, Эллен? – спросила няня.

Я посмотрела на свое тусклое отражение в свете свечи. Какая Эллен ждет меня по ту сторону? Есть ли у меня там возможности, которых нет здесь? Буду ли я там счастлива?

– Да, – решительно ответила я.

Няня достала письмо Жреца, кинжал, проколола мне палец, дотронулась им до поверхности обсидиана.

– Услышьте меня, силы междумирья! Увидьте эту девочку, которая хочет совершить переход! Примите ее в свое пространство и сопроводите до безопасного места. Дайте ей наилучшее разрешение ее тревог и печалей.

И она приложила к зеркалу всю мою ладонь. Я вдруг почувствовала, как поверхность под рукой зашевелилась, стала покалывать и пощипывать кожу, словно узнавала или исследовала меня, и внезапно моя кисть погрузилась в поверхность зеркала. Я испуганно оглянулась на няню, но та лишь ободряюще кивнула. Кинжалом она полоснула по своей ладони и стала читать заклинание. А зеркало втягивало меня все сильнее. Ощущения были странные, как будто я погрузила руку в густую прохладную жидкость. Невольно опершись другой рукой о поверхность обсидиана, я почувствовала, как и ее начинает засасывать, а потом поверхность оказалась у меня прямо перед лицом. И тогда я глубоко вдохнула, закрыла глаза и смело шагнула в зеркало. За небольшим отрезком живого обсидиана было пусто и темно, но можно было дышать. Я обернулась: няню было еще смутно видно. Она махнула мне рукой, чтобы я шла вперед. И я пошла.

Вскоре меня стало тошнить, началось головокружение, порой я сильно уклонялась в сторону, чуть не падала, но усилием воли выпрямлялась и шла дальше. Но потом в какой-то момент отключилась, так внезапно, что даже не поняла, как это произошло.

Очнулась я в странном месте. По сторонам густой лес, а посередине шла пустая полоса без деревьев – позже я узнала, что это полоса отвода. Я лежала у насыпи из гравия. Когда встала и справилась с головокружением, то увидела металлические линии, две параллельные полосы, уходящие вдаль.

Я сама не знаю, какой инстинкт подсказал мне идти вдоль этих путей. Сейчас думаю, если бы я поступила иначе и ушла бы в лес или пошла в обратную сторону, что бы было? Но в тот день я соображала очень плохо, голова болела, а инстинкты или эхо заклинания вели меня вдоль железной дороги к поселку.

Иногда по дороге встречались высокие железные башни с нитями, висящими между ними. Вскоре послышался шум и грохот, я скатилась от страха на обочину, когда мимо меня пролетела, грохоча, железная гигантская гусеница. В окнах на ее боках я заметила людей.

Я пошла быстрее, вскоре появилась станция. Меня пугало все, все было незнакомым, но люди везде остаются людьми. К ним я и тянулась.

На платформе я увидела женщину с ребенком и отправилась к ней.

– Простите, а где здесь можно попить?

Жажда убивала меня. Я не вовремя вспомнила, что у меня и денег с собой нет.

Но женщина заговорила на непонятном языке. Я помотала головой, что не понимаю, и повторила вопрос. Какая-то пожилая дама в странном гладком чепце (позже я узнала, что это платок) вмешалась, вскоре собрались люди, они все галдели, задавали мне вопросы. Я только разводила руками и просила пить.

Увидев у одной девушки, которая была одета в странное, очень короткое платье, бутылку воды, я показала на нее.

Девушка что-то спросила, но протянула бутылку мне.

Я жадно выпила все. Головокружение стало проходить, головная боль отступила. И я начала осознавать, что вокруг меня толпа незнакомых людей и некоторые смотрят очень строго. Но в то же время меня жестами усадили на скамью, кто-то сунул в руку какие-то странные тонкие хрустящие лепешки, страшно соленые, но мне было все равно: я с удовольствием их ела.

А потом приехал военного вида строгий мужчина, всех разогнал, попытался со мной поговорить, но я не понимала ни слова.

Позже я, конечно, смогла понять из рассказов, что полиция, не имея возможности установить мою личность, временно отвезла меня в районный детский дом. При виде детей я расслабилась, смогла улыбнуться полной женщине, которая нас встречала. Пока они с полицейским решали бумажные вопросы, ко мне подошла девочка примерно моего возраста, темноглазая и темноволосая, с любопытством осмотрела меня и протянула руку.

– Катюха.

– Эллен, – ответила я. Долгое время я думала, что это и есть Катино настоящее имя. У нас в мире не было принято менять имена на ласкательные или уменьшительные. И поэтому Катюха долго оставалась Катюхой, а сторож – Анисычем, а директриса звалась в моем представлении Валериядмитриевна.

Именно благодаря находчивости Кати вскоре я стала учить русский язык. Я повторяла за ней все, как попугай. После того, как моих родственников найти не удалось (хотя к нам приезжал странный человек, который все смотрел на меня через темную круглую стеклянную линзу, а потом, как оказалось, наделал изображения, где я выглядела неизменно исхудавшей, измученной, с печальными синими глазами), меня решили оставить в этом детском доме.

Моя худоба и истощение навели на мысль, что я потерялась где-то очень далеко, поэтому мои фотографии посылали даже в соседние области. А то, что я говорила на другом языке, породило версию, что я иностранка, но никто не искал пятнадцатилетнюю Эллен. И со временем я стала Леной.

Глава 3

Стоит ли говорить, что я была единственным ребенком в детском доме, который не придумывал фантастические истории про своих родителей, не мечтал об удочерении и уж тем более, храните меня боги, о возвращении настоящих мамы и папы.

Я мечтала о том, чтобы меня никто не нашел. На протяжении трех лет я вставала и ложилась с этой молитвой богам. Новый мир мне нравился.

Сторож Анисыч ругался отборным матом, пил, иногда за дело сек мальчишек ремнем. Девчонки его не боялись, с ними он был почему-то всегда уважителен и тих. Катюха оказалась прекрасным преподавателем русского языка: я схватывала на лету, а потом поражала скромную и добрую Валерию Дмитриевну гремучей смесью Катюхиных фразочек и мата Анисыча.

Валерия Дмитриевна учила меня другому языку, литературному, который давался сложнее, но, когда я начала понимать разницу, пошел быстрее. Моя привитая с ранних лет воспитанность и манеры поначалу всех веселили, но, когда Валерия Дмитриевна посоветовала всем учиться у меня, как держать себя на людях, я осознала, что тоже могу многому научить Катюху. Я отучила ее от привычки ковыряться в носу при разговоре с людьми, научила садиться и вставать, не падая на стул, красиво двигаться и держать осанку. В чем-то мои манеры и представления о том, какой должна быть приличная девушка, разбивались о порядки мира вокруг, но в чем-то мы полностью совпадали.

Это было бы очень смешно, не будь так грустно, но Анисыч звал меня Леди, как собачку в мультфильме, и скоро эта кличка прилипла ко мне. Я не сопротивлялась. Интуитивно я понимала, что от своего прошлого навсегда не избавиться, да и не надо. В этом мире тоже есть место благородным девицам, пусть они и вызывают у окружающих желание покрутить пальцем у виска.

Взрослея, я больше не пыталась стать Катюхой, или Анисычем, или Валерией Дмитриевной. Я создавала ту себя, какую хотела. Со старыми и новыми чертами характера, поведением, речью, манерами. Никто не пытался насильно заставить меня что-либо делать, Анисыч не измывался надо мной, как отец, и я постепенно прониклась к нему чем-то похожим на дочернюю нежность.

Через Анисыча и мальчишек в детском доме, с которыми было так легко общаться, потому что моя дружба с Диком была своего рода тренировкой общения с ними, я начала принимать мужчин Терры. А когда встретила Мишу, то смогла и полюбить…

Возможно, мое спасение от мужчин моего мира было именно в этом побеге, жизни в других условиях.

Но… судьбе было угодно вернуть меня обратно. И вот я снова здесь. В своем личном аду.

Все еще задыхаясь от неприятных ощущений и тошноты, я подняла взгляд на отца. Он сильно постарел за семь лет, похудел, но в его глазах все так же горела холодная ненависть ко мне и еле сдерживаемое торжество. Морщины на лице придавали ему еще больше сухости, жесткости, непримиримости.

Он усмехнулся, окинув меня взглядом. А потом жестом приказал вытащить мне кляп изо рта.

– Что, погуляла, потаскуха? Пора возвращаться к своей жизни и платить долги.

– Какие еще долги? Я ничего тебе не должна! – Заговорить с ним было все равно что окунуться заново в вонючее болото, из которого мне удалось сбежать, от вони отмыться и позабыть противный запах только для того, чтобы снова в нем завязнуть.

Знакомая ухмылка напомнила мне, что ничего хорошего от этого человека ждать не стоит.

– Мне, может, и нет, а вот королю Франкии ты задолжала брак. Так что теперь мы тебя выдадим за него.

Какого черта? За все эти годы король Франкии так и не устроил свою личную жизнь? Значит ли это, что меня все это время искали? Да он же должен был уже давно к праотцам отправиться! Но, видимо, как и мой отец, слишком любил портить жизнь своим подданным и семье, раз задержался.

– У меня жених в другом мире! И ты мне больше не указ! Я взрослая и могу сама принимать решения! – выпалила я.

– Правда?

Издевка звенела в его голосе.

Я попыталась встать, чтобы спорить с отцом было проще, но меня удержали перед ним на коленях. Он слегка приподнял мое лицо за подбородок и раздраженно проворчал:

– Ты стала даже красивее своей сестры, Эллен. Но ты все так же бездарна и глупа. Ты забыла, что подписала договор, обязывая себя выйти замуж? Забыла, что предала свою страну и семью, сбежав накануне свадьбы? Это не прощается. Высеките ее!

Меня потащили к столбу наказаний в тронном зале. Я упиралась, пыталась тормозить ногами, вырваться, потому что знала этот проклятый столб. Каждый изгиб его орнамента был мне слишком хорошо знаком. И памятны болезненные мгновения, проведенные перед ним.