– Так я ведь и не думаю, что тебе легко. Как раз наоборот. Тяжело это, быть великовозрастным самцом, зависящим от мнения своей мамочки. Все в твоей жизни – ее выбор. До конца своих дней ты обречен подчиняться ей. Сочувствую тебе, Грейсон. Не боишься, что твоя мамуля узнает об этом разговоре? Беги домой, малыш, а то тебе не избежать ее негодования!

– Зря я надеялся на нормальный разговор! – крикнул в сердцах Грейсон и поспешил к себе домой.

– Передай от меня привет миссис Мэтисон!

Рэми, как и Грейсон, не получила никакого удовольствия от этой встречи. Не принесло Рэмисенте наслаждения и то, что ей удалось задеть его. Рэми все еще любила Грейсона. Она вообще питала слабость к слабым существам. Грейсон – ведомый парнишка. Как много красивых слов он ей говорил в минуты страстной близости, как много рыцарских поступков он ей обещал. Но стоило миссис Мэтисон, разочаровавшейся в избраннице сына, сказать Грейсону, что Рэмисента ему не пара – то все! Вы видели когда-нибудь, чтобы букашечка, угодив в паутину, напала на ее хозяина, полакомилась его соками и хрустящей плотью, и, разорвав клейкие сети, вырвалась из паучьего плена? Это маловероятно. Вот Грейсон Мэтисон был букашечкой. Никаким образом не мог он вырваться из плена матери.

Рэми смотрела вслед Грейсону. «Так будет лучше», – думала она. Когда гнев в ее душе стих, подал голос разум. Если Грейсон ради нее пойдет против матери, то счастливее от этого он не станет. Наступит момент, когда парень обвинит Рэми в том, что та стала причиной его разлада с семьей. Слабые всегда винят всех вокруг в своих бедах. Тира Мэтисон – особа принципиальная, сына к себе она больше не подпустит, а, значит, Грейсон до самой смерти будет страдать и ненавидеть Рэми. Вот почему Рэми так вела себя с ним сейчас. Только из любви к нему она оттолкнула его. Рэми хотела убедить его в том, что он сделал правильный выбор и не корил себя. Когда-нибудь он найдет себе ту девушку, что сразу завоюет сердце его матери, и все будут счастливы.

– Жестокая ты девчонка, сестрица.

– Элай!

Брат, оказывается, все это время прятался за дверью и подслушивал, но Рэми нисколько не злилась на него за это.

– Пойдем, предки уже за столом, – сказал Элай.

– Предки подождут! Идем скорее в мою комнату.

Рэми пригласила брата к себе затем, чтобы продемонстрировать свое тело. Она без стеснения разделась до нижнего белья, покрутилась перед Элаем. На ее коже не было ни единого нового шрама. Рэми сдержала свое слово.

– Ну, как я тебе?

– Молодчина. Я в тебе не сомневался.

– Теперь твоя очередь.

– Рэми, давай после ужина? Я жутко голоден.

– Покажи мне видео, сейчас же!

– …Оно не для слабонервных.

– Ничего. Я выдержу.

Надеюсь, вы простите меня за очередное сравнение с букашечкой, но Элай Арлиц тоже находился в плену у прожорливого паука. Не смел он дать отпор сестре, тут же выполнил ее прихоть, опасаясь гнева создательницы его заточения.

– Господи… – сказала Рэми, когда Элай включил ей видео на своем телефоне. – Это жестко. Мне даже жаль ее.

– Серьезно? Может, тогда удалим его на хрен, а?

– Ты что, спятил? Мы должны довести это дело до конца. Она помнит что-нибудь?

– Нет. Но даже если и вспомнит, то я скажу ей, что это последствия трипа.

– Правильно. А потом, когда видео попадет в сеть, ты впаришь ей, что… как-то раз она сбежала в самый разгар веселья, связалась не пойми с кем, влипла, ею воспользовались, и вот, пожалуйста, результат.

От проницательного взора Рэми не могла ускользнуть внезапно возникшая перемена в брате. Элай старался казаться непоколебимым, но беспокойный взгляд тотчас выдал его. Вы уже знаете, что терзало Элая, но для Рэми-то это было загадкой.

– Что с тобой? – поразилась она.

– Забей, – отмахнулся Элай.

– Я дам тебе знать, когда все опубликовать. Сейчас это неуместно. Надо сначала проститься с Джел, я не намерена опошлять траур. Нужно подобрать подходящий момент. – Рэми быстренько оделась, присоединилась к брату, что сидел на ее кровати, обняла его и сказала ласковым голоском: – По-моему, я давно не говорила тебе, как сильно я люблю тебя.

– Ты всегда сильно любишь меня, когда я что-то для тебя делаю.

– Ах ты негодник! Можно подумать, я для тебя ничего не делаю.

– Действительно. Можно так подумать.

– Элай, ты серьезно?

– Я постоянно рискую ради тебя, столько людей втянул в наши грязные делишки, и что взамен? – Все это он говорил, чтобы отвлечь сестру от его истинного состояния. Элай знал, что Рэми может раскусить его. По сей день он упрекал себя за то, что согласился помочь ей наказать Никки. Страшно представить, что будет, когда Рэми поймет это, поэтому ему пришлось блефовать.

– Хорошо. Я еще удивлю тебя. Вот увидишь.

– Что ты сделаешь?

– Пока не знаю, но уверяю, тебе станет стыдно за те слова, что ты сказал мне сейчас, – пригрозила Рэми.

Элай самоуверенно усмехнулся. Усмешка прозвучала убедительно, но… Рэми взглянула ему в глаза. И они снова выдали его. Это был взгляд уставшего, донельзя измученного человека. Тяжелое ярмо давило на него, не давало покоя.

– Элай, в чем дело?

– Забей…

– Нет. В этот раз это волшебное слово не подействует на меня.

– …Ты уверена, что нам нужно продолжать это дело с Никки? – осторожно спросил Элай.

– Ты боишься, что ли? Я же миллион раз говорила тебе, что все будет хорошо. Тебе и твоей команде ничего не грозит. С Циннией прокатило ведь? Не переживай.

– Я не из-за этого переживаю. Цинния была виновата…

– А Никки разве нет?!

– Но ведь она лично тебе ничего не сделала.

– Слушай, по-моему, глупо все это обсуждать, когда полдела сделано.

– Мы можем остановиться, передумать. Посмотри еще раз видео. Неужели тебе недостаточно? Посмотри, что мы с ней сделали!

– Нет, недостаточно! – И тут Рэми разразилась пылкой тирадой: – Она ничего не помнит! Когда Никки и все-все-все увидят это видео, вот тогда я буду удовлетворена. Я хочу запечатлеть в памяти ее лицо после этого, ее слезы… Почувствовать ее растерянность, беспомощность. Посмотреть, как она справится с позором. Эл тоже была растеряна и беспомощна, ее тоже осуждали. И все это из-за Никки! То, что произошло с Эл – это несправедливость, а то, что будет с Никки – заслуженная кара! И вот, что я еще скажу тебе, братец. Лучше бы Никки все это сделала со мной. Я сильнее Эл, у меня не такая ужасная судьба, как у нее. Моя бедная подруга… моя девочка совсем одна, беззащитна! Только я могу постоять за нее. Это мой долг! Я порву на части всех, кто сделает ей больно. Я не остановлюсь, не передумаю. У меня нет на это права! Ты согласен со мной?

Брат мгновенно стушевался. «Да что это я? Она не зло творит, а правосудие. Кто я такой, чтобы попрекать ее? Рэми – безупречная, благородная. Она точно знает, как надо». Сейчас его друзья, поклонницы, все те, кто полюбил Элая за его сексуальную дерзость, бронированную самоуверенность и вызывающую самовлюбленность – без промедления разочаровались бы в нем, увидев его настоящего… эту безропотную, дрожащую букашку. Сколько же постыдной покорности было в сердце этого тщеславного бунтаря. Но Элаю повезло, рядом с ним была только его младшая сестренка, что упивалась своей властью над ним.

– Да… – ответил он на ее вопрос.

Рэми чмокнула Элая в губы и возликовала:

– И все-таки я сильно-сильно люблю тебя, братец!

Глава 8

Была холодная, пасмурная среда. На первый взгляд ничем не примечательный день.

Но нет, эта среда все-таки отличалась от обычных школьных будней. Ученицам «Греджерс» позволили отдохнуть, даже освободили от факультативов. Но несмотря на это, трудно было обнаружить хотя бы одно радостное личико, поскольку этот выходной день предназначался для восстановления сил после минувшего печального события. В центральном корпусе, у стены с фотографиями всех Главных леди, стоял на маленьком столике портрет Джел. Возле него и под столом – цветы, аромат которых был слышен даже на улице, и множество свечей. Вздрагивающие от малейшего дуновения язычки огоньков создавали скромное облачко тепла и света. Приятно было любоваться этим маленьким, волшебным уголком, возведенным со всем почтением. Все это траурное великолепие служило неопровержимым доказательством печальной истины: иногда для того, чтобы тебя заметили и полюбили, необходимо исчезнуть, а лучше – умереть. Джел была и остается слабеньким, несчастным призраком. А сколько еще таких же «призраков» ходит среди вас, живых, ничего и никого не замечающих?..

Эл и Рэми молча глядели на Джел, каждая думала о своем. Рэми вспоминала похороны одноклассницы, до сих пор испытывая тот ужас, что обуял ее, когда она увидела Джелвиру. То, что лежало в гробу, и та прелестная, пухлощекая, с обезоруживающей улыбкой девушка, смотрящая на нее с портрета – не могли быть одним и тем же человеком.

Эл не давала покоя мысль: она ведь последний человек, с которым Джел говорила перед своей смертью. Разговор был тяжелый и… Эл ни капли не сомневалась в том, что именно он сыграл роковую роль в судьбе Джел. Почему Элеттра не остановила ее, не успокоила? Почему она не почувствовала опасность, не уберегла Джел? Эл задыхалась от вины. Ей казалось, что она в буквальном смысле убила Джелвиру – набросила петлю на ее шею или вонзила нож в сердце.

От жутких размышлений подруг отвлекло появление Никки. Та, не обращая внимания на Эл и Рэми, возложила цветы к мемориалу. Эл кинула режущий взгляд в сторону Дилэйн и поспешила удалиться. Рэми же осталась.

– Что, Рэмисента? – тут же задала вопрос Никки, поняв, что та решила задержаться из-за нее.

– Думала, что ты не вернешься.

– Думала или надеялась?

– Никки… я не хочу сейчас продолжать то, что было в прошлом семестре, – с притворной серьезностью заверила Рэми. – Мне кажется, это недопустимо при нынешних обстоятельствах. Я знаю, что тебе тяжело.

– Мне было тяжело, да. И я бы совсем сломалась, если бы не твой брат. Элай очень помог мне, – гордо заявила Никки.

Рэми отвела в сторону насмешливый взгляд. В этот момент она вспомнила то страшное видео с участием Никки, ту бомбу, что совсем скоро она безжалостно сбросит на нее. «Да уж, помог так помог!» – усмехнулась Рэми и спросила ироничным тоном:

– В самом деле?

А Никки, не замечая подвоха, ответила:

– Я поначалу думала, что он обычный пустоголовый повеса, но потом поняла, что напрасно поспешила с выводами.

– Значит, у вас все серьезно?

– А если я скажу «да», то что ты сделаешь? – с издевкой спросила Никки.

– Порадуюсь за вас.

Никки высокомерно вздернула подбородок, ухмыльнулась и сказала:

– Что ж, радуйся.

Полагая, что в этом «поединке» победа досталась ей, Никки, довольная, направилась к выходу.

В это же время Диана покинула кабинет директрисы. Голова гудела после неудержимого потока радости, упреков, наставлений, что хлынул в нее, стоило ей только переступить порог кабинета и объявить миссис Маркс о своем возвращении.

Вдруг из кабинета вылетела миссис Ворчуковски:

– Мисс Брандт! Вы кое-что забыли.

В руках Бригиды сверкала новенькая диадема Главной леди. Диана робко взяла ее, вспомнив, как перед своим побегом она в ярости сломала старую диадему. Силы в ней было столько, что металл треснул в ее руках как хворостинка. Сломанная диадема олицетворяла поломанную душу Дианы, а также ее ненависть к «Греджерс», ее режиму и представителям. Но теперь-то какой смысл в этом сопротивлении? Впереди еще целая жизнь и множество войн. Нужно беречь свои силы.

– Надеюсь, эта диадема доживет до своей следующей обладательницы?

– Уверяю вас, доживет.

Диана хотела было уйти, но Бригида остановила ее следующими словами:

– Миссис Маркс имеет к вам особое отношение. Я не виню ее за это, но… Я прекрасно помню ваше выступление на собрании. Помню ваши агрессивные высказывания и…

Диана торопливо прервала Бригиду, так как поняла, что за всем этим красноречивым вступлением последуют угрозы: