Однако они имелись. А значит, не требовалось проводить изыскания и что-то расчищать. Просто привести в порядок да модернизировать. Создать тем самым первое шоссе в державе с маршрутом, максимально подходящим для текущей геополитической ситуации. От Новгорода на Тверь, потом в Москву и далее до Воронежа через Тулу. Соединяя таким образом многие земли Руси. Понятно, дальше – больше, и подобных шоссе требовалось еще минимум парочка, а то и десяточка. Но даже этот проект давал бы огромное преимущество в военном маневрировании.

Доработка дороги была нехитрой^[12].

Для начала требовалось ее немного поднять над уровнем грунта. На фут или даже на два. Чтобы вода на ней не задерживалась и саму дорогу подсушивало ветерком. Потом сверху присыпать хотя бы на ладонь щебенкой и утрамбовать. Для чего Алексей предложил использовать деревянные бочки, заполненные песком, таскаемые лошадьми. Ну и под конец оборудовать дорогу водоотводными канавами, расположив их «по бортам». Последнее было самым сложным. Потому что нужно было придумывать, куда и как их отводить, чтобы вода хорошо уходила, а не стояла затхлым болотцем у дороги.

Как несложно догадаться, в этом проекте отчетливо просматривался вполне традиционный «макадам». Алексей о том не знал, но много раз видел подобные дороги в сельской местности. Особенно в разных садовых товариществах, где такой тип дорог в России был вполне актуален даже в XXI веке. Так что и предложил то, что знал.

Особняком стояли мосты.

Несколько крупных и несколько сотен мелких.

Что-то подновить.

Что-то построить.

Однако все они, к огромному сожалению царевича, были и могли быть только деревянными. Иного быстро построить не представлялось возможным. Хоть и хотелось. Но пришлось отложить на будущее, когда и с деньгами все будет получше, и со временем, и с обстоятельствами.

Строго говоря, царь вообще не сильно хотел возиться с дорогой. Ему больше по душе были каналы, и он отчаянно хотел покрыть Россию этими «судоходными канавками». Да, дело стоящее. Но Алексей сумел уговорить отца не пороть горячку, потому как каналы и строились дольше, и стоили значительно больше. Если, конечно, их сооружать по уму. А денег на приведение в порядок такой дороги много не требовалось. Как и времени. Из-за чего выходило дешево и сердито, а главное – крайне полезно в предстоящем деле.

Говорить говорил.

Но не только словами убеждал.

Он ему и проект показал. А как без проекта?

Это первое шоссе протяженностью в примерно тысячу верст было Алексеем оформлено чин по чину на бумаге. Маршрут, насколько его вообще можно было точно обозначить на тех картах. Профиль и структура полотна. Конструкции мостов под разные длины, которые он честно «слямзил» или у каких инженеров местных, или из своих воспоминаний. Привнеся, например, фермы в конструкцию пролетов. Простые с опорными и стягивающими балками, позволяющие сооружать относительно легкие деревянные мосты с длинными пролетами.

А ко всему этому приложил смету. С указанием объема работ и материалов.

Завышенную, разумеется. Однако даже в таком варианте создание узкого шоссе из дороги укладывалось в сто тысяч рублей. Само собой, при условии, что строительством займется человек более-менее честный и толковый. Понятно, что реальная смета могла подняться вдвое, а то и втрое по отношению к завышенной расчетной. Что, впрочем, ситуации сильно не меняло. Это был относительно дешевый проект крайней государственной надобности.

Для довольно прижимистого Петра это было дороговато, даже несмотря на то, что свободные деньги имелись. На свои увлечения – да, деньги тратил охотно. На все остальное – как придется. Однако же и этот последний рубеж его сопротивления был пройден, когда царевич предложил водить по новой дороге бесплатно только войска да служивых, двигающихся по делу. С остальных же взыскивать небольшую плату. И использовать собираемые деньги на ремонт этой самой дороги, разгружая от этой нужды казну.

Обычно ремонт поручали жителям окрестных земель, но, как правило, они выполняли эту повинность спустя рукава. Вот и решили – взымать плату. Во всяком случае, с тех, кто едет там верхом, на повозках каких или гонит скот.

Скептически настроенный царь уступил уговорам и скрепя сердце поручил сыну построить маленький участок такой дороги – шагов в сто. Что и было сделано.

Да не абы кем, а Василием Дмитриевичем Корчминым – одним из сподвижников Петра, бывшим с ним с самого начала^[13]. Он как раз только вернулся из Европы, где учился инженерному делу. Мало. Очень мало учился. Меньше пары лет совокупно. Но человек он был деятельный, сообразительный, энергичный и находчивый. Чем царю и нравился, как, собственно, и царевичу.

Алексей с ним сговорился, подкупив масштабностью и важностью проекта. Вот он и руководил опытным участком. Соорудил его чин по чину. Как надо.

По прибытии Петра участок довольно долго поливали, чтобы имитировать сильный дождь, но дорога не раскисла, сохранив вполне приличную несущую способность. Что окончательно и убедило царя в правильности идеи сына. Дорога сия была нужна и явно полезна. Вот Корчмину ее и поручили возводить. Алексей же…

– Стой! – скомандовал царевич.

Спрыгнул с коня и направился к кашевару, что расположился со своим котлом невдалеке от дорожных работ.

– Готово ли варево? – поинтересовался Алексей, подойдя ближе.

Повар спал с лица.

Его глаз задергался, а сам он несколько раз открыл рот в беззвучном режиме, переводя взгляд с царевича на его вооруженную до зубов охрану и наоборот.

– Что молчишь?

– Готово, Алексей Петрович, – ответил подошедший голова, отвечающий за эту ватажку работных людей. – Изволишь пробу снять?

– Да.

Зачерпнули немного.

Царевич отведал пару ложек. Как раз чтобы съесть то, что ему положили. Поблагодарил за службу. И поехал дальше.

– Что спужался-то? Али тащишь без роздыху чего ни попадя? Ты это гляди у меня! Ватажникам тебя сдам – поколотят так, что век кости не соберешь!

– Чур меня! Чур! – перекрестился повар. – Да и как тащить-то? Предупредили же – царевич может отведать. Боязно. Он, сказывают, лют и скор на расправу. Да и приказчики вроде как робеют. Так что ныне что с казны отпускается, то в котел и кладется.

– Так что ты заробел? Дурной, что ли?

– А ну как не понравилось?

– Эх, Фома, Фома… – покачал головой его визави, а потом, похлопав кашевара по плечу, добавил: – Тебя повесют, а ты не воруй! Э-хе-хе…

Глава 5

1699 год, май, 21. Москва

Алексей потряс стаканом с костями и высыпал их на стол.

Три кубика о двенадцати гранях каждый. Белый, синий и красный.

После чего, чуть помедлив, передвинул фишку.

Отец нахмурился, наблюдая за происходящим действом. Но смолчал. Меншиков скосился на него. Взял кости, бросил их в стакан и встряхнув, выкинул на стол.

Улыбнулся.

И потянулся к фишкам, обозначающим конницу…

Это была первая игра в, по сути, настольный wargame. Этакий вариант Kriegsspiel^[14], который царевич создал, обдумывая способ организации подготовки начальствующего состава. Здесь имелась и большая карта, расчерченная на квадраты, и гипсовые элементы укреплений, и многочисленные фишки для обозначения разных войск, и циркули с линейками для измерения расстояния, и кубики для определения вероятностей, и даже небольшие коробочки для имитации «тумана войны». Ну и само собой, книга правил. Впрочем, последнюю пока еще продумывали. И то, что видел перед собой Петр было своего рода альфа-тестированием…

Кроме них троих, в зале присутствовали и Гордон, и Апраксин, и Головин, и Шереметьев, и другие. Всего около двух десятков человек, так или иначе относящихся к верхушке военного командования царства. И они очень вдумчиво смотрели на эту игру и на эту партию.

Поначалу все отнеслись критично.

Очень критично.

Игра выглядела странной и непонятной. Но потом, после уже первой быстрой и неуклюжей партии, она несколько заинтересовала командиров. Позабавила.

В отличие от оригинальной Kriegsspiel, с которой Алексей был не знаком, здесь удача и кубики имели второстепенную роль. А результат во много зависел от положения, численного превосходства и полноценности сражающихся отрядов. Из-за чего, например, фишки полков имелись десяти комплектов с нумерацией от 10 до 1, что означало степень целостности. Плюс для обозначения негативных факторов использовали цветные картонные подставки под фишки с изображением усталости, болезни, шока и так далее…

– Занятная игра, – пыхнув трубкой, наконец произнес Петр, который просто наблюдал.

– Она, к сожалению, сыра, – возразил царевич.

– Сыра, – согласился царь и поддакнули остальные.

– Думается, Алексей Петрович очень странно оценил роль и задачи разной пехоты и кавалерии на поле боя, – заметил Гордон.

– Так поправьте меня, – улыбнулся парень. – Я ведь просто учусь. А игру эту сделал для того, чтобы наглядно посмотреть на сражения былых времен и попробовать их переиграть.

– Зачем? – удивился Михаил Головин.

– Нужно понять, в чем была ошибка, а в чем возможность. Всегда, как мне кажется, роль игрока определяет многое, если не все. Например, битва при Гавгамелах. Я, с тех пор как про нее прочитал, все думаю – а был ли у Дария шанс?

– Сие пустое, – возразил Гордон. – Война ныне и в те времена, как мне мыслится, была очень разной. Хотя бы потому, что в наши дни есть мушкеты и пушки. Они очень сильно изменили буквально все.

– Значит, ты полагаешь, что изучать историю войн не стоит?

– Отчего же? Стоит. Только увлекаться не нужно. Ты ведь уже читал про Шведский потоп?

– Конечно.

– Тогда ты знаешь, что шведские мушкетеры расстреливали копейную кавалерию ляхов и литвин нередко совершенно безнаказанно. И те не могли их атаковать добрым образом. Ни в лоб, ни по лбу. Отчего прием Александра Македонского при Гавгамелах в наши дни обречен на провал. Его всадников просто бы расстреляли или рассеяли.

– Хм. Чем сильны каролинеры?

– Решительным натиском, – не задумываясь ответил Патрик.

– Значит, под неприятельским огнем они сближаются и вступают в схватку на белом оружии. Так?

– Так.

– Почему же тогда конница, что движется намного быстрее, не в состоянии это сделать?

– Практика показала, что не может. Во всей Европе отказываются от такого применения кавалерии.

И здесь Патрик Гордон был прав на все сто процентов. С ходу так и не возразишь. Потому как с конца XVI века, с появлением удобного для применения на коне огнестрельного оружия, начинается чрезвычайное увлечение им. Сначала в виде рейтаров – конницы с двумя и более пистолетами в качестве основного оружия, которая показала себя отлично. Много лучше появившихся ранее кирасир, а все потому, что атаковать глубокие пехотные построения конным натиском было сущим безумием. Так что уже к первой трети XVII века отличие кирасира от рейтара наблюдалось лишь в социальном происхождении. В остальном же плюс-минус одинаковое вооружение, снаряжение и тактика.

К концу XVII века стали массово уходить с поля боя доспехи. В том числе у рейтаров и кирасиров. Исключая, пожалуй, австрийских кирасиров, которые держались за них до самого конца. А вот карабин появился. И у тех, и у других.

Да и вообще основная масса всякой европейской кавалерии на рубеже XVII–XVIII веков представляла собой драгун разных фасонов и видов, мало чем отличающихся друг от друга, кроме какой-то атрибутики и аксессуаров. Причем драгун не в смысле ездящей пехоты. Нет. Эта их функция к концу XVII осталась лишь номинальной. Они уже полностью стали стрелковой кавалерией.