Покориться – значит сдаться, а сдаваться нельзя. Не элите клана, и уж точно не дочерям Райо Ревено.

Мы должны быть сильными. Властными. Выше всех.

Мой взгляд скользит поверх ее головы, и я вижу отца.

Инстинктивно я выпрямляюсь.

Широкие и ровные плечи, твердый подбородок, глаза острые, а губы сложены в идеальную дугу.

Никогда не показывай никому своих тревог, дочка. Усвоить это урок не заняло много времени. Но моя сестра, похоже, усвоить так и не смогла.

– Как приятно это видеть, – само его присутствие немного пугает; выражение лица мягкое, но обманчивое. – Обе мои девочки здесь, вместе, как и должно быть.

– А как насчет сложившихся обстоятельств? – улыбаюсь я. Широко и фальшиво. – Это тебе тоже приятно, или ты все еще притворяешься, что она не…

– Не сейчас, Роклин. – Голос отца убийственно спокоен, но в его глазах пылает предупреждение.

– С нетерпением жду приглашения на разговор в своем онлайн-календаре.

Я никогда не была сильна в предупреждениях.

Отец смотрит на меня, ничего не говоря, но я слишком хорошо знаю его, так что ничего говорить и не надо.

Он хочет, чтобы я молчала про сестру. Не отнимала у сестры защиту, которую обеспечивает близость ко всем нам. И он хочет, чтобы я просто сказала «да».

Черт возьми, нет.

Райо Ревено может контролировать многое. Его влияние на меня неоспоримо, даже если мне нравится думать, что это не так. Если он хочет, чтобы что-то произошло, – это произойдет, так было всегда.

Однако в данном случае такое его желание – закрыть глаза на выходку Бостон – разозлило бы многих людей, а в нашем мире враги, которых вы неизбежно наживаете на своем пути, не говорят в открытую гадостей у вас за спиной.

Они просто втыкают в спину нож.

Настаивать на своем «нет» было бы все равно что плюнуть на близкие нам семьи. Отец Бронкс и дедушка Дельты выломают двери «Ревено Тауэрс» еще до наступления темноты, потому что угроза от Энцо Фикиле распространяется и на них тоже.

Конечно, мы с подругами на одной волне, так что я могла бы сказать «да» и ввести их в курс дела позже. Они не стали бы возражать, как и я не стала бы возражать, если б они что-то сказали или сделали. Но мы не принимаем решений друг без друга, если только это не крайняя необходимость.

Но это не тот случай.

Ладно, моя сестра не умрет до ужина.

В любом случае, маловероятно…

А отцу просто придется сделать то, что он так не любит.

Ему придется подождать.

Я мило улыбаюсь, и отец знает, что я подчинюсь. Да?

Пока он говорит с сестрой, его глаза не отрываются от меня.

– Бостон, – говорит он ей, – подожди в общей комнате.

– Но… – осмеливается возразить она.

Мы оба смотрим на нее, и она закрывает рот, бросив на меня острый взгляд, прежде чем убраться. Глядите-ка, задрала нос, гнилая королевская родственница. Она ненавидит, когда с ней не считаются. А теперь в ней говорит обида, которую она пытается скрыть, но безуспешно.

Я не знаю, почему она ожидала большего. То, что она сделала, – сделала она сама, не я.

Как только она уходит, отец говорит.

– Я слышал, на этой неделе ты потеряла одну девушку.

– А тебе доложили, что мы уже взяли и проверили еще одну?

– Надо бы добавить больше парней в свое окружение, – отмахивается он от моего комментария. – Больше силы, знаешь ли.

Я не отвечаю, а просто коротко киваю.

Конечно, папочка, я так и сделаю, ведь так легко доверять мужчинам, которые считают себя особенными просто потому, что у них престижная родословная.

Он долго смотрит мне в глаза, затем кашляет, черты его лица смягчаются.

– Дорогая, я полагаю, твоей сестре небезопасно находиться в нашем доме.

Неожиданно, однако.

– Это ее проблема, – говорю я. – Она должна быть привлечена к ответственности. Какого черта сбежала?

– «Ответственностью» будет ее голова, рука или нога. Ты ведь понимаешь.

Мое сердце бьется немного сильнее, но я этого не показываю.

– Она знала это и все же решила вернуться домой. Она играет с тобой, папа, ищет выход. Она ожидает, что кто-то спасет ее, но ведь ее учили спасать саму себя.

– Она слабая.

– Она позорит нас, – выпаливаю я в ответ, и слова ранят нас обоих сильнее, чем хотелось бы. – Всю нашу семью и весь союз.

Союз Грейсон был создан для того, чтобы объединить влиятельные семьи, устранить имевшиеся пробелы и сделать нас сильнее, в том числе чтобы мы были менее восприимчивы к предательству. Правило «обидел одного – обидел всех», к сожалению, действует, и каждая из наших семей уже испытала на себе, каким мимолетным может быть доверие.

Тупой расчет Бостон, с которым она даже не смогла как следует справиться, – хотя сама она все придумала?

Глаза моего отца сужаются, но очень скоро разочарование на его лице исчезает, а на губах появляется улыбка. Он обнимает меня.

Я прижимаюсь к его груди и на мгновение закрываю глаза.

Раньше мы были обычной семьей.

Настолько обычной, насколько может быть семья, в которой отец зарабатывал на жизнь убийствами, прежде чем все поменялось.

Теперь он платит другим людям, чтобы они делали это за него.

– Да, дочка, – шепчет он мне в волосы. – Вот почему ты – сокровище. Я знаю, что могу рассчитывать на тебя, ты сделаешь то, что должна, чего бы это ни стоило. Успехи, которых ты добьешься, взорвут этот мир.

Мои брови слегка хмурятся, но он этого не видит, когда отпускает меня. Смотрю на него снизу вверх. Борюсь с желанием вздохнуть и вместо этого задаю важный вопрос:

– Так за ней уже пришли? Послали кого-то?

– Пока нет. Насколько я понял, они еще не знают, что Бостон ушла. Если бы разрабатывался какой-то план, я бы знал, – говорит отец совершенно уверенно.

Вероятно, так и есть. У него везде свои люди, даже там, куда, по мнению других, он не может дотянуться.

– Прошло девять дней с тех пор, как она вернулась. Как они могут не знать?

– Спроси ее.

Смотрю на него в упор, и он приподнимает бровь.

Я хочу начать с того, что он прав, но вместо этого спрашиваю:

– Как долго, по-твоему, ты сможешь сохранять это в тайне? Сколько пройдет времени, прежде чем они придут за ней?

– Несколько недель, может быть, меньше, а может, и больше. Мне сказали, что оба Фикиле, и старший, и младший, уехали по делам.

Снова смотрю на него. Глубокий и острый блеск его глаз не такой, как всегда.

– Почему ты так спокойно к этому относишься? Это же серьезное дело, папа. Это… ну, как Цезарь и Брут.

– Это не предательство, Роклин, это просто… поменялся пазл в картине. Что видят пока не все. Со временем узнают.

Меня удивляет, даже шокирует, отсутствие в нем убийственной ярости. Она должна быть, даже если во всем виновата его собственная, горячо любимая дочь.

– Роклин, – отец склоняет голову набок, – ты сделаешь то, что должна, несмотря ни на что?

Снова об этом. Соответствовать, соответствовать, соответствовать.

Мои челюсти сжимаются, но я даю ему то, чего он хочет, – коротко киваю в знак согласия, и он кивает в ответ.

Послушная дочь, я жду, когда он повернется ко мне спиной, чтобы уйти самой. Дожидаюсь. Он кричит мне через плечо:

– Сай взял отгул, но он вернется завтра. Никаких увеселительных прогулок в его отсутствие, Роклин. Мы бы не хотели, чтобы кто-то принял тебя за твою сестру.

Моя спина напрягается, когда я иду в свою комнату. Сестрица устраивает катастрофу эпических масштабов и получает бесплатный пропуск повсюду, а меня, черт возьми, сажают под домашний арест?

И что там с Саем?

У нас с ним соглашение. Он никогда не бежит с расспросами к отцу до тех пор, пока я не дам ему повода, а час в спортивной машине – это не тот случай. Сай знает о моей небольшой потребности проветриться, и это периодически повторяется. У него есть метка GPS в телефоне, и, вероятно, он смотрит на маленькую точку на экране все время, пока меня нет, пока я не вернусь туда, где должна быть.

Так в чем же, черт возьми, дело?

За все те годы, что Сай был моим телохранителем, он ни разу не «брал отгул». Конечно, есть определенные часы, а бывает, и несколько дней, в зависимости от того, что происходит и где я нахожусь, когда он может, по крайней мере, посидеть в тишине. Он что, начал брать время для себя? Да ладно.

Чего он никогда не сделает, так это не возьмет гребаный отгул. Он даже ни разу не опоздал, не говоря уже о том, чтобы «отпроситься»!

Так где же он и как мой отец узнал о прогулке?

Он наказал Сая?

Угрожал ему?

Моя сестра имеет к этому какое-то отношение?

Наверное, отец не сказал бы мне, даже если бы я и спросила. Я следующая в очереди на трон Ревено, и отец все еще держит меня в некотором неведении, потому что «чем меньше я знаю, тем в большей я безопасности».

Стиснув зубы, я распахиваю дверь и вхожу.

Отец говорит, что я идеальная дочь, что я «изменю наш мир» и «поведу нас в новую эру», что бы это, черт возьми, ни значило.

Но на деле он отталкивает меня и успокаивает мою сестру.

Мои подруги этого не знают, но так и есть. Он не считается со мной. Он заставил меня отказаться от плавания, и, когда я попробовала возразить, его гнев был сильнее, чем ожидалось. Но и это еще не все. Он предложил найти «мягкий способ» заставить Дельту отказаться от музыки, а Бронкс – убрать подальше свои кисти, чтобы мы, наследницы, были «равными». И лишенными индивидуальности.

Я думаю, моя предполагаемая золотая олимпийская медаль, идеальный средний балл и роль капитана команды по фехтованию и по стрельбе не так уж много значат для человека, у которого вся мафия в заднем кармане. Без него у других была бы лишь четверть того, чем они владеют.

Отец незаменим, и он хочет того же для меня. В двадцать один год он возглавил организации всего Северного округа. Еще до того, как ему исполнилось двадцать два, он расправился со своими конкурентами, и после этого мужчины вдвое старше его стали съезжаться со всей страны, чтобы преклонить колена у его ног. Буквально – я видела фотки.

Придурки уверены, что мне все дается легко, но они сильно ошибаются. И теперь, как будто у меня и так мало забот, проблема сестры стала моей, но так все и работает, верно? Сильнейший прибирает за слабейшим.

Не представляю, как именно можно замести ее «королевскую оплошность», но я уверена, что у Райо Ревено есть план.

План, в который он меня не посвятит.

Он не может рисковать, а риск связан с тем, что ее увидят в нашем доме, и он сам теперь не может оставаться дома, даже если при нем постоянно дюжина охранников. Чушь собачья – оставлять всех нас в особняке в этой ситуации, но я не могу сказать, что не понимаю его логики.

А еще…

Ладно, к черту его, к черту ее, к черту все.

Глава восьмая

Роклин

КОГДА ТРЕНЕР ПО СТРЕЛЬБЕ ОБЪЯСНЯЕТ, КАК СДЕЛАТЬ ХОРОШИЙ ВЫСТРЕЛ, ОН ОБЫЧНО ГОВОРИТ что-нибудь вроде «вы должны абстрагироваться от всего остального» или «главное – ясный ум». Ага. Это самый простой способ… и именно поэтому в Академии Грейсон Элит нас учат ровно наоборот.

Нас учат позволять хаосу взять верх, утонуть в нем до состояния отчаяния, когда единственный способ глотнуть воздуха, необходимого для того, чтобы выжить, – это убрать человека, который этот воздух отнял.

У меня воздух отняла сестра. Мне не нужно видеть ее – достаточно посмотреть на себя в зеркало; единственное отличие – ее светлые волосы чуть темнее моих.

Вскидываю ружье, прижимаю приклад к щеке и делаю долгий выдох.

– Огонь.