Единственное, что есть у меня из имеющего хоть какую-то ценность – это моя девственность. Я неоднократно читала статьи о том, что некоторые девушки продают свою девственность за бешенные деньги каким-то извращенцам-миллионерам. Их увозят в тёплые страны, трахают и возвращают с круглой суммой на счету обратно.

Но, либо у меня есть принципы, либо я не дошла до такой точки отчаяния, когда я стану торговать своим телом.

Поэтому мне остаётся только работа обслуживающим персоналом с относительно гибким графиком.

После пар я вышла из универа и сразу наткнулась на Колесникова, который широко улыбался мне, демонстративно открывая дверь своей спортивной машинки.

– Ты просила найти тебя, когда вся очередь рассосётся. Прокатимся? – кричал он с парковки мне, стоящей на крыльце.

Я устало вздохнула и закатила глаза, спускаясь к парню.

– Ты так быстро обслужил очередь из желающих тебя девиц? Похвально, – повела я невозмутимо бровью. – А теперь поражаешь публику новыми завоеваниями? – спросила я, кивнув в сторону ржущих дружков Колесникова.

– Да мне плевать, что они обо мне думают и говорят, – заявил Колесников самоуверенно, всё ещё ожидая, когда я сяду в его машину.

– Угу, – кивнула я с усмешкой. – Именно поэтому ты вопишь на всю улицу, чтобы тебя услышало и увидело как можно больше людей, на мнение которых тебе, конечно же, плевать?

– Это для того, чтобы ты перед публикой не дала заднюю. Кто из девчонок хочет, чтобы её называли недавакой? – понизил он голос до шёпота и подмигнул мне.

– Ну, да. «Давалка» же звучит гораздо престижнее, – повела я бровью. – Ладно. Подвези меня до школы, а потом можешь рассказать своим друзьям сказку о том, как я тебе дала. Только без акробатических этюдов. У меня спина больная.

– Ты подожди. Может, и фантазировать не придётся. Ты же, по-любому, в меня влюбишься, – Колесников ни на секунду не переставал улыбаться.

– Угу. Уже предвкушаю, – фыркнула я скептически, садясь в машину под улюлюканье его дружков.

Первые минуты мы ехали молча. Краем глаза я видела, как Колесников бросал в мою стороны самодовольные взгляды. Временами казалось, что от широты улыбки у него треснет лицо или лопнет башка от переполняющих его эмоций.

– А зачем тебе в школу? Любишь парней помладше? – показал он ровный ряд белых зубов.

– Сестру люблю. Её из школы нужно забрать, – ответила я коротко и отвернулась к лобовому. То, как пялиться на меня Колесников, лучше не видеть. Не очень понятно, что он пытается разглядеть под дутой курткой и мешковатыми штанами, но пусть пялиться. Лишь не болтал и никуда не врезался, пока смотрит на меня, а не на дорогу.

– Почему я раньше тебя не замечал?

– Отличные были времена, – вздохнула я нарочито мечтательно.

До слуха донесся короткий смешок. Повернув голову к парню, поймала на себе его взгляд. Но в этот раз он смотрел на меня как-то иначе. Как на друга, что ли. А не как на мишень похабника. Но продлилось это буквально секунды, потом он снова отвлекся на дорогу. Протянул руку к панели между нами, не глядя коснулся какой-то сенсорной кнопки. Загорелся небольшой экранчик типа планшета и салон машины мгновенно заполнила мелодия альтернативного рока. Колесников в такт застучал пальцами по рулю и начал подпевать на неплохом таком английском. Периодически поглядывал на меня и играл широкими черными бровями.

– Пой со мной! – призвал он меня.

– Я больше по «Бутырке», – пришлось повысить голос, чтобы меня было слышно.

Глядя на Колесникова и то, как он просто наслаждается жизнью, я испытала прилив зависти. Но не той, которая говорит: «почему ему всё, а мне ничего?!». А той, которая мечтательно вздыхает: «вот и мне бы так! хоть на денёк…».

Но, насколько мне известно, мечтать о несбыточном – вредно. Вредно для психики, для самооценки и для воздушных розовых замков, которые обязательно вспорет разбитым стеклом реальности, едва они посмеют объявить о себе.

Поэтому мечтать не приходится. А вот мыслить прагматично – каждую секунду.

– Ты чего такая молчаливая? Расскажи что-нибудь о себе. Интересно же, откуда ты такая взялась, – беззаботно улыбнулся парень.

– Ты врубил музыку, орёшь громче неё и предъявляешь мне за то, что я между твоими воплями молчу?

– Прости. Не подумал, – щёлкнул он во рту языком и выключил музыку. – Вот теперь рассказывай. Кто ты, как ты, откуда? Какие любимые цветы? Розы? По-любому розы. Все девчонки любят розы.

– Ага. Розы и тебя, очевидно?

– Ничего не могу с этим поделать. Такой я. Таков каков я есть.

– Боже, – фыркнула я и посмотрела на экран телефона, чтобы узнать время и понять, что не опаздываю к сестре. Как раз через десять минут у неё закончится последний урок. – Ну, а ты? – глянула я на парня, убрав телефон в карман куртки.

– Что я? Я уже где-то накосячил? – он будто реально растерялся, чем вызвал у меня неконтролируемую улыбку. – Ого! Снежная Королева умеет улыбаться? Я хочу фотку этого события на память.

Колесников потянулся к своему телефону в кармане джинсов и реально навел на меня его камеру.

– Обойдёшься, – я отвернулась к боковому стеклу.

– Ну, ладно, – разочарованно выдохнул парень и, кажется, убрал телефон обратно в карман. Но я не рискнула смотреть в его сторону, боясь, что это лишь уловка с его стороны. – Что ты про меня узнать хотела?

– Ничего, в общем-то, – повела я плечами, разглядывая весеннюю грязь на городских улицах. – Но, чтобы ты снова не начал петь, расскажи, например… какие тебе цветы нравятся?

– Мне? Реально?!

– Ну, да. Это же цветы. Они должны нравится всем.

– Блин! – хохотнул Колесников и, кажется, задумался. – Нифига ты спросила! Меня обычно спрашивают, сколько сантиметров, я показываю и вопросы как-то сами собой отпадают.

– Господи… – выдохнула я едва слышно, на секунду прикрыв глаза.

– Ну… пусть будут ромашки.

– Ромашки? – вскинула я удивленно брови. – Почему именно ромашки?

– Не знаю. Они, типа, чистые, непорочные, простые. О! Как ты, короче! Точняк! Буду называть тебя ромашкой. Имя-то своё ты мне так и не дала. Ты мне, вообще, получается, ничего не дала, но я везу тебя туда, куда ты попросила. А я так не делаю.

– Какие жертвы ради простой ромашки, – цокнула я. – А имя ты у меня, кстати, ни разу и не спросил. Зеленая толстовка, видимо, для тебя проще выговаривать, чем Алёна.

– Алёна? Алёнушка, значит, – он с такой нежностью протянул моё имя, что я невольно улыбнулась и посмотрела в его сторону.

И в этот момент увидела, как он меня сфотографировал.

– Попалась! – объявил он триумфально и поспешил убрать руку с телефоном подальше от меня, но застыл и удивленно заглянул мне в глаза. – Даже отбирать не будешь? Вдруг хреново получилась?

– Я на любой фотке хреново получаюсь. Так что какая разница, как я получилась на этой?

– Хватит меня удивлять, Алёнушка! Я ещё не отошёл от того, что ты поинтересовалась, какие цветы нравятся мне. И в ахуе от того, что мне нравятся ромашки!

– Не благодари. Останови здесь. Дальше проезд, всё равно, только по пропускам для учителей.

Колесников послушно притормозил, внимательным и молчаливым взглядом проследил за тем, как я покинула салон его машины. А затем громко, наверное, чтобы услышала вся школа, спросил:

– А ещё раз дашь… тебя прокатить?

– Не хотелось бы, – поморщилась я нарочито брезгливо. – Но своим дружкам теперь можешь с гордостью рассказать, как драл меня до визга… Или чем вы там между собой хвалитесь?… Короче, можешь рассказать, что ты снова круче всех, а у меня дела. Пока.

Я закрыла дверь машины и пошла по школьной тропинке.

– Я найду тебя в универе, Алёнушка! – услышала я в спину.

– Угу, я буду сидеть у пруда и плакать по козлу.

Глава 9

– Да! – я тихо порадовалась сама с собой, когда на телефон пришло сообщение о том, что в ближайший выходной у меня будет подработка.

Доставщик еды – тяжело и ответственно, но четыре тысячи за один рабочий день на дороге тоже не валяются. Большая удача, что мою заявку, вообще, заметили.

Город я знаю отлично, улыбаться людям, выдавая им продукты, я научилась ещё на кассе в супермаркете, так что лично для меня нет никаких препятствия к тому, чтобы брать эту работу хотя бы по выходным, которые у меня редко бывают заняты.

Лишь бы ничего не сорвалось. Тогда есть шанс заработать нужную сумму быстрее, чем я планировала.

Осталось только на время выходных как-то держать сестру подальше от родителей. Они, конечно, пока не пьют, напуганные недавней проверкой, но это не значит, что у них на ровном месте не сорвёт резьбу. По крайней мере, у мамы в отношении Кати точно может сорвать. Придумаем с Катей, что ей нужно прочитать какую-нибудь книгу за выходные. Боясь учителей и их вопросов, родители не станут дёргать Катю, и та сможет спокойно отсидеться в комнате под видом выполнения домашнего задания, пока меня не будет. Заодно почитает. Читать она, к счастью, любит.

– Алёнушка, ты кому там так широко улыбаешься? Я начинаю ревновать, – словно из ниоткуда материализовался Колесников. Он оперся задницей о подоконник рядом со мной и протянул мне стаканчик с кофе, на крышке которого лежал цветок ромашки. – Для тебя нёс.

– Насколько я помню, о любви к ромашкам что-то несвязное вчера лепетал ты, а не я.

Я смотрела на стаканчик, не зная, принимать его или нет. Во второй руке Колесникова был другой стаканчик. Без цветка, но тоже с кофе.

– Но ты же так и не сказала, какие цветы нравятся тебе. Поэтому я подумал и решил, что раз тебе нравлюсь я, то тебе должны нравятся те же цветы, что и мне.

– Ты мне не нравишься, Колесников, – я шумно выдохнуло и решила принять кофе, который парень упорно держал перед моим лицом. – Но спасибо за кофе. Ты же ничего в него не подсыпал?

– Я больной, что ли?! И обидно, вообще-то. Не нравлюсь, да ещё по фамилии. Я к тебе со всей душой вообще-то.

– Мог бы и задницей спокойно повернуться. У нас, вроде как, всё было. я сегодня в туалете слышала, что я была хороша на капоте.

Правда, меня назвали «мышью» и задались вопросом «что он в ней нашёл?», но, тем не менее, обсуждение было горячим.

– Это пацаны додумали, – чуть стушевался Колесников.

– Блин! На капоте?! Серьёзно?! В феврале в минус двадцать?! Ты больной? Про цистит что-нибудь слышал? – напала я на него.

– Говорю же, это пацаны. Я им ничего не говорил.

– Откуда они тогда взяли, что и как у нас было?

– Говорю же, додумали. Я только загадочно промолчал, когда вечером на хату приехал. Вот и всё.

– Отвали, короче, – отмахнулась я от него и опустила взгляд на стаканчик с кофе, что всё это время был в моей руке. Аккуратно взяв ромашку, я покрутила её перед лицом и даже понюхала. – Мог бы ромашку хотя бы со стебельком подарить. Не за огрызок же цветка я тебе на капоте в мороз давала?

Колесников рассмеялся так, что его услышал, наверное, весь университетский коридор.

Боже! Как же этот человек любит внимание.

– Слушай. Я серьёзно, вообще-то. Было и было. Галочку тебе друзья поставили, можешь больше около меня не крутиться. Выбирай новую. В сентябре свежих первокурсниц подвезли.

– А мне, может, ты понравилась. Реально понравилась, а не для того, чтобы трахнуть.

– Сейчас расплачусь, – театрально хныкнула я, глядя парню в ответ в глаза.

– Я тоже, вообще-то, серьёзно. Я думал, подвезу тебя и на этом разбег, но ты оказалась прикольной. Давно со мной не разговаривала девчонка, не капая при этом слюной.

– Если у меня сейчас потекут слюни, ты отстанешь? Тебе как лучше – чтобы они из уголка рта капали или посередине и по подбородку?

Колесников снова заржал.

Поведя бровью, я отвернулась в сторону коридора, не находя ничего веселого в том, что я только что сказала.

И стоило мне только сосредоточиться на людях в коридоре, как среди них, разрезая толпу словно ледокол, появился Одинцов.