– Я сам не знаю. Но знаю, что обещаю вам сделать всё, что вам угодно, если только вы дозволите мне проводить вас туда, куда идёте.

– А после вы меня оставите?

– Да.

– Не дожидаясь, когда я оттуда выйду?

– Нет.

– Честное слово?

– Слово дворянина!

– В таком случае берите меня под руку и идём скорее.

Д’Артаньян подал руку госпоже Бонасье, которая взяла её, смеясь и волнуясь, и оба двинулись по направлению к улице Ла-Гарп. Придя в нужное место, молодая женщина, казалось, колебалась, как и на улице Вожирар. Однако она как будто узнала одну дверь и подошла к ней.

– А теперь, – сказала она, – мне нужно войти сюда. Благодарю вас тысячу раз за ваше общество, которое спасло меня от всех опасностей, которым я подверглась бы. Но настало время сдержать ваше обещание. Я пришла, куда мне нужно.

– И вам нечего будет опасаться на обратном пути?

– Разве одних воров.

– А этого разве мало?

– Что они могут у меня отнять? У меня нет ничего с собой.

– Вы забыли прекрасный платок с гербом.

– Какой?

– Тот, который я нашёл у ваших ног и положил вам в карман.

– Молчите, молчите, несчастный! – вскричала молодая женщина. – Или вы хотите погубить меня?

– Вы сами видите, что для вас есть ещё опасность, потому что одно слово заставляет вас содрогаться и вы сознаетесь, что если бы кто-нибудь услышал это слово, вы бы погибли. Послушайте, сударыня, – продолжал д’Артаньян, схватив её за руку и устремив на неё огненный взор, – будьте великодушны, доверьтесь мне. Разве вы не прочли в глазах моих всю привязанность и преданность, которыми преисполнено моё сердце?

– Да, – отвечала госпожа Бонасье, – поэтому спросите меня о моих тайнах, и я скажу вам о них, но чужие тайны – это другое дело.

– Хорошо, – сказал д’Артаньян, – я всёравно их открою. Раз эти тайны могут иметь влияние на вашу жизнь, то они должны стать и моими.

– Берегитесь! – сказала молодая женщина с такой серьёзностью, что д’Артаньян невольно вздрогнул. – О, не вмешивайтесь в то, что касается меня. Не пытайтесь помогать мне в моих делах. Я вас прошу об этом ради того участия, которое я в вас возбудила, ради оказанной вами услуги, которой я не забуду никогда в жизни. Поверьте тому, что я вам говорю. Не занимайтесь мной больше, пусть я для вас больше не существую, как будто вы меня никогда не видели и не знали.

– А Арамис должен сделать то же самое? – сказал д’Артаньян, обидевшись.

– Вот уже во второй или в третий раз вы произносите это имя, а я ведь уже сказала, что я его не знаю.

– Вы не знаете человека, в окно к которому стучались? Вы меня считаете слишком доверчивым, сударыня.

– Признайтесь, что вы сочинили эту историю, чтобы заставить меня проболтаться, и что вы сами выдумали этого человека.

– Я ничего не сочиняю, сударыня, ничего не выдумываю, я говорю истинную правду.

– И вы говорите, что в этом доме живёт ваш друг?

– Говорю и повторяю в третий раз, что в этом доме живёт мой друг и этого друга зовут Арамисом.

– Всё это объяснится позже, – прошептала молодая женщина, – а теперь замолчите.

– Если бы вы могли читать в моём сердце, – сказал д’Артаньян, – то увидели бы в нём столько любопытства, что сжалились бы надо мною, и столько любви, что тотчас же удовлетворили бы моё любопытство. Нельзя бояться тех, кто вас любит.

– Вы очень скоро заговорили о любви, – сказала молодая женщина, качая головою.

– Потому что любовь быстро овладела мною, и в первый раз, а мне нет ещё и двадцати.

Молодая женщина бросила на него внимательный взгляд.

– Послушайте, я уже напал на след, – продолжал д’Артаньян. – Три месяца тому назад я чуть было не подрался с Арамисом из-за платка, подобного тому, который вы показали этой женщине, что была в его доме, из-за платка с такой же меткой, я убеждён в этом.

– Вы утомили меня своими вопросами, – сказала молодая женщина.

– Но вы, сударыня, такая осторожная, подумайте, если вас задержат с этим платком и отберут его, разве это вас не скомпрометирует?

– Почему? Разве инициалы на нём не мои: К. Б. – Констанция Бонасье?

– Или Камилла де Буа-Трасси.

– Молчите, говорю вам, молчите! Если для вас ничего не значит моя безопасность, то подумайте о собственной.

– О моей?

– Да, о вашей. Знакомство со мной угрожает вашей свободе, вашей жизни.

– В таком случае я вас не оставлю.

– Послушайте, – сказала молодая женщина умоляющим голосом и сложив руки, – именем неба, именем чести военного, чести дворянина, удалитесь! Слышите, бьёт полночь: меня ждут в этот час.

– Сударыня, – сказал молодой человек, поклонившись, – я не могу отказать, когда меня так просят. Будьте довольны, я удаляюсь.

– И вы не станете следовать за мною и подсматривать?

– Я тотчас же возвращусь домой.

– О, я знала, что вы честный молодой человек! – воскликнула госпожа Бонасье, протягивая ему руку и берясь другою за молоток маленькой двери, почти невидимой в стене.

Д’Артаньян схватил поданную ему руку и горячо поцеловал её.

– Ах, лучше бы я никогда не встречал вас! – вскричал д’Артаньян с грубой наивностью, которую женщины часто предпочитают изысканной вежливости, потому что она открывает глубину мыслей и доказывает, что чувство берёт верх над рассудком.

– А я, – сказала госпожа Бонасье почти ласково и пожимая руку д’Артаньяна, не выпускавшего её руки, – а я не стану так говорить: что потеряно сегодня, не потеряно для будущего. Кто знает, если я буду свободна когда-нибудь, не удовлетворю ли я вашего любопытства?

– Обещаете ли вы то же моей любви? – вскричал д’Артаньян, вне себя от радости.

– О, в этом отношении я не могу дать обещаний. Это будет зависеть от чувства, которое вы сумеете вселить в меня.

– Итак, сегодня, сударыня…

– Сегодня я питаю к вам ещё только признательность.

– Ах, вы слишком милы, – сказал д’Артаньян с грустью, – и злоупотребляете моей любовью.

– Нет, я пользуюсь вашим великодушием, вот и всё. Но, поверьте, есть люди, умеющие не забывать своих обещаний.

– О, вы делаете меня счастливейшим из людей! Не забудьте этого вечера, не забудьте вашего обещания!

– Будьте покойны, когда будет нужно, я всё вспомню. Ну, ступайте же, ступайте, ради бога: меня ждали ровно в полночь, я уже опоздала.

– На пять минут.

– Да, но в иных обстоятельствах пять минут – пять веков.

– Когда любишь!

– А кто вам говорит, что я имею дело не с влюблённым?

– Так вас ждёт мужчина! – вскричал д’Артаньян. – Мужчина?

– Вот опять начинается допрос, – сказала госпожа Бонасье с беглой улыбкой, скрывавшей нетерпение.

– Нет-нет, я ухожу, я верю вам, я хочу, чтобы вы оценили мою преданность, хотя бы эта преданность была продиктована только глупостью. Прощайте, сударыня, прощайте!

И, словно не в силах отпустить руку, которую держал, иначе как оторвавшись от неё, он бросился бежать, а госпожа Бонасье постучалась, как и в первый раз, в ставни тремя медленными и ровными ударами. Добежав до угла улицы, д’Артаньян обернулся: дверь приоткрылась и захлопнулась – хорошенькая галантерейщица исчезла.

Д’Артаньян двинулся дальше. Он дал слово не подсматривать за госпожой Бонасье, и если бы даже его жизнь зависела от того, куда она пошла, или от того, кто её проводит, д’Артаньян возвратился бы домой, потому что сказал, что возвратится. Пять минут спустя он был уже на улице Могильщиков.

– Бедный Атос, – говорил он себе под нос, – он не будет знать, что всё это значит. Он, верно, заснул, ожидая меня, или вернулся домой и узнал, что к нему приходила женщина. Женщина у Атоса! Но ведь и у Арамиса была женщина. Всё это очень странно! Хотел бы я знать, чем всё это кончится.

– Плохо, сударь, плохо, – отвечал голос, в котором молодой человек узнал голос Планше, ибо, разговаривая сам с собою, как это бывает с очень озабоченными людьми, он обнаружил, что стоит у лестницы, ведущей в его комнату.

– Что плохо? Что ты хочешь сказать, дурак? – спросил д’Артаньян. – Что случилось?

– Всякого рода несчастья.

– Какие?

– Во-первых, господин Атос взят под стражу!

– Взят под стражу! Атос взят под стражу! За что?

– Его нашли у вас и приняли за вас.

– А кто его взял под стражу?

– Караул, приведённый людьми в чёрном, которых вы обратили в бегство.

– Почему же он не назвал своего имени? Почему не сказал, что он не причастен к этому делу?

– Он и не подумал. Напротив, он подошёл ко мне и сказал: «Сейчас твоему господину нужна свобода, а не мне, потому что он знает всё, а я не знаю ничего. Его сочтут арестованным, и это поможет ему выиграть время. Через три дня я скажу своё имя, и меня должны будут выпустить».

– Браво, Атос! Благородная душа! – прошептал д’Артаньян. – Я узнаю его! И что же сделала стража?

– Четверо из них увели его в Бастилию или в Фор-Левек, двое остались с этими людьми, которые всё перешарили и забрали все бумаги. Наконец, ещё двое во время обыска караулили у дверей. А когда всё кончилось, они ушли, опустошив дом и оставив двери открытыми.

– А Портос и Арамис?

– Я их так и не нашёл, они к вам не приходили.

– Но они могут прийти с минуты на минуту, ты же велел передать им, что я их жду?

– Да, сударь.

– Смотри ж, ни шагу отсюда! Если они придут, то скажи им, что со мною случилось. Пусть они ждут меня в трактире «Сосновая шишка». Здесь оставаться опасно: за домом, может быть, следят. Я отправлюсь к господину де Тревилю, чтобы известить его обо всём, и потом присоединюсь к ним.

– Хорошо, сударь, – сказал Планше.

– Но ты останешься, ты не будешь бояться? – сказал д’Артаньян, остановившись на полпути, чтобы вдохнуть в своего слугу мужество.

– Будьте спокойны, сударь, – сказал Планше, – вы меня ещё не знаете: я бываю храбр, когда решу быть храбрым, главное – надо решиться. Впрочем, я – пикардиец!

– Значит, решено, – сказал д’Артаньян, – ты скорее дашь себя убить, нежели оставишь свой пост.

– Да, сударь, я сделаю всё, чтобы доказать вам мою привязанность.

– Хорошо, – буркнул д’Артаньян про себя. – По-видимому, способ, применённый мной, весьма действенный. Я повторю его при случае.

И со свойственной ему быстротою, хотя и уставший от беготни за день, д’Артаньян снова отправился на улицу Старой Голубятни.

Он не застал де Тревиля дома: его рота несла караул в Лувре, и он был в Лувре со своею ротою.

Надо было непременно добраться до де Тревиля: необходимо было известить его о случившемся. Д’Артаньян решил попытаться проникнуть в Лувр. Его мундир гвардейца роты Дезессара должен был служить ему пропуском.

Он пошёл по улице Малых Августинцев и потом по набережной к Новому мосту, хотел было переправиться на пароме, но, спустившись к реке, опустил руку в карман и обнаружил, что ему нечем заплатить за переправу.

Дойдя до улицы Генего, д’Артаньян увидел, как из-за угла улицы Дофина вышли двое, походка их его поразила.

Это были мужчина и женщина.

Женщина издалека была похожа на госпожу Бонасье, а мужчина был вылитый Арамис. Кроме того, на незнакомке был чёрный плащ, точно такой же, как и на госпоже Бонасье.

А на мужчине был мушкетёрский мундир.

У женщины был опущен капюшон, а мужчина закрывал платком лицо; двойная предосторожность эта показывала, что оба они не хотели быть узнанными.

Они взошли на мост. Это был путь д’Артаньяна, потому что и он направлялся в Лувр. Д’Артаньян последовал за ними.

Он не прошёл и двадцати шагов, как был совершенно убеждён, что женщина эта – госпожа Бонасье, а мужчина – Арамис.

В ту же минуту он почувствовал в сердце укол ревности.

Ему изменили и друг, и та, которую он уже обожал как возлюбленную. Госпожа Бонасье божилась ему, что не знает Арамиса, а четверть часа спустя после этих клятв он встречает её под руку с ним.