Оставшиеся люди тоже начали укладываться, когда выключили свет, я же поняла, что возле моей кровати кто-то остановился и, подняв взгляд, обнаружила кудрявую девчонку моих лет.

– Ты обронила, – сказала она лишь два слова и протянула… мой браслет, сделанный из специального материала, который не горит и не плавится. Подарок от родителей на это десятилетие. Очень дорогой и не только в плане денег, но и в плане того, что это последнее день рождение, которое мы отпраздновали вместе.

Где я могла его оборонить? Ответ пришел сразу же, стоило только задать этот вопрос про себя.

В кабинете миссис Леклер. То есть эта девочка была там после меня и обнаружила его. Если бы она его не взяла, то позже выяснилось, что эта вещь принадлежит именно мне.

Она положила его рядом с моей подушкой, не говоря ни слова, потому что я так и не протянула руку, и вернулась на свое место.

Именно с этого и началась наша дружба с Вэйл. С одной большой тайны, способной отправить меня в такое место, где мне бы точно не понравилось.

Глава 2

Наше время.

Смотря сейчас на свое отражение, я всё меньше вижу ту девочку десяти лет. Цвет моих волос изменился за это время, как и я сама. Единственное, что осталось прежним – глаза, вернее их оттенок. Словно в них сплелись цвета всех лесов нашего мира. Они не темно-зеленые, но и не болотные, однако достаточно яркие.

Ведьма. Вот, как зовет меня Вэйл. И это не только из-за цвета глаз, но и того, что я устроила тогда пожар. Подруга хранит этот секрет и по сей день.

В прошлый раз так точно и не выяснили из-за чего случилось возгорание и как всё переросло в такие масштабы, никаких улик не нашли. Поэтому и сделали предположение, что миссис Леклер так и не потушила свою сигару, что стало источником. Сама того не зная, маленькая я успешно подставила её, но никакого наказания женщина за это не понесла.

На данный момент нашу школу в виде величественного замка полностью восстановили и скрыли следы о том, что ещё несколько лет назад здесь произошло.

Я опустила взгляд, разрывая зрительный контакт с собственным отражением, и после уже посмотрела за окно, видя привычную картину.

Наш замок находится в окружении леса, поэтому мне виден лишь он и его высокие башни, возвышающиеся над зелеными деревьями. Вечером, когда солнце заходит за горизонт, замок приобретает особенно загадочный вид, словно он оживает и начинает жить своей собственной жизнью. Крыши острые, как и арки, а все окна решетчатые. Весь он создан в готическом стиле, что немного угнетает, а не только восхищает.

Моя спальня так и не изменилась с момента, как меня привезли сюда.

Серые стены, которые нам запрещено чем-либо украшать, односпальная металлическая кровать с особым изголовьем, напоминающим наконечники стрелы. Шкаф с тем небольшим количеством одежды, что у меня есть, зеркало и письменный стол с лампой. Хорошо, что здесь есть электричество и нас не заставляют учиться за свечами. Однако, бывает, что мы ими пользуемся, когда из-за непогоды (она здесь бывает достаточно часто) вырубают электричество. Поэтому есть ещё небольшой встроенный ящик в столе, где я храню те самые свечи и мобильный телефон. Нам не запрещено пользоваться последним, как и вести социальные сети, что на мой взгляд бессмысленно, но есть ограничения по времени. Полтора часа в день. Если ты превышаешь лимит, то телефон сам отключается и его возможно включить только на следующий день.

Я поправила на себе привычную темно-синюю форму, состоящую у девушек из юбки, длиною до колена, белой рубашки и жилетки без рукавов того же цвета, что и юбка. На ногах у меня – темно-серого оттенка гольфы и балетки. Выйдя из комнаты, закрыла тяжелую резную дверь и направилась по коридору в сторону выхода из этого крыла.

Девушки находятся на этаж выше, чем парни, поэтому здесь я встречаю только женскую половину. Все лица мне знакомы, потому что с момента, как я оказалась здесь, то никто новенький к нам не прибавился, а исключить или перевести кого-то… об этом и речи быть не может. Однако, несмотря на то, что я знаю на лицо людей, но не помню их точные имена и общаюсь лишь с малым количеством, если быть точной, то только с одним человеком. Вэйл. И это не потому что, я стесняюсь, боюсь их или испытываю какое-то подобное чувство, нет, скорее, потому что сторонятся меня. Наверное, это из-за того, что я творила раньше, а именно до тринадцати лет, пока нас с Доусоном не отправили к родителям впервые за три года.

Пожар, это было не последнее, но более таких масштабных вещей мне совершить не удалось. Я пыталась бежать, позволяла себе нахамить мистеру Абрамсу, изживала миссис Леклер, вредила другим и многое другое, но всё, что мне могли сделать – посадить в карцер. Максимально я там провела – четыре дня, и мне давали только воду. Не могу сказать, что это было так страшно. Я просто лежала на холодном бетоне и смотрела в серый потолок, зная, что если заболею, то будет хоть какой-то шанс покинуть это место. Но тогда я не знала всей правды…

Стала спускаться по широкой лестнице, наблюдая за такими же, как я, и видя то, что появилось в их глазах по тому, как нас всех вернули обратно после первой встречи с родными. То время всё изменило.

Надменность. Вот, что появилось в глазах других детей, которым было от девяти до тринадцати лет. Я не знала, но всех нас на тот момент доставили в это место с разницей в несколько месяцев. Мы с Доусоном были почти самые последние. Повторюсь, первые три года я пыталась бороться, и вот, когда настал момент, чтобы вернуться обратно, то я ждала его с нетерпением, всё ещё испытывая злость на родителей и требуя объяснений. И я их получила. Все мы получили их, когда школа впервые на неделю опустела ото всех учеников. Двести девяносто семь человек узнали, кто они такие на самом деле и почувствовали себя божеством.

Сейчас мне хочется морщиться, вспоминая тот разговор с мамой и папой, а тогда хотелось смеяться.

– Нам нужно кое-что вам рассказать, – кроме нас с родителями и братом в гигантской гостиной, в которой могли бы спокойно жить две полноценные семьи, никого не оказалось. Всё в этом доме буквально кричит о том, что его хозяева неимоверно богаты.

– Да, мы не могли сделать этого раньше, потому что вы обязаны были сначала три года прожить в специально-подготовленной школе, – продолжила мама.

Тринадцатилетняя я нахмурилась, не понимая, что всё это значит.

– Доусон, Леонора, вы… наверняка замечали, что всегда отличались от других детей, – я перевела взгляд на отца, а после пересеклась с братом на доли секунд. Хоть сейчас мы с ним и не так близки, как раньше, а всё потому что он стал всё больше общаться с этим мальчишкой Рованом, но старые привычки остались. – Так вот… Вы особенные. Сначала вы родились обычными, но после вас сделали особенными. И те другие дети, с которыми вы учитесь – все они такие же. Помните, когда другие дети болели или когда ваша мама заболевала, то вы спрашивали, что это такое? Болеть? – Доусон медленно кивнул, а я продолжила следить за каждым словом отца. – Вы никогда не болели, поэтому не знаете, что это такое. Вы и не заболеете в будущем.

– То есть мы как герои из комиксов? – уточнил брат.

– Что-то вроде того, – с улыбкой ответила мама, а морщинки вокруг её глаз стали более отчетливо видны.

– Героев не бывает. Это миф, – это уже произнесла я.

– Сейчас вы всё поймете, – продолжил отец. – Как вы знаете, то наша семья очень богата, как и семьи тех, с кем вы учитесь. Ещё до вашего рождения, нам с вашей мамой было предложено поучаствовать в одном эксперименте, – мне не понравилось это слово. Эксперимент. – Суть его заключалась в том, что только родившимся детям вводят специально-разработанную сыворотку, которая поможет им выработать нужный иммунитет ко всем существующим болезням и… обрести своего рода бессмертие.

Здесь я не сдержалась и засмеялась. Только я и больше никто.

– Бессмертие? Серьезно? Я не бессмертна, вы сами видели, как у меня или Доусона течет кровь при ранениях.

– Леонора, мы дойдем до этого момента, – серьезным голосом произнесла мама, и я кивнула, сдерживая улыбку.

– Я говорю правду, Леонора, вы действительно бессмертны. Ранее ты должна была заметить не только то, что ты с братом не болеешь, но и то, как у вас обоих достаточно быстро заживают все раны.

– Я полагала, что это лишь хороший иммунитет и такая же регенерация. Согласись, пап, что это звучит более правдоподобно, чем твоя версия?

Родитель встал и отошел, вернувшись через десять минут с тонкой папкой в руках.

Он отдал её мне в руки и сказал почитать, что там написано. Доусон тут же придвинулся ко мне, и мы вместе стали изучать информацию.

– Это всё ещё выглядит, как плохая шутка, – спустя время, сказала я, – плохая.

– Это правда, Леонора. Вы не можете умереть от болезни или старости, но вас можно убить, взорвав, выстрелив или перерезав горло, вы можете умереть и от потери крови, но не того, что я сказал ранее.

– Остальные такие же? – спросил Доусон.

– Да. Все вы часть того самого эксперимента, – ответила мама, а я взглянула на них с отвращением, какое прежде не испытывала.

Если предположить, просто предположить на секунду, что весь тот бред, который они говорят, правда, то какими родителями нужно быть, чтобы всё это сделать с собственными детьми?

– Не смотри так, Нора, – мама покачала головой, – будто мы сделали что-то плохое.

– А разве не так? Вы отдали своих детей в руки неизвестным людям, которые ввели нам какую-то хрень.

– Не выражайся. И это называется не так, как ты сказала, а специальный препарат. Мы подарили вам возможность на вечную жизнь, Нора, то, что недоступно обычным людям.

– Бедным ты хотела сказать? – исправила её, приподняв правую бровь.

– Не только. Для этого эксперимента было недостаточно родиться богатым, но было и множество других факторов. Ваша кровь, днк, родословная, всё это играло немаловажную роль. Вы должны были быть подходящими вариантами по всем критериям, и нам повезло, что вы оба получили такую возможность. Потому что когда нас не станет, вы всё ещё будете друг у друга.

Боковым зрением, я ощутила, что Доусон взглянул на меня, но сдержала порыв посмотреть на него.

– А может, мы вообще не ваши дети тогда? Потому что у тебя, мама, материнский инстинкт напрочь отсутствует.

– Что ты такое говоришь? Конечно, наши.

Да, я знаю, что она права, но сейчас очень зла, чтобы сказать нечто другое. Только слепой не увидит, что я и Доусон внешние копии наших родителей. Только если я больше пошла в отца, оттенок глаз достался именно его, то брат, наоборот пошел в маму.

– Я родила вас обоих, но после вас на некоторое время, год, если быть точной забрали, чтобы всё проходило под контролем. Мы продолжали вас видеть и то, как вы росли.

– Да, перед этим были соблюдены все условия. Мы не могли рассказать вам всего до тех пор, пока вас не заберут в специальную школу, и вы не вернетесь оттуда через три года.

– Почему именно три? – задал вопрос брат.

– Это нам неизвестно.

– В чем заключается этот эксперимент? – тошно от этого слова. – Ну наделили нас «бессмертием», для чего? – я задала эти вопросы, потому что мне ещё с трудом верится.

Представьте, что вам будут говорить о том, что земля всё-таки плоская, хотя вы уверены в обратном. И знаете, что правы. Также и с бессмертием.