– Дальше, всё как говорила миссис Леклер. Когда каждый из вас отучится, то все вы будете разбросаны по разным точкам мира и будете занимать сначала более низкую позицию в правительстве, начинающую, после всё выше и выше, как наберетесь опыта. Кому-то даже удастся стать во главе стран.

Смеяться всё хочется меньше.

Двадцать лет назад в нашем мире стран стало в разы меньше, чем было до этого. Если быть точной, то их осталось двадцать семь. Большие поглотили более маленькие, кто-то сам решил присоединиться к кому-то. Сделалось это для того, что в основном более маленькие и так зависели от больших. Тем более, так легче управлять.

– Сейчас ещё возможны войны, так как правители меняются – они умирают, а на их место становятся новые люди, опытные или не такие опытные. От них никогда не знаешь, чего ожидать, поэтому и было найдено такое решение на общем совете всех стран.

– То есть в курсе и другие? – уточнила я.

– Да, – мама выдала кивок. – Вы специально обучаетесь всем нужным наукам, позже у вас будет достаточное количество времени, чтобы изнутри понять всю систему. Не стоит переживать, что вы заболеете и умрете или… случится что-то подобное. Тем более, когда во главе находится только один человек, который не меняется, то это благотворно на всех сказывается.

– У вас будет то, чего нет у других, – голос отца прозвучал гордо, – время. Возможно, ты, Доусон, или ты, Нора, будете руководить целой страной. Разве это не замечательно?

– Нет, – ответила только я, видя, что брат задумался. – Доусон?

– В том, что нам только что сказали есть смысл, Нора.

– Нет! В этом нет никакого смысла! Мы с тобой лишь удачный эксперимент. Не более. Кстати, если об этом речь, то сколько было неудачных экспериментов до нас?

Ни мама, ни папа не ответили на этот вопрос, но он и не потребовался. Много. Очень и очень много.

– Нора, не будь так категорична. Ты пока не понимаешь, какой это шанс. Но со временем поймешь и будешь благодарна за эту возможность.

– Да не нужно мне это ваше бессмертие! – с этими словами я встала с дивана и выбежала из гостиной, направившись в собственную комнату на третьем этаже, где остановилась, тяжело задышав и ощущая, как сдавливает грудь.

Смешанные чувства терзали меня – гнев, обида и страх. Я без понятия, что делать, как реагировать на всё это. Моё сердце заболело от предательства и лжи.

Мой взгляд зацепился за фотографии, развешанные на специальном стенде. На одной из них я с родителями счастливая ем сладкую вату, на другом сижу верхом на Доусоне, представляя его своей лошадью. Мне тогда было пять, а ему шесть. На третьем фото я стою одна на фоне океана позади и вижу в своих глазах страх от того, что не знаю, когда придет следующая волна. Меня может смыть в любой момент.

Вот и сейчас, будто волна сбила меня с ног, и я оказалась под водой, не в силах сделать вдох.

Всё ложь. Они нам врали.

Особенные! Я начинаю истерически смеяться из-за этого слова. Кто спросил меня о том, хочу ли я быть этой особенной? Не нужна мне эта особенность! И не нужно бессмертие! Я хочу быть обычной…

Тогда я начала громить комнату, чтобы вымести свою злобу. Это был единственный порыв и проявление слабости, которую я себе позволила. После я не спала до утра, обдумывая слова родителей ещё раз и вспоминая слова миссис Леклер. Оказывается, я узнала об этом раньше всех, когда женщина в тот раз в кабинете случайно обмолвилась об этом. Позже я рассказала Вэйл, и мы вместе старались найти какую-нибудь информацию, но нам ничего не удалось.

По возвращению в школу, я увидела в глазах остальных то, что и боялась. Высокомерие, которое и так присутствовало у большинства, надменность по отношению к учителям и остальным людям, работающих в учебном заведении, и радость. Да, в их глазах была радость, даже у вечно хмурого Рована я впервые увидела улыбку на лице. Кажется, только я была недовольной из-за полученной информации. Вэйл же была… ошарашена. Помню, её округлившееся глаза и то, как она обняла меня, сказав, что она в шоке.

Именно тогда мы окончательно отдалились с Доусоном, потому что наши дальнейшие взгляды на жизнь были разные.

Именно тогда я и поняла, что мне не получится сбежать, как бы не пыталась. Родители не заберут обратно. Я останусь здесь до тех пор, пока мне не исполнится двадцать один, то есть ещё два года, а дальше… дальше всех нас распределят. И уверяю вас, что мне уготовано далеко не первое место среди всех, если только с конца, потому что миссис Леклер не позволит. Да и не стремлюсь я.

Это было шесть лет назад, и я надеялась, что время исправит, образумит хотя бы большинство, но ничего не изменилось.

Я спустилась на первый этаж и перешла из этого крыла здания в западное, потому что первый урок уже начнется через десять минут. Несмотря на мой буйный характер в детстве, я никогда не имела привычку опаздывать.

«Опоздание – это дурной тон, Нора. Даже если ты заставишь собеседника ждать лишнюю минуту, его дальнейшее впечатление о тебе может испортится», – вот, что говорила мне мама, поэтому я никогда и никуда не опаздывала.

Коридоры нашей школы действительно впечатляют. Первое время я забывалась и отвлеклась таким образом от плохих мыслей, просто гуляя по ним и чувствуя, как в душе зарождается спокойствие.

Плитка на полу давно отреставрирована, поэтому видны потертости и шероховатости. Потолки такие высокие, что мне пришлось бы полностью задрать голову к верху, чтобы взглянуть на величественные фрески. Они есть не везде, но где присутствуют, то каждый раз вызывают во мне сумбурные чувства. Массивные колонны украшают вход в кабинеты, а гигантские картины на стенах напоминают о том, насколько бывают бесчеловечными люди, потому что в основном на них изображены только сражения, насилие и смерть.

Я зашла в кабинет, который уже наполовину заполнен людьми и заметила Вэйл, сидящую на своем обычном месте, поэтому направилась прямиком к ней.

Ещё пять минут до начала. Отлично.

– Привет, – поздоровались мы с ней в унисон, и это вызвало у меня короткую и едва уловимую улыбку. Так происходит достаточно часто.

Я присела и достала из темно-коричневой наплечной сумки тетрадь и ручку со своими инициалами.

– Что сегодня будешь делать после всех занятий? Не хочешь сходить на вечеринку к озеру?

– Ты знаешь, Вэйл, что я такое не люблю.

Тем более к озеру. Она продолжает меня туда звать.

Так как подросткам нужно как-то развлекаться и отвлекаться от учебы, то вечеринки разрешены. Когда руководство уверено, что с детьми не случится ничего страшного, а максимум – будет похмелье с утра, то дела обстоят с этим намного проще, чем в других учебных заведениях. Наверное. Откуда мне знать, если я до этого училась только на дому?

– Возможно, ты решила изменить свое мнение и сходишь хоть раз, Нора.

– Я там уже была единожды. Помнишь?

Подруга поджала губы и выдала кивок, а я отмахнулась от тех воспоминаний. Не хочу об этом думать.

– Если передумаешь, то я буду у себя в комнате до половины девятого.

Я взглянула на неё и выдала кивок.

Вэйл на год старше меня, то есть ровесница брата. Несмотря на то, что возраст всех здесь отличается с разницей в четыре года, то мы учимся в одних и тех же классах, только их несколько. Почему так сделано? На это есть несколько причин.

Первая, чтобы программа у всех была одинаковая и не получилось так, что одни это проходили три года назад, а другие только начали.

Вторая, всем нам специально выделят места, чтобы в первые четырнадцать лет после окончания школы у людей не было никаких подозрений, что все мы одного возраста. Почему четырнадцать? Об этом позже.

Третья, мы должны отличаться. Не знаю, что это до конца значит, но именно так нам и объясняли.

Если бы тогда Вэйл не отдала мне браслет, то, наверное, мы бы с ней никогда не подружились. Она не то, что противоположность мне, скорее, мы даже похожи, но наши круги общения отличались. Она – общалась с другими и общается, а я же… не считая Доусона, я всегда была сама по себе. Сначала брат был моей соединяющей нитью с внешним миром, после ей стала Вэйл. Нет, я не замкнутая, но просто не вижу смысла в общении с другими…

Вэйл – красивая. Если в детстве она и была гадким утенком, то после шестнадцати лет девушка превратилась в прекрасного лебедя. У неё длинные черные, блестящие на солнце, волосы. Шоколадного оттенка глаза, которые также меняют свой цвет в зависимости от освещения. Раньше она была пухленькой, но за то лето сбросила лишние килограммы и сейчас её тело выглядит, как у одной из модели, которая рекламирует купальники. Внешность не единственное её достоинство, помимо этого она очень умна. И нет, девушка не сидит часами над книгами. Просто учеба и новая информация дается ей достаточно легко. Я вижу, как парни смотрят на неё, как некоторым из них хватает наглости глазами раздевать её, но Вэйл не обращает на это никакого внимания. Она не испытывает стеснения, не впадает в ступор от комплиментов, ей просто… всё равно. Эта одна из многих черт, которая у нас с ней совпадает. У девушки были отношения с двумя парнями по имени Риз и Тео, но в обоих случаях они расстались по обоюдному согласию.

За минуту до появления учителя, я услышала знакомый смех и сцепила пальцы рук в замок, ожидая, когда в дверях появится Доусон. Раньше, до его знакомства с Рованом и его компанией, брат всегда ходил со мной и приходил на все занятия заранее, а не опаздывал или заходил в ногу с учителем. Теперь Доусон является обладателем тех самых дурных манер и плохого тона.

Сначала в классе появилась светловолосая и слегка кучерявая макушка брата. И это наше с ним единственное сильное внешнее отличие, не считая цвета глаз. Если у Доусона волосы белого оттенка, как у мамы, то у меня темно-каштанового, как у папы, и почти прямые до лопаток.

Доусон четко отыскал меня в толпе и выдал кивок, как это делает и всегда, когда видит меня в новый день. Я не отвечаю с момента, как мы вернулись шесть лет назад, просто сижу и продолжаю наблюдать. Хотите, называйте это высокомерием или ещё как-то, но это не так.

У него прямой нос, красивый контур губ, который очерчен, что у мужчин бывает реже, нежели у женщин, высокие скулы и добрые, всегда улыбающиеся глаза. Он выглядит мило, и это не детская милость, а та, которая привлекает большую половину женской части.

Следом за братом зашел Рован и Николас. Последний самый адекватный из всех их, не считая Доусона. Обычно в их компании присутствуют ещё двое, но сегодня они отсутствует по неизвестной мне причине. Если первый вызывает во мне хоть какие-то чувства, то на второго мне всё равно.

Рован – человек, который олицетворяет для меня почти всё самое плохое, не считая тех людей, которые вкололи мне тот препарат. Их я всё-таки ненавижу больше его.

Когда нас только привезли сюда, то мне, как и сейчас, не было ни до кого дела, как и до тринадцатилетнего мальчишки. В первый месяц я была весьма изобретательна и до пожара устроила многое, но иногда почему-то думали не на меня, а на него. На тот момент я не знала этого, но Рован бывал в кабинете директора немногим меньше меня. Как я узнала позже, то его наказали целых четыре раза за все мои проделки. Наверное, тогда мальчишка и возненавидел меня, и это было полностью взаимно.