Тюдоры. Любовь и Власть (страница 8)
Однако после того как нить повествования подхватывает де Мён, на столь легковесный каркас навешивается толстый слой рассуждений по целому ряду тем, от науки до философии. Объем информации настолько велик, что читатели могли использовать «Роман» чуть ли не как энциклопедию. Среди прочего, он охватывает и тему женской природы, к которой де Мён относится более спокойно, чем его куртуазные предшественники. Сновидец обращается за советом к Природе и к Гению; ему помогает Прекрасный Прием; препятствия на его пути учиняют Отпор, Страх и Стыд. Последняя часть поэмы даже включает в себя частичный перевод труда «Об утешении философии» христианского теолога VI века Боэция (позднее переведенного также Елизаветой I). Как напишет три столетия спустя Томас Миддлтон в пьесе «Оборотень», «Любовь умна по-своему. Она / Из всех наук дотошных выбирает / По капле знанья… / И сносит все в заветный свой тайник…»[41].
Кроме того, можно утверждать, хоть и с меньшей уверенностью, что в Средние века само сексуальное желание рассматривалось как шестое чувство. Так, в цикле шпалер «Дама с единорогом», созданных около 1500 года, наряду с пятью сценами, изображающими аллегории чувств, есть шестая, которая многие годы вызывает немало споров. Сцена изображает даму у входа в шатер, увенчанный девизной лентой с надписью Mon Seul Desir[42]. На самом деле вся традиция куртуазной любви – и ее ценность – обретает больше смысла, если рассматривать ее как один из способов взглянуть на мир под другим углом.
Ученые не могут прийти к единому мнению об истинном значении «Романа о Розе». Был ли Гийом де Лоррис автором однозначно куртуазного текста? Можно ли считать, что, создавая вторую часть поэмы, Жан де Мён просто продолжил путешествие влюбленного в более мирском духе последующих десятилетий? Или он на самом деле хотел выразить своим текстом протест против самой концепции куртуазной любви, подрывая основы более ранней части произведения, несмотря на все свои заявления о том, что продолжает дело де Лорриса?
Более того, быть может, и сам де Лоррис решил немного поразвлечься, сочинив экстравагантно-наглядные рекомендации для влюбленного – не менее наглядные, чем рекомендации Андрея Капеллана, и, как и у Капеллана, восходящие к Овидию:
Кто ткань умело раскроит,
Костюм чудесный смастерит.
Чтоб рукава сидели ладно
И ты в нем выглядел нарядно.
И туфли ты приобрети,
За чистотою их следи.
Перчатками обзаведись
И поясом ты подвяжись.
Пусть туфли будут со шнуровкой,
И затяни её ты ловко;
Кошель шелковый раздобудь.
Всегда старайся как-нибудь
Поэлегантней сшить наряд[43].
Де Лоррис повествует, как его герою, поэту-мечтателю, бросает вызов дама Разум, спустившаяся из своей башни, чтобы защитить идею целомудрия и попытаться убедить мечтателя вообще не срывать розу. В XIII веке тема целомудрия вызывала оживленную дискуссию. Церковные ученые постоянно спорили о том, нужно ли непременно считать блуд грехом, – ведь без него человечество бы попросту вымерло. Можно ли считать блуд допустимым только в целях продолжения рода – или все-таки позволительно, как выразился теолог XIII века Ричард Мидлтон, «умеренное удовольствие»? В «Романе о Розе» Природа жалуется на то, что человек не смог использовать данные ему «инструменты» для поставленной ею цели: рожать детей для продолжения человеческого рода. Все противоречия дискуссии церковников здесь налицо. «Любовь есть мир, вражду таящий, / Враждебность с нежностью горячей… Греховное в любви прощенье, / Прощеное в ней прегрешенье»[44].
Если де Лоррис пишет о том, как завоевать любовь дамы, то де Мён переходит к тому, как получить от дамы то, что нужно (то есть секс), не попав при этом в любовную ловушку. Вероятно, значение имеет и то, что Амур с самого начала изображается не пухлым младенцем, а юношей-охотником, чьи стрелы таят в себе большую опасность. Возможно, разница между двумя частями «Романа» на самом деле отражала недоверие к женщинам и сексу, нараставшее в обществе в течение всего XIII века.
Любовь Гвиневры сделала Ланселота тем, кем он стал, – рыцарем. Но она же помешала ему достичь высшей рыцарской цели. В одной из книг цикла «Вульгата», посвященной поиску Грааля, женщины, искушавшие целомудренных рыцарей Персиваля и Борса, в итоге оказываются дьяволицами. Будучи отвергнутыми, они исчезают в клубе дыма. Галахад, самый чистый рыцарь из всех, встречает на своем пути только девственниц – тех, кого он спасет, и ту, которая указывает ему правильный путь. Есть версия, что они олицетворяют добродетель души и даже фигуру самого Христа. (Что ж, авторами «Вульгаты», вероятнее всего, были монахи: это последний раз, когда легенды о короле Артуре попали в руки религиозных деятелей.) Единственной добродетельной женщиной, в противоположность морали более ранних времен, теперь оказывалась девственница. В последние десятилетия XIII века папа римский предписал провести расследование опасных взглядов, а парижский епископ Этьен Тампье выпустил ряд «Осуждений» с официальным выступлением против сочинений Андрея Капеллана.
Расширение свобод, характерное для XII века, сменилось все более суровым климатом века XIII с его мрачным представлением о самой природе человека. Историк Йохан Хёйзинга в каноническом труде 1919 года «Осень Средневековья» характеризует «Роман о Розе» как «бревиарий [то есть молитвенник] аристократии»[45], добавляя: остается лишь удивляться, что церковь, столь нетерпимая к инакомыслию, в течение стольких лет позволяла разрастаться его влиянию на умы. Не потому ли пресыщенный взгляд де Мёна на женщину – непостоянную, недостойную, одновременно лживую и легко поддающуюся обману – все больше совпадал со взглядами церкви? Вероятно, тема куртуазной любви могла иссякнуть уже тогда, растворившись в скуке схоластических споров (посвященных, в частности, тому, могут ли несколько ангелов находиться в одном и том же месте одновременно, а то и сколько ангелов может танцевать на булавочной головке).
Однако совсем скоро из Италии начнет пробивать себе дорогу совершенно другой импульс для переосмысления старого идеала. Ошеломляющий эффект гуманистических наук, появившихся в эпоху, которую мы называем Ренессансом, вдохнет новую жизнь в литературу о куртуазной любви – и придаст ей новое нравственное измерение.
3
Комедия, Чосер и Кристина: XIV в.
Новый поворот в истории куртуазной любви относится к последним годам XIII века: в 1284 году во Флоренции один 18-летний поэт стоял на перекрестке и смотрел, как мимо проходит девушка его мечты. Его звали Данте Алигьери, и он был отпрыском мелкой флорентийской знати. Впервые он увидел ее на майском празднике девятью годами ранее, когда ей было восемь (юный ангел, облаченный «в благороднейший алый цвет, скромный и пристойный»[46]), а ему – всего на год больше. Ее личность позднее установил первый биограф Данте, Джованни Боккаччо: это была Биче Портинари, и происходила она из гораздо более знатной семьи, чем он. Данте назвал ее Беатриче. «Ее образ, постоянно пребывавший со мной, давал Любви силу, чтобы властвовать надо мной»[47].
И вот, облаченная в белое, Беатриче в сопровождении двух дам постарше идет по одной из улиц Флоренции, примыкающей к мутным водам Арно. Взгляд ее падает на оробевшего поэта, она любезно приветствует его – «столь благостно, что мне показалось тогда, будто вижу я предел блаженства»[48]. Уединившись в своей комнате, он уснул, и ему приснился дивный сон.
К нему приближалась гигантская фигура Повелителя Любви, который нес на руках обнаженную женщину, прикрытую алой тканью. Это была Беатриче. В одной руке Повелитель держал какой-то предмет, полностью охваченный огнем. Он обратился к Данте: «Взгляни на сердце свое». Затем он разбудил Беатриче и понудил ее съесть пылающий предмет, который держал в руке. Современные литературные критики до сих пор пытаются разобраться в значении этого сна – как при жизни Данте его пыталась разгадать группа друзей-поэтов, которых он называл Fedeli d’Amore – «Верные Любви». Несомненно одно: с этого момента Данте и Беатриче отправились в путешествие, в котором им предстояло вознестись в Дантов «Рай» – и навсегда попасть в историю литературы.
В произведении «Новая жизнь» Данте повествует о том, что Сила Любви поразила его, как стрела; что он по-настоящему заболел любовью к Беатриче; что (в лучших куртуазных традициях) при этом хранил свою любовь в тайне. К огромному неудовольствию Беатриче, он даже завел для прикрытия еще одну, подставную возлюбленную. Данте был женат, но отношения с женой от помолвки в десятилетнем возрасте до рождения детей всем вокруг казались исключительно заурядными. Его любовь к Беатриче была столь «благороднейшей», что, в отличие от простого сексуального влечения, не могла прельстить его настолько, чтобы воплотиться в реальности.