Джон Диксон Карр: Восемь мечей

John Dickson Carr

THE EIGHT OF SWORDS

Copyright © The Estate of Clarice M. Carr, 1934

Published by arrangement with David Higham Associates Limited and The Van Lear Agency LLC

All rights reserved

© П. А. Левченко, перевод, 2024

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2024

Издательство Иностранка®

Глава первая
Эксцентричный епископ

Тем утром старший инспектор Хэдли пришел на службу в весьма бодром расположении духа. Начать хотя бы с того, что прошлым вечером закончилась адская августовская жара. Две недели ему мозолили глаза латунное небо и подрагивающие в знойном мареве улицы, и вот наконец пошел дождь. Все это время он у себя в Ист-Кройдоне мучился над мемуарами, то внутренне вскипая, то начиная опасаться, что местами они отдают хвастовством. Дождь несколько оживил как его самого, так и его моральный дух. Он мог сказать, что грядущая полицейская реформа нисколько его не волновала. Слава богу, через месяц он выходит на пенсию. Фигурально выражаясь, он мог бы уже сорваться с поводка, но только фигурально, поскольку инспектор Хэдли был не из тех людей, что срываются. А у миссис Хэдли имелись свои планы – через месяц готовая рукопись должна была лечь на стол издательства «Стендиш-энд-Берк».

Дождь успокоил его, по профессиональной привычке он отметил, что начался он в одиннадцать вечера, так что можно было хорошо выспаться. Следующее утро было теплым, но все же не слишком; и до Скотленд-Ярда он добрался с ясным умом британца, готового со спортивным азартом взяться за любое дело, разумеется, если оно не слишком хлопотное.

Увидев, что лежало у него на столе, он выругался от изумления. А телефонный звонок помощника комиссара раздосадовал его еще больше.

– Знаю, это не работа Скотленд-Ярда, Хэдли, – сказал начальник. – Однако я надеялся, вы сможете что-нибудь придумать; сам я не имею представления, что с этим делать. Стендиш обратился ко мне…

– Мне бы хотелось знать, сэр, в чем, собственно, дело? – сказал старший инспектор. – У меня на столе какие-то бумаги, где упоминаются епископ и «полтергейст», или как там его.

На том конце провода послышалось кряхтение.

– Я сам точно не знаю, в чем там дело, – признался помощник комиссара. – Кроме того, что это касается епископа из Мэплхэма. Довольно важная персона, насколько могу судить. Он проводил отпуск в гостях у полковника Стендиша в Глостершире; как мне сказали, переутомился из-за кампании по борьбе с преступностью или вроде того…

– Так, сэр?

– Вот, у Стендиша большие сомнения насчет него. Говорит, что видел, как епископ катается по перилам.

– Катается по перилам?

На том конце провода раздался слабый смешок. А затем задумчивое:

– Хотел бы я на это посмотреть. Стендиш твердо уверен, что он, так сказать… хм… не в своем уме. Это было как раз на следующий день после того, как полтергейст заявил о себе.

– Сэр, вы не могли бы изложить факты с самого начала? – попросил Хэдли, утирая лоб и грозно поглядывая на телефон. – Нас едва ли касается то, что сумасшедший священник в Глостере катается по перилам.

– Пусть епископ сам все и расскажет, но это позже. Сегодня утром он вас навестит, знаете… Короче говоря, вот что я из этого понял. В Гранже, это загородное поместье Стендиша, есть комната, в которой, как предполагается, и буйствует полтергейст. По-немецки «полтергейст» значит «грохочущий дух»; это я в энциклопедии вычитал. Что-то вроде призрака, который кидается фарфором, раскачивает кресла и устраивает черт-те что. Вы слушаете?

– О господи! – воскликнул Хэдли. – Да, сэр.

– Годами полтергейст себя не проявлял. Так было до позапрошлой ночи, когда в Гранже ужинал преподобный Примли, викарий прихода неподалеку.

– Еще священник? Да, сэр, продолжайте.

– Он пропустил последний автобус. У водителя Стендиша был выходной, так что викарий остался в Гранже. О полтергейсте никто и не вспомнил, и викария случайно разместили как раз в той самой комнате. И вот около часа ночи призрак принялся за дело. Сбил пару картин со стены, выгулял по комнате кочергу и еще бог весть что натворил. А в конце, пока викарий молился что есть сил, со стола слетела бутылка чернил и ударила его в глаз.

При этом викарий такой вой поднял, что весь дом разбудил. Стендиш ворвался туда с ружьем, и все остальные вместе с ним. Чернила были красные, и поначалу им показалось, что произошло убийство. И вот посреди этого переполоха они выглянули в окно и увидели его, стоящего на крыше в одной ночной рубашке.

– Кого увидели?

– Епископа. В ночной рубашке, – объяснил помощник комиссара. – В лунном свете.

– Да, сэр, – покорно произнес Хэдли. – Что он там делал?

– Так ведь он сказал, что заметил какого-то мошенника на клумбе с геранью.

Хэдли откинулся в кресле, испытующе глядя на телефон. Достопочтенный Джордж Беллчестер не был человеком, которого он назначил бы на место помощника комиссара столичной полиции; хоть он был не без способностей, но к обязанностям своим относился довольно легковесно, и прежде всего очень путано излагал факты. Прочистив горло, Хэдли стал ждать.

– Сэр, вы, случаем, меня не разыгрываете? – осведомился он.

– А?.. Упаси господь, нет! Послушайте. Я, кажется, упомянул, что мэплхэмский епископ всерьез занимался криминологией, хотя лично я не пересекался с ним на этом поприще. Наверное, книгу об этом написал. Как бы то ни было, он поклясться был готов, что видел кого-то у гераниевых клумб. Говорит, человек спускался по холму, направляясь в сторону гостевого дома, в котором живет один старикашка по имени Деппинг, чудак, но работящий такой…

– Какой еще человек?

– Ну, этот самый жулик. Не то чтобы его имя где-то всплывало, но епископ говорит, это отпетый бандит. Так вот, епископ, которого разбудил шум, скорее всего грохот, в проклятой комнате, подошел к окну, а там этот во дворе. Повернул голову, а епископ его в лунном свете и разглядел. Епископ вылез в окно на крышу…

– Это еще зачем?

– Не знаю, – отрезал Беллчестер. – В общем, вылез он. Жулик сбежал. А епископ теперь убежден, что опасный преступник шатается в окрестностях Гранжа и только и ждет подходящего случая, чтобы что-нибудь натворить. Трудный он человек, Хэдли. Настоял, чтобы Стендиш позвонил мне и наши во всем этом разобрались. С другой стороны, Стендиш практически уверен, что епископ тронулся умом. Взять хотя бы то, что он набросился на одну из горничных.

– Что! – воскликнул Хэдли.

– А вот. Стендиш сам это видел, и дворецкий тоже, и сын Стендиша.

Беллчестер, кажется, наслаждался, рассказом. Он был из тех, кто получал удовольствие от болтовни по телефону. А Хэдли не был. Он предпочитал общаться лично, и долгие телефонные разговоры выводили его из себя. Однако помощник комиссара и не думал отпускать его.

– Дело было так, – продолжил тот. – Кажется, у этого ученого старикашки Деппинга, того, который живет в гостевом доме, есть дочка или племянница, ну, в общем, кто-то, и живет она во Франции. А у Стендиша сын. В итоге – потенциальная женитьба. Младший Стендиш только вернулся из Парижа, где они с той девушкой решили пожениться. Он в библиотеке отца и огорошил, просил благословения и еще там всякого. Такую идиллию живописал: мэплхэмский епископ у алтаря соединит их священными узами брака, а еще апельсиновые деревья будут цвести, и это, и то – как вдруг по холлу пронесся дикий вопль. Они помчались туда. А там епископ, в цилиндре и гетрах, через стол схватил горничную и держит.

Хэдли протестующе буркнул. Он был порядочным человеком, да и к тому же вдруг кто-нибудь подслушает.

– Все не так плохо, – уверил его Беллчестер. – Хотя и очень запутанно. Кажется, он оттаскал ту девицу за волосы, угрожая самыми неепископскими словами. Стендиш мне так сказал; и при этом явно был взволнован. Думаю, епископ решил, что бедняжка носила парик. Как бы то ни было, он заставил Стендиша пообещать позвонить мне и организовать ему беседу с кем-нибудь из наших.

– И он направляется сюда, сэр?

– Да. Окажите мне услугу, Хэдли, встретьтесь с ним. Возможно, это слегка успокоит его преосвященство. И Стендишу угодим, и на хорошем счету у духовенства быть никогда не повредит. К слову, вы знали, что Стендиш – один из компаньонов-вкладчиков в издательстве, которое публикует ваши мемуары?

Хэдли задумчиво постучал по мундштуку.

– Хм… – буркнул он. – Нет. Не знал. Я встречался только с Берком. Что ж…

– Здорово! – обрадовался Беллчестер. – Тогда познакомьтесь с ним. Удачи.

Он повесил трубку. Хэдли нахмурился и сложил руки на груди. «Полтергейст!» – пробормотал он несколько раз и пустился в мрачные размышления о том, какие же тяжкие времена настали для столичной полиции, раз теперь старшему инспектору уголовного розыска приходится выслушивать бредни о похождениях всяких чокнутых епископов, которые катаются по перилам, как на горке, набрасываются на служанок и швыряются чернильницами в викариев.

Постепенно к нему стало возвращаться чувство юмора. Под седыми подстриженными усами губы тронула улыбка, и Хэдли, насвистывая, принялся разбирать утреннюю почту. В меру сентиментальности, оставшейся после тридцати пяти лет службы в полиции, он погрузился в воспоминания обо всем вздоре, который только повидала эта голая комнатка с мрачными коричневыми стенами и окнами, выходящими на респектабельную набережную. Каждое утро он безмятежно брился, целовал жену и, пока поезд вез его до вокзала Виктория, обеспокоенно просматривал газету (где всякий раз писали об угрозах то со стороны погоды, то со стороны Германии), а потом приступал к своим обязанностям – расследованию убийств и поиску пропавших собачек. И всю дорогу его сопровождало такое мерное гудение бесперебойно работающего механизма. А еще…

В дверь постучали, и он ответил:

– Войдите.

Явно взволнованный, констебль откашлялся.

– Там джентльмен, сэр, – отчеканил он. – Там джентльмен. – И положил визитную карточку на стол Хэдли.

– Хм… – сказал старший инспектор, читая рапорт. – Что ему нужно?

– Вам стоит самому с ним поговорить, сэр.

Хэдли взглянул на карточку, где значилось: Доктор Сигизмунд фон Хорнсвоггле, Вена.

– Лучше бы вам его принять, сэр, – настаивал констебль. – Он там шумит, сэр, и пытается учинить психоанализ над каждым встречным. Сержант Беттс спрятался в допросной и кричит, что никуда не выйдет, пока этого джентльмена не выведут.

– Послушайте, – раздраженно выдохнул Хэдли и развернулся на своем кресле на колесиках. – Вы все меня с утра пораньше довести решили? Что, черт возьми, означает «шумит»? Что ж вы его не утихомирите?

– Сэр, на самом деле, сэр, мы его знаем. Видите ли…

Констебль был мужчина немаленький, но тот джентльмен, впятеро шире, смог потеснить его. Дверной проем заполнила огромная фигура в черном плаще и блестящем цилиндре. Однако растительность на его лице произвела на инспектора куда большее впечатление. Его широченные бакенбарды были самыми роскошными и черными из всех, что доводилось видеть Хэдли. Брови, столь же густые и черные, казалось, занимали половину лба. Маленькие глазки сверкали из-под очков в роговой оправе, красное лицо просияло, когда он снял шляпу, чтобы поклониться.

– Добраэ уттра! – громогласно произнес он. – Имею ли я чест разговариват с старший инспектр, йа? Du bist der hauptmann, mein herr, nicht wahr? Yah, yah, yah. So^[1].

Он подошел вразвалку, взял себе стул и поставил трость подле него.

– Я сдес сяду, – объявил он, – так фот.

Он уселся и, улыбаясь, спросил:

– Што вам снитса?

Хэдли глубоко вдохнул: