С миссис Парк произошла поразительная перемена: она сбросила с себя образ психотерапевта словно змеиную кожу. В обсыпанном мукой фартуке, с волосами по плечи, схваченными такой же красной повязкой, она превратилась в олицетворение жены фермера. Красный цвет отражался у нее на щеках, придавая им пухлый, румяный, неестественно здоровый вид. Воздух был наполнен ароматом жареного мяса с обилием специй.

– Ужин пахнет бесподобно, – заметила Сабина. – Что в кастрюле?

– Говядина с пивом, – застенчиво промолвила миссис Парк.

Она сказала, что ужин будет готов не раньше чем через час, что оставляет достаточно времени для осмотра приюта. Извинившись, мистер Парк скрылся за зеленой дверью. С тоской посмотрев на свежий хлеб на столе, Блю пожалела о том, что не притронулась к галетам. Чувство голода ударило сильно. Блю рассудила, что лучше покинуть кухню, пока еда продолжает готовиться, чем застрять в ней, терзаясь наполняющими воздух аппетитными ароматами.

– Я так понимаю, Милтон к нам не присоединится? – спросила Сабина.

– Присоединюсь, – донесся из коридора сиплый голос.

Никто не слышал появления Милтона – его шаги заглушали мягкие подошвы обуви и резиновые наконечники на ножках ходунков. Фуражку он держал в руке.

– Вы похожи на Рика Граймса^[12], – заметила Блю. – Из «Ходячих…»

– Не знаю такого, – не дал ей договорить Милтон и, развернувшись, вышел из кухни, оставив дверь открытой, тем самым приглашая всех следовать за собой.

Коридор делил дом на две части: кухня справа, две просторных комнаты слева, а в конце – дверь с изображением инвалидного кресла.

– Здесь проводятся комплексные занятия, – сказала миссис Парк, когда они вошли в первую комнату. Она была голая и стерильно чистая, словно операционная. В дальней стене располагалось окно – стеклянный холст, изображающий промокшие под дождем поля и лес за ними.

– Очаровательный вид, – пробормотала Сабина.

Вдоль полей протекала речка, через которую был переброшен красивый каменный мостик. Начинающаяся за ним тропинка скрывалась в густых зарослях подлеска.

– Мы будем заниматься йогой, художественным творчеством… – продолжала миссис Парк.

Деревья перевешивались через речку, склонялись над полем, протягивали свои раскидистые ветви к дому, маня тех, кто внутри.

– …лечебными танцами и целительным ясновидением…

Их пальцы-веточки указывали на Блю.

А комната слишком большая, слишком светлая, слишком сильно контрастирующая с миром за окном. На протяжении нескольких месяцев Блю думала только о том, как попасть сюда, кое-как вытерпеть эту неделю и отправиться в путь. Это должно было помочь ей двинуться дальше и стать нормальным человеком, ведущим нормальный образ жизни, с нормальными друзьями и нормальной работой. Однако Блю не задумывалась о том, с какими сложностями это будет сопряжено. Она не умеет заниматься йогой, во имя всего святого, не умеет танцевать, до конца жизни не прикоснется больше к магическим кристаллам и определенно не сможет спать в доме, где со всех сторон напирают деревья и вода.

И собаки – Блю спохватилась, что забыла спросить, сколько их, какого они размера, позволят ли им подходить к ней, и у нее волосы встали дыбом: она услышала их шумное дыхание, почувствовала на ноге их липкую слюну…

– Цапля! Смотрите, там, у мостика! – Подбежав к окну, Сабина указала на большую серую птицу у воды. Цапля неподвижно застыла на длинных желтых ногах; ее оперение сливалось с каменной кладкой мостика.

Джего присоединился к Сабине у окна.

– Ого! – воскликнул он. – Она права, смотрите, на берегу!

В воздухе кружили вороны, готовясь рассесться по деревьям. Заходящее солнце растянуло тени в длинные черные полосы, пересекающие поле и подходящие прямо к самому дому. «Впустите! – говорили они. – Впустите нас!»

– Здесь обитает много птиц. Зимой по пути в жаркие страны тут останавливаются скворцы. Вам когда-нибудь приходилось видеть стаю скворцов? – спросила миссис Парк.

Сабина тотчас же сказала, что ей всегда этого хотелось, Джего сказал, что в детстве видел скворцов постоянно, а Блю захотелось провалиться сквозь землю.

– Их иногда можно встретить в Блэкпуле у причала… – Блю попыталась отвлечься, присоединиться к разговору, однако слова показались ей опилками.

Приблизившийся к ней с непроницаемым лицом Милтон шепнул:

– Вы можете ничего этого не делать, если это не ваше. При только одном упоминании о чертовых терапевтических танцах я посылаю миссис Парк куда подальше.

Паника ослабла, и Блю облегченно выдохнула, смущенная тем, что ее страх оказался таким очевидным.

– Спасибо, – шепотом ответила она, на что Милтон пробурчал что-то невнятное.

– Смотрите, а вот канюк, на телеграфном столбе, – указала миссис Парк – бурое оперение практически сливалось с деревом.

Изумленная Сабина уставилась на хищную птицу; миссис Парк радостно переводила взгляд с восхищенной гостьи на канюка и обратно.

– Если хотите, можете посидеть со мной у камина, пока они занимаются этой ерундой, – кашлянув в локоть, предложил Милтон. – Но только если вы этого хотите.

Блю попыталась прошептать еще одно «спасибо», но поймала себя на том, что у нее в горле застрял комок. Эта маленькая любезность так напомнила ей отчима, что она не смогла ничего сказать. Подобные воспоминания всплывали редко, и Блю поняла, что нужно завернуть их и убрать подальше, пока они не захлестнули ее с головой.

– Сейчас я покажу вам кабинет психотерапии, – сказала миссис Парк.

Эта комната оказалась такой же, как и предыдущая, но с затененными стеклами в окнах, поэтому внешний мир отвлекал не так сильно. Восемь кресел были расставлены в круг.

– Мы проводим что-то среднее между групповой терапией и индивидуальными сеансами, – объяснила миссис Парк, и хотя прямо за окном уселась птица с желтым хохолком, Сабина не обратила на нее внимания.

– По мне, лучше танцевать, – пробормотала она.

* * *

После ужина Сабина извинилась, сказав, что хочет вымыть лицо и переодеться. Блю предположила, что она хочет смыть перспективу психотерапии, страх исповеди перед незнакомыми людьми.

Поскольку народа было мало, миссис Парк решила, что уютнее будет устроиться на кухне; самом теплом помещении во всем доме.

– Это благодаря плите, – объяснила миссис Парк, когда Блю стянула с себя свитер и повесила его на спинку стула.

Посреди круглого стола, рядом со свежеиспеченной буханкой хлеба, наполняющей воздух тонким сладковатым запахом дрожжей, стоял стеклянный кувшин с водой.

Шаркая ногами по каменным плитам пола, Милтон добрался до стены, прислонил к ней свои ходунки и опустился на ближайший стул. На стене висели полотенца с вышитыми крестиком пословицами: «Настоящий друг – на всю жизнь» и «Не стесняйся плакать – не все слезы плохие». На подоконнике стояли фотографии в рамках. На двух из них были молодые черные лабрадоры, и нервы тисками сжали желудок Блю. По крайней мере это были не немецкие овчарки. Ее мать очень боялась немецких овчарок.

– Это ваши собаки? – Блю оглянулась по сторонам, ища миски с водой, миски с кормом, и несколько успокоилась, не найдя их. Вероятно, на кухню собак не пускают. Хотелось надеяться, что их также держат подальше от гостей.

– Черные лабрадоры! – с мальчишеской радостью воскликнул Джего. – Я обожаю черных лабрадоров! Когда я был маленьким, у нас в семье всегда были лабрадоры.

– Мило и Юпитер, – трогательно произнесла миссис Парк. – Да, у нас два щенка. – Склонившись над плитой, она взяла кастрюлю и сняла крышку.

От аппетитного запаха у Блю потекли слюнки: мясо, пиво и клецки. Собаки смотрели с фотографий так, словно и они отчаянно проголодались. Их густая черная шерсть делала зубы еще белее, высунутые языки казались кроваво-красными, глаза неестественно горели, готовые выскочить из орбит, налететь на Блю и сразиться с ней за всю до последней крошки обещанную еду, и ей пришлось отвести взгляд.

– К сожалению, они умерли, – продолжала миссис Парк. – Несколько лет назад.

– Какое несчастье! – пробормотала Блю, стыдясь нахлынувшего облегчения. – Но мне показалось, будто я слышала… впрочем, это неважно.

– Потеря собаки – страшное горе, – сказал Джего.

– Бывают потери и пострашнее, – сказал Милтон. – Гораздо страшнее.

– Что, как вам показалось, вы слышали? – Неподвижно застыв у плиты, миссис Парк ждала ответа.

– Собачий лай. Я решила…

– Должно быть, это с улицы. Кто-то выгуливал собаку. Здесь, на равнине, звуки разносятся далеко. Так что это была чья-то чужая собака.

– Да, конечно, – поспешно согласилась Блю. – Это большое несчастье, что ваши собаки… ну, вы понимаете.

Сняв с рук варежки-прихватки, миссис Парк прижала их к груди, откинулась назад на разделочный стол и вздохнула.

– Такое случается в жизни, – сказала она, отворачиваясь к окну.

Сначала Блю подумала, что миссис Парк хочет посмотреть на фотографии собак, но ее взгляд скользнул дальше, в окно, через мокрые поля, к опушке леса. Там, из земли, торчала небольшая каменная глыба. У Блю мелькнула мысль: не там ли похоронены собаки?

– Они не кусались? – спросила она.

Милтон поперхнулся смешком. Румянец схлынул со щек миссис Парк; она посмотрела на Блю так, словно та переступила черту, и Блю мысленно проанализировала свой вопрос, гадая, не был ли он неподходящим, слишком фамильярным. Но прежде чем она смогла извиниться – она должна была извиниться? Своим вопросом она переступила черту? – вмешалась Сабина.

– Кто-нибудь заходил в мою комнату? – спросила она, и это оказалось так неожиданно, что никто не ответил. Все недоуменно переглянулись, а Сабина добавила: – Наверху? Заходил? Сменить полотенца, белье, еще за чем-нибудь?

– Все мы находились здесь, вас не было всего несколько минут. – Блю налила ей стакан воды из кувшина. – Присядьте на минутку, вы чем-то взволнованы.

– В чем дело? – спросила миссис Парк, однако вперед не шагнула, продолжая прижимать прихватки к груди.

Сабина покачала головой.

– Дверь в мою комнату была открыта.

– Открыта? – удивилась миссис Парк. – Разве я не дала вам ключ?

– Да, я заперла дверь, но она была…

– Распахнута настежь или просто не заперта? – спросил Джего.

– Распахнута настежь.

– Наверное, это ветер – сквозняк. Скорее всего, это произошло, когда Джошуа вернулся домой. – Миссис Парк постаралась сделать вид, будто это пустяк, на который не следует обращать внимания, однако краска ей на щеки так и не вернулась.

– Что-нибудь пропало? – спросила Блю.

– Никто не мог ничего взять, – сказала миссис Парк. – Все мы находились внизу. – В ее голосе прозвучала обида.

– Не мог ли мистер Парк открыть дверь? – предположила Блю.

– Ее распахнул сквозняк, – упрямо стояла на своем миссис Парк.

– Вы точно ее заперли? – спросил Джего.

Милтон молчал.

– Я думала, что заперла, – посмотрев на Блю, сказала Сабина, – но, может быть… Я точно не помню – я заперла дверь, перед тем как мы спустились вниз?

Блю помнила шок от ее внезапного появления, исходящий от нее аромат ванили, игру света у нее на скулах, но не могла вспомнить, что она говорила, что делала.

– Сожалею, – пробормотала она, – я не могу сказать…

И миссис Парк, уже в третий раз:

– Определенно, это был сквозняк.

Пожав плечами, Сабина села за стол напротив Блю.

– А может быть, это было привидение, – рассмеялась она. – То, которое открывает двери, как в «Призраке дома на холме»^[13].

– То привидение двери закрывало, – поправила Блю, радуясь тому, что у них с Сабиной есть хоть какая-то общая почва.

– Вы тоже ее читали, да?

– Смотрела по телевизору, – сказала Блю.

– Про «Болото надежды» можно сказать многое, но вот привидений здесь точно никогда не бывало. – Миссис Парк поставила кастрюлю на подставку рядом со свежим хлебом. Повесив фартук на крючок, она сняла с головы повязку и убрала ее в ящик. Освобожденные волосы рассыпались, и она в белом хлопчатобумажном сарафане снова стала похожа на психотерапевта. – Вы ведь ничего не видели, да? – спросила она у Милтона.