– А ну-ка брысь! – прикрикнула она на каких-то юнцов, сидевших за большим столом неподалеку. Те закатили глаза, но все-таки выполнили ее требование и отошли в сторонку, когда Хелен и Ванесса заняли их места.

– Ты наверняка проголодалась, – сказала Шэрон Ванессе, убирая пустые стаканы и вытирая стол. Удивительно, что она все еще работала, несмотря на случившееся. Но Шэрон была из тех женщин, которым всегда нужно чем-то себя занять и находиться в центре внимания. – Хочешь, Эгги приготовит тебе одно из маминых карри?

– Эгги все еще здесь работает? – удивилась та. – Ей же наверняка уже сто лет исполнилось!

Хелен рассмеялась.

– Ей восемьдесят два, и она по-прежнему лучшая повариха в округе.

– Значит, две порции карри? – уточнила Шэрон. Хелен и Ванесса кивнули. – А что будете пить?

– Мы сами закажем в баре, Шэрон, – ответила Хелен, поднимаясь было с места.

Та положила руку ей на плечо и усадила обратно.

– Как жена человека, который из кожи вон лезет, разыскивая убийцу моего сына, ты отсюда и на дюйм не сдвинешься. Так что будете? – снова спросила она с таким выражением лица, что сразу стало ясно: спорить бесполезно.

– Мне как обычно, – ответила Хелен.

– Ну а ты? – Шэрон повернулась к Ванессе.

– Ром с вишневой колой, если можно, – ответила та.

Когда хозяйка паба отошла, Хелен откинулась на спинку стула, сдувая с липкого лба светлую челку.

– По-прежнему в голове не укладывается… Сразу четверых вдруг не стало. Так вот раз – и нет их, – тихо произнесла она, щелкнув пальцами. – Тем более в такой крошечной деревушке.

Хелен была права. Проживали в Гринсэнде всего две тысячи человек, и вообще до открытия в семидесятых годах фермы бабочек этой деревни практически не существовало – многие дома здесь были построены Артуром Оберлином специально для работников фермы.

– Подумать только, преступником может быть кто-то, кто прямо сейчас сидит в этом пабе, – продолжала Хелен, обводя взглядом зал.

– Вполне возможно, – признала Ванесса.

Но кто же из присутствующих мог быть способен на то, что она видела сегодня? Один из них вдруг привлек ее внимание – тощий подросток с бритой головой и татуировкой в виде черной паутины на правой щеке. Сидел он рядом с мужчиной постарше, похожим на Северуса Снегга^[5], с черными волосами до плеч, и пожилой парой, в которой она узнала чету Уитли, некогда работавшую на ферме бабочек, где они и познакомились. Вглядевшись в лицо двойника Снегга, Ванесса поняла, кто это: Рикки Эбботт, бывший помощник ее отца на ферме. Его всегда особо интересовали пауки, и, похоже, он передал эту страсть молодому человеку, сидевшему рядом с ним. Своему сыну?

Хелен стиснула руку Ванессы.

– Честно говоря, для меня такое облегчение, что ты наконец здесь! Я так обрадовалась, когда Пол сказал мне, что ты отложила вылет хотя бы на пару дней… Ему явно придется туго. Пожалуй, даже чересчур. Мне нужен кто-то, кто будет за ним присматривать.

– Пол способен и сам со всем справиться.

Хелен посмотрела Ванессе в глаза.

– Думаешь?

Обе примолкли, когда Шэрон принесла заказанные напитки.

– С Полом ведь все в порядке? – спросила у Хелен Ванесса, когда та ушла, почувствовав что-то у нее в голосе.

– Просто это достаточно серьезный стресс, вот и все.

Хелен сделала большой глоток пива, избегая взгляда Ванессы. Та поняла, что подруга что-то скрывает. Но что? Не исключено, что стрессовая нагрузка на Пола уже достигла критической отметки. Ванесса повидала немало полицейских, угнетенных своей работой. Даже знала двоих, которые по этой причине покончили с собой. Конечно, свое тяжкое бремя приходится нести представителям и многих других профессий – медикам, преподавателям, – но Ванессе казалось, что, по общему мнению, самые широкие плечи как раз у полицейских. В конце концов, это часть их работы – быть сильными, справляться с самыми суровыми жизненными обстоятельствами. Было легко забыть, что полицейские – люди тоже уязвимые, способные сломаться, как и любой другой человек. И они даже не могут объявить забастовку, как представители многих прочих профессий. Да уж, тут им не позавидуешь…

Отпив глоток рома с колой, она сделала себе мысленную пометку поговорить с Полом перед отъездом – поговорить как следует.

– А с кем остались близняшки? – поинтересовалась она у Хелен.

– С мамой Пола. Она просто наша палочка-выручалочка.

Ванесса не могла с этим не согласиться. До знакомства с отчимом Пола та воспитывала Пола и трех его братьев в одиночку. С деньгами у нее тогда было туговато, и жизнь в маленькой двухкомнатной квартирке в одном из домов ленточной застройки была далеко не идеальной. Но мать Пола вроде никогда не теряла присутствия духа.

– Как у них дела? – спросила Ванесса.

– Просто не могу поверить, что в прошлом сентябре они уже пошли в школу.

– О, могу себе представить, каково там приходится учителям!

Обе рассмеялись.

– Нет, серьезно, – сказала Хелен, – они просто прелесть. Дьявольская прелесть. Кстати, не хочешь заглянуть к нам завтра на ужин? Ты сможешь увидеть их в действии. Хотя тебе придется прихватить с собой каску и бронежилет.

– Насчет бронежилета не знаю, но подходящая экипировка у меня точно имеется. Надо подумать.

– Знаешь, Пол был просто пришиблен, когда узнал, что ты согласилась на переезд в Штаты.

– Знаю – он сам мне сказал.

– Да, сыграть на чувстве вины – это он умеет… Но мы будем скучать по тебе, – сказала Хелен, сжимая руку Ванессы. – Мне всегда нравились наши ежегодные вылазки в Лондон.

– Тогда тебе просто необходимо как-нибудь приехать в Нью-Йорк!

– Восьмичасовой перелет с близняшками? Шутишь?

Ванесса пожала плечами.

– Попроси бабушку с дедушкой взять их к себе.

Хелен улыбнулась.

– А что, это идея.

В течение следующей пары часов они продолжали болтать обо всем понемногу и угощаться чертовски вкусным карри, приготовленным Эгги, хотя Ванесса то и дело краем глаза поглядывала на свой телефон, гадая, как там дела у Пола и его коллег. Кроме того, как ей пришлось неохотно признаться самой себе, занимало ее и то, как там сейчас Деймон. Опять увидев его, она потеряла покой. Ванесса всегда думала, что больше никогда не увидит его во плоти. Конечно, она частенько видела его красивое лицо, смотрящее на нее с газетных киосков и экрана телевизора, но находиться от него на расстоянии вытянутой руки… Это всколыхнуло в ней то, от чего Ванесса была далеко не в восторге. Она попыталась отогнать мысли о Деймоне, опять пригубив рома с колой.

Жители деревни вокруг них вели себя все более шумно. Были тут и слезы, и сердитые слова, и даже смех. Ванессу всегда занимало странное бремя скорби – то, насколько неустойчиво оно ложится на плечи скорбящих, быстро переходя от печали к гневу или веселью.

Сделав третий глоток, она поняла, что и сама уже навеселе. Это ее вполне устраивало. Ей нравилась эта капризная стадия между трезвостью и полномасштабным опьянением. Все вроде под контролем, но размыто по краям, словно у пчел, насосавшихся забродившего лайма и теперь радостными и беспорядочными кругами возвращающихся в свой улей.

В какой-то момент кто-то вдруг подсел к Ванессе, принеся с собой ошеломляющий аромат цветочного лосьона после бритья. Это был мужчина лет шестидесяти, одетый в рубашку, украшенную экзотическими цветами, и ярко-синий галстук. Он швырнул на стол книгу в твердом переплете, и при виде имени автора, набранного жирным шрифтом, она сразу поняла, кто это: Клайв Кравизо, некогда лучший друг ее отца. А его сестра Эми была очень близка с матерью Ванессы.

– Я подписал ее для тебя, дорогая моя Ванесса, – произнес он своим характерным пришепетывающим голосом. – Тебе точно понравится. Действие происходит в твоем любимом Лондоне. Закаленный детектив, борющийся с алкоголем, в последний раз возвращается в родные края, чтобы выследить серийного убийцу.

– Очень оригинально, – заметила Хелен, отчего Ванесса улыбнулась в свой бокал.

– Спасибо, – на полном серьезе поблагодарил Клайв. – Я горжусь тем, что до сих пор нахожу уникальные идеи на этом довольно перенасыщенном рынке. Сколько времени прошло с тех пор, как мы виделись в последний раз, Ванесса? Десять лет?

– Пятнадцать. – Она знала эти годы так, словно они отпечатались у нее на сетчатке.

– А, ну да, конечно, – поспешно ответил Клайв. – На похоронах твоего отца. Нашего любимого Тони… Интересно, что бы он подумал о сегодняшних событиях?

Ванесса серьезно кивнула. Что бы подумал ее отец? Пожалуй, расстроился бы из-за того, что в качестве места преступления использовали его любимую ферму бабочек.

– Есть какие-нибудь версии? – спросил Клайв, переводя взгляд на Хелен.

– Клайв, лучше приберегите этот вопрос для полиции, – ответила Ванесса.

– Бедный Пол… – продолжал тот. – Какое бремя легло ему на плечи… Я до сих пор помню его маленьким мальчиком, с которым мы вместе гоняли мяч. Знаешь, я много лет прожил по соседству с его матерью, пока доход от моей писательской деятельности не позволил мне возвыситься и пробиться наверх.

– Возвыситься? – переспросила Хелен. – Как прикажете это понимать?

Пропустив ее вопрос мимо ушей, Клайв обвел взглядом зал, прежде чем вновь остановить его на Ванессе.

– Наверное, странно вернуться сюда после всего этого времени… Знаешь, одна из скульптур твоей матери до сих пор стоит здесь.

Он указал подбородком в другой конец паба, на небольшую скульптуру, стоящую на каминной полке. Это была одна из любимых работ Ванессы – изображающая однокрылую бабочку-монарха из дерева и стали, второе крыло которой было приколото украшенной драгоценными камнями булавкой. Любимая тема ее матери с самого детства: раненые или искалеченные насекомые. Ванессе припомнился тот день, когда ее мать закончила эту скульптуру, стоя босиком в саду перед своим рабочим столом – ее густые черные волосы были заплетены сзади в разлохматившуюся косу.

– Давно ты с ней виделась? – спросил Клайв.

– Мы не поддерживаем связь, – отозвалась Ванесса, когда Хелен бросила на нее сочувственный взгляд.

– Она все еще в Брайтоне?

– Я и вправду понятия не имею.

Единственными свидетельствами того, что ее мать все еще жива, были новые работы, то и дело появляющиеся на ее веб-сайте. У Ванессы вошло в привычку раз в месяц проверять, не появилось ли что-нибудь новенькое. Она сказала себе, что, если там не будет новых произведений, тогда и стоит бить тревогу.

– Какая жалость, – вздохнул Клайв. – Я знаю, твой отец был очень встревожен тем, что твоя мать вроде как полностью оборвала все связи, когда ушла из дома. Ты когда-нибудь пыталась связаться с ней?

– Нет, – ответила Ванесса, которая явно была не в настроении для подобного разговора. – Я не чувствую в этом необходимости.

Конечно, это было не так. Она просто жаждала повидаться с матерью. Но не собиралась говорить об этом Клайву. Злость, которую Ванесса испытывала из-за того, что мать бросила ее и Винсента – особенно Винсента, которому в то время было всего четыре годика и который всегда цеплялся за нее, как моллюск, – все еще пылала у нее в груди.

Гуднул телефон Хелен, и взгляд Клайва метнулся к экрану.

– Новости от мужа? – спросил он.

– Нет, просто новостная рассылка «Порнхаб», – бросила Хелен.

Глаза Клайва потрясенно распахнулись, а Ванесса невольно улыбнулась. Хелен никогда за словом в карман не лазала, и это в ней Ванессе всегда нравилось.