Смутно ощущая его губы у своей груди, пристально смотрю на светящиеся в темноте пластиковые звезды, прикрепленные к потолку над кроватью. Их семьдесят шесть. Я это знаю точно, ведь за последние несколько недель у меня было более чем достаточно времени, чтобы их сосчитать: я не раз оказывалась в подобном положении. Лежала, бесчувственная, словно бревно, пока пытливые перевозбужденные губы Грейсона исследовали мое лицо и шею, а иногда и грудь.

Почему я позволяю себя ласкать, если ничего не чувствую?

У меня не возникает эмоциональной близости ни с одним из парней, с которыми я встречаюсь. Точнее, с парнями, которые встречаются со мной. К сожалению, эти отношения односторонние. Лишь один парень едва не вызвал у меня телесный или эмоциональный отклик, но это оказалось заблуждением. Его звали Мэтт, и мы встречались почти месяц, прежде чем меня достали его особенности.

Он пил бутилированную воду только через соломинку, раздувал ноздри перед поцелуем и признался в любви всего через три недели после того, как мы решили завязать серьезные отношения.

Да уж. Последнее меня и доконало. Пока, малыш Мэтти.

Раньше Сикс и я не раз пытались проанализировать, почему я физически не реагирую на парней. Какое-то время она даже считала меня лесбиянкой. В шестнадцать лет мы проверили эту теорию коротким неловким поцелуем, после чего решили, что причина в чем-то другом. Дело не в том, что мне не нравится встречаться с парнями – очень даже нравится, иначе бы я этим не занималась. Просто я получаю иное удовольствие, не такое, как другие девушки. Я не воспаряю над землей. Не ощущаю в животе никаких «бабочек». Мне в целом чужда сама идея о том, что можно от кого-то потерять голову. Настоящая причина, по которой мне нравится встречаться с парнями, – я впадаю в уютное состояние полного оцепенения. Вот как сейчас с Грейсоном, когда в голове становится пусто. Мысли исчезают, и это прекрасно.

Мой взгляд останавливается на семнадцати звездах в верхнем правом квадранте скопления, когда меня грубо возвращают к реальности. Руки Грейсона проникли дальше, чем им обычно дозволялось, и я быстро осознаю, что он расстегнул мои джинсы и его пальцы уже у края трусиков.

– Нет, Грейсон, – шепчу я, отталкивая его руку.

Он со стоном ее вытаскивает и утыкается лбом в подушку.

– Да ладно тебе, Скай.

Он тяжело дышит мне в шею, затем приподнимается на правом локте и смотрит на меня, пытаясь уломать меня своей сексуальной улыбкой.

Я уже говорила, что у меня к ней иммунитет?

– Долго еще это будет продолжаться?

Его рука ложится на мой живот, пальцы снова лезут в джинсы.

У меня по коже бегут мурашки.

– Что именно?

Я пытаюсь выбраться из-под него, а он приподнимается на руках и смотрит на меня как на дуру.

– Твоя игра в «хорошую девочку». С меня хватит, Скай. Давай уже это сделаем.

Вернемся к тому, что вопреки бытующему мнению я не шлюха. Я не занималась сексом ни с кем из тех парней, с которыми встречалась, включая разобидевшегося Грейсона.

Моя асексуальность, быть может, позволила бы мне без угрызений совести вступать в случайные связи. Однако, возможно, по этой же самой причине мне не следует вообще заниматься сексом. Знаю, однажды я перейду черту, и сплетни обо мне перестанут быть сплетнями. Они станут фактами. А мне меньше всего хочется, чтобы они подтвердились. Наверное, я из чистого упрямства остаюсь девственницей в свои почти восемнадцать лет.

Грейсон здесь уже десять минут, но я лишь сейчас ощущаю исходящий от него запах алкоголя.

– Ты пьян. – Я толкаю его в грудь. – Я же просила тебя больше не приходить сюда пьяным.

Он скатывается с меня, я встаю, застегиваю джинсы и поправляю футболку. Даже к лучшему, что он пьян. Мне уже хочется, чтобы он ушел.

Грейсон садится на край кровати и за талию притягивает меня к себе. Обхватывает руками и утыкается лбом в живот.

– Прости, – произносит он. – Я просто очень сильно тебя хочу и вряд ли смогу приходить, если ты не будешь заниматься со мной сексом.

Его ладони скользят вниз и сжимают мои ягодицы, губы прижимаются к полоске кожи между футболкой и джинсами.

– Ну и не приходи.

Закатив глаза, я отстраняюсь и иду к окну. Отдергиваю штору и вижу, что Джексон уже вылезает из окна Сикс. Нам обеим как-то удалось ужать часовой визит парней до десяти минут. Я смотрю на Сикс и ловлю ее взгляд, который можно расшифровать как «пора искать новую марку».

Вслед за Джексоном она вылезает из окна и подходит ко мне.

– Грейсон тоже поддатый?

Я киваю.

– Третий прокол.

Поворачиваюсь и смотрю на Грейсона, который лежит на кровати и пока еще не знает, что его здесь больше не хотят видеть. Я подхожу к кровати, поднимаю его футболку и швыряю ему в лицо.

– Уходи.

Он смотрит на меня, выгнув бровь, затем поняв, что я не шучу, нехотя сползает с кровати. Надувшись, как ребенок, обувается. Я отступаю и пропускаю его к окну.

Дождавшись, пока Грейсон освободит окно, Сикс забирается в мою спальню.

– Шлюхи, – бормочет кто-то из парней.

Оказавшись в спальне, Сикс закатывает глаза и высовывает голову из окна.

– Странно, что мы шлюхи, раз не дали вам. Мудаки.

Она закрывает окно, плюхается на кровать и закладывает руки за голову.

– Еще один в пролете.

Я смеюсь, но осекаюсь после громкого стука в дверь. Я немедленно открываю и отступаю в сторону, впуская Карен. Ее материнский инстинкт не дает осечек. Она обводит комнату исступленным взглядом и натыкается на лежащую на кровати Сикс.

– Черт. – Она поворачивается ко мне, упирает руки в бока и хмурится. – Готова чем угодно поклясться, что слышала голоса парней.

Я подхожу к кровати и пытаюсь скрыть охватившую меня панику.

– Кажется, тебя разочаровало, что их здесь нет.

Порой совершенно ее не понимаю. Как я уже говорила, она очень… противоречивая.

– Через месяц тебе исполнится восемнадцать. Время на исходе, я должна успеть наказать тебя за что-нибудь. Пора тебе, детка, побольше нарушать правила.

Карен шутит, и осознав это, я облегченно выдыхаю. Мне немножко стыдно: она даже не подозревает, что ее дочь лапали пять минут назад в этой самой комнате. Сердце так громко стучит в груди, что боюсь, как бы она его не услышала.

– Карен? – произносит Сикс за нашими спинами. – Если тебе станет легче, то признаюсь, двое горячих жеребчиков только что обжимались с нами, но мы их послали как раз перед твоим приходом, потому что они были пьяны.

С отвисшей челюстью я поворачиваюсь к Сикс и бросаю на нее взгляд; надеюсь, в нем читается, что сарказм, который является правдой, – это не смешно.

Карен смеется.

– Что ж, может, завтра вечером вам удастся заполучить симпатичных – и трезвых – парней.

Я уже не беспокоюсь, что Карен может услышать биение моего сердца, потому что оно, кажется, просто остановилось.

– Трезвых парней? Думаю, я смогу это устроить. – Сикс подмигивает мне.

– Ночуешь у нас? – спрашивает ее Карен, подходя к двери.

Сикс пожимает плечами.

– Наверное, сегодня мы заночуем у меня. Я ведь последнюю неделю сплю в своей кровати, а потом меня шесть месяцев не будет. Еще посмотрим Ченнинга Татума на плоском экране.

Я смотрю на Карен. Началось…

– Мама, не надо. – Я иду к ней, но вижу, что ее глаза затуманились. – Нет-нет-нет.

Поздно. Она рыдает. Если я что и не выношу, так это плач. Не потому, что могу расчувствоваться, просто он меня бесит до чертиков. И я чувствую себя нелепо.

– Еще разочек, – говорит Карен, направляясь к Сикс.

Она уже обнимала ее сегодня раз десять, наверное. Мне начинает казаться, что отъезд Сикс расстраивает ее больше, чем меня. Подруга позволяет себя обнять в одиннадцатый раз и подмигивает мне над плечом Карен. Приходится буквально расцеплять их, только чтобы мама наконец ушла из комнаты.

В дверях она опять оборачивается и говорит, обращаясь к Сикс:

– Надеюсь, ты познакомишься с горячим итальянским парнем.

– Лучше даже не с одним, – невозмутимо отвечает та.

Когда за Карен закрывается дверь, я прыгаю на кровать и шлепаю Сикс по руке.

– Ну ты стерва! Это было не смешно. Я думала, что попалась.

Хихикая, она хватает меня за руку и встает.

– Пошли. У меня есть «Роки роуд».

Меня не приходится просить дважды.

27 августа 2012 года. Понедельник 07:15

Я подумывала пробежаться с утра, но проспала. Я бегаю каждый день кроме воскресенья, однако сегодня ни к чему вставать слишком рано. Первый учебный день – сам по себе пытка, и я решаю перенести пробежку на вечер, когда закончатся уроки.

К счастью, у меня уже год есть собственная машина, так что я ни от кого не завишу и могу сама приехать в школу вовремя. Но я приезжаю не просто вовремя, а даже на сорок пять минут раньше. Моя машина – третья на стоянке, и мне достается хорошее место.

Чтобы убить время, решаю осмотреть находящийся рядом со стоянкой стадион. Если я собираюсь вступить в команду легкоатлетов, нужно хотя бы знать, куда идти. Да и просто не хочется полчаса сидеть в машине и считать оставшиеся до урока минуты.

На дорожке уже наматывает круги какой-то парень, и я поднимаюсь на трибуну. Сажусь на самый верхний ряд и осматриваю окрестности. Отсюда школа видна как на ладони. Не такая уж она большая и пугающая. Сикс нарисовала мне карту и даже сделала несколько примечаний; я достаю ее из рюкзака и впервые разглядываю. По-моему, подруга так старается из-за того, что ей жаль меня покидать.

Я смотрю на территорию школы, затем на карту. Вроде бы ничего сложного. Классы в правой части здания. Столовая – в левой. Стадион за спортзалом. На карте целая куча примечаний, и я приступаю к чтению.

– Никогда не пользуйся туалетом рядом с научной лабораторией. Никогда и ни за что.

– Носи рюкзак только на одном плече. На двух – это зашквар.

– Всегда проверяй срок годности молока в столовой.

– Подружись со Стюартом, парнем из техобслуживания. С ним полезно водить знакомство.

– Кафе. Ни за что не заходи туда, но, если ты вошла, а там плохая погода, притворись, будто знаешь, что делаешь. Они чуют страх.

– Если математику у тебя будет вести мистер Деклер, садись на последнюю парту и не смотри ему в глаза. Он обожает старшеклассниц, если понимаешь, о чем я. А еще лучше – сядь на первую парту: это гарантирует «отлично».

Список не окончен, но я не могу читать. Я не свожу взгляда с фразы «Они чуют страх». В такие моменты жалею, что у меня нет мобильного, а не то позвонила бы Сикс и потребовала объяснений. Сложив карту вдвое, кладу ее в сумку и смотрю на одинокого бегуна. Он сидит на дорожке спиной ко мне и делает растяжку. Не знаю, ученик он или учитель, однако если бы Грейсон увидел этого парня без футболки, то перестал бы светить налево и направо своими кубиками на прессе.

Парень встает и, не глядя на меня, идет к трибунам. Выходит со стадиона и направляется к машине на стоянке. Открывает дверь, берет с переднего сиденья футболку и надевает. Потом прыгает за руль и дает по газам. Стоянка начинает заполняться машинами, и быстро.

О господи!

Хватаю рюкзак, специально надеваю на оба плеча и спускаюсь по лестнице, ведущей прямо в ад.

* * *

Я сказала «ад»? Это я еще мягко выразилась. Все мои опасения насчет школы оправдались, и даже с лихвой. Уроки не так уж плохи, но меня угораздило воспользоваться (исключительно по причине нужды и неведения) туалетом рядом с научной лабораторией. Я выжила, однако не забуду увиденного до конца своих дней. Назови Сикс в примечании туалет борделем, мне б вполне хватило этого маленького намека.