Некромантический гримуар. Крайне погано конвертируется в талеры, но представляет из себя немалую ценность. В общем, есть реальный стимул заняться поисками, благо что представлять из себя какую-то особую сложность они не могут в принципе. Пасторы в Срединных мирах товар штучный и куда более специфичный, чем гримуары по магии смерти. Приличный разумный одержимого бы убил или изгнал, просто шоб було, но у меня в этом вопросе своя, очень принципиальная позиция. Демоница ничего плохого не сделала, у неё, можно сказать, производственная травма. Кроме этого, она держательница тела, на которое может оказаться завязан гримуар.

– Не надо меня убивать! – всполошилась монашка, – Я к тебе сама пришла!

Заодно пробухав все деньги.

– Не ты первая, не ты последняя, – отмахнулся я, – Расслабься, не буду. Не поручусь, правда, за тех, кто тебя тут спалить может, так что думаю, что тебе придётся поднапрячься с маскировкой.

– Мне еще и есть надо. И пить, – испугалась Виолика, – А как деньги зарабатывать? Я отсюда выйти не смогу!

– Думаю, у тебя только один выход, – я указал на алтарь, – Неси слово божье. Чем лучше понесешь, тем больше пожертвований оставят. А номер курьерской службы я тебе сейчас нарисую…

– Работать?! – ужаснулась побледневшая как смерть монахиня.

Ах да, демоны ненавидят работать.

– Именно так, Виолика. Работать. И не аналом. Не забывай, убежавший пастор может на тебя натравить охотников за демонами. Те всегда проводят тщательное расследование перед вызовом полиции и изгнанием демона.

– Козёл!

– Потом поругаешься. Давай-ка присядем и ты мне расскажешь всё о своем аналолюбивом пасторе. Тьфу ты, привязалось…

Вот так некий вампир по имени Конрад Арвистер и соблазнил первого своего демона проводить богослужения в протестантской церквушке для разных духовных извращенцев. За темномагическую книгу о запретном волшебстве, конечно. Теперь понимаете, что именно коллекционируют долгоживущие?

Ну, демон был не первый, и даже не мой, но как прозвучало!

На крыльце родного дома сидел Шеггард Скорчвуд, курящий что-то невыразимо противное с отчетливым запахом горелой мяты. Рядом с ним стояла татуированная орчанка, вроде бы Палея, если судить по цвету её ирокеза, и клеила полутролля со страшной силой. Тот вовсю разыгрывал из себя дружелюбное наивное дерево, да еще так талантливо, что бедная официантка ангельского кафе почти пыхтела от усердия, стараясь продемонстрировать зеленому лысому богатырю максимум из возможного, не опускаясь до прилюдного раздевания. При виде откровенно скалящегося меня, подходящего к дому, девушка злобно фыркнула и удалилась, качая бедрами изо всех сил.

– Шегги, ну что ж ты так…, – с сожалением проводил я взглядом молодую орочью жопу.

– Конрад, ты же сам меня учил, – спокойно пробормотал здоровяк, обдавая меня зловонием из своей трубки, – «Не гадь там, где спишь». Замутить с одной из них – это как замутить со всеми. А я четверых не вывезу. Ни тебе, ни нам эта драма под боком не нужна. Лучше поднакоплю еще на бордель. На гоблинский.

Хоть просто стой рядом с ним и вытирай себе слезы умиления. Каким мудрым вырос мой мальчик!

В самом доме были тишь и гладь, но благодати не было. Похоже, прямо перед моим приходом окончился полуфинал по нардам и вовсю шло месилово за титул чемпиона. Выбывшие из участия игроки обиженно дули чай, язвительно перемывая кости финалистам, а те, не обращая на лузеров ни малейшего внимания, яростно рубились за первое место. Как можно было легко предположить, выбывшими были Анника и Алиса, а продолжающими игру – Оппенгеймер и Хуммельсдорф.

– Победит Лялечка! – мстительно объявил я, зажигая звезды злорадства в глазах девушек и заставляя котов начать паниковать не на шутку. Ну да, год назад я им предложил самим выбрать, кого из них будут звать Лялечкой. Потом смилостивился, и таким образом у нас появился Оппенгеймер вместо Лялечки, но старый страх остался с пушистыми негодяями.

Открыть вам секрет? Я понятия не имею, кого из котов как зовут. Один черный, второй серый, оба здоровые и жрут много. Меня полностью устраивает то, что они ведут себя как коты, несмотря на то что достались мне от дохлой ведьмы, которую я в глаза не видел. Что? Игра в нарды? Протирка полов и подоконников? Ну значит, что у меня хорошие коты, вот и всё.

Быстренько разогрев себе перекус в виде порезанной фигни из холодильника, залитой на сковородке яйцами, я шлепнулся спать.

Детектив из меня не очень. Во-первых, как утверждают стереотипы, детектив должен быть бывшим полицейским, эдаким профессионалом, оказавшимся не у дел, но сохранившим принципы и хватку. Бедным, почти нищим, но очень принципиальным. Мужественным, но глубоко внутри очень ранимым. Одиноким, конечно же, но не ходящим по борделям из-за бедности и принципиальности.

Увы, это все не ко мне.

– Конрад, мы хотим извиниться! – хоровой и выверенно робкий писк под дверью отвлек меня от высоких раздумий.

– Если бы хотели, мне бы не пришлось самому себе жарить яичницу! – сурово, но очень справедливо высказался я, – Бездельницы!

Так и живем.

– Мы не умеем готовить! – возрыдали под дверью суровую правду нашего общежития.

– Так идите и учитесь! – направил я заблудших туда, где им самое место после всех этих авантюр с газировкой.

– У нас денег на продукты нет! – пискнула самая мелкая из негодяек. Да еще и обиженно так.

Сучка.

– Так идите и заработайте! – послал во второй раз нахалок.

– Ты меня из дому не выпускаешь, – злобно пробурчала Алиса, – Тиран!

– У тебя деньги есть, – резонно заявил я, – Ты сиди. Пусть мелкая чешет. Говорят, что труд облагораживает. Ей это нужно.

– Гад! – пищит госпожа Скорчвуд и, судя по всему, стремительно удаляется.

– Злодей. Диктатор, – мрачно роняет Алиса и тоже утопывает в даль.

Вот прямо так её и держу в подвале, чтобы работала на благо нашего города, ага. Сама не вылезает, задротка. Хлебом не корми, дай с гоблинами в игрушку порубиться. Обожрется кофе и всю ночь их метелит в какую-нибудь стрелялку, а мне на следующий день Старри звонит и орёт, что у них весь департамент квелый.

Звонок на домашний телефон добил остатки желания сидеть и плевать в потолок. Женщины – они как дети. Ты с них пылинки сдуваешь, не бьешь, не сажаешь в тюрьму, не требуешь долга, а только проводишь легкие воспитательные меры. Они же потом на тебя обижаются, мол, черствый ты и вообще гад. Я поражаюсь разумным, которые заводят дома женщину, выдавая ей еще и права на половину имущества и заработка!

– Алло? – вежливо сообщил я в телефонную трубку.

– Арвистер! – тут же крякнуло оттуда сварливым голосом старого орка, – Ты занят?!

– Да, как и всегда, – хмыкнул я.

– Слышь, сходи и проверь Гарру, а? Он с утра на звонки не отвечает, – тут же обнаглел орк.

– Это твоя собака, Зого. Ты ей год занимался.

– Засунь свои расистские выпады себе куда поглубже, упырь! Сходи проверь! Это же ваше прикрытие!

– Говно это наше прикрытие. И ты это знаешь.

– Конрад!

Досадливо цыкнув зубом, я бросил трубку. Джарред Гарру, волчер, пропихнутый моим бывшим напарником в Управление, был… ну… волчером. Неумным, несообразительным, недисциплинированным куском волчьего меха, в который были завернут тестостерон и самомнение. Мы договорились с Эльмдингером, что старый орк за полгода сделает из этой прямоходящей собаки нечто путное, но наш пенсионер явно отработал спустя рукава.

Хотя, что я могу знать? Я Джарреда уже месяца четыре не видел. Может быть, его там напарник убил?

Пройти нашу Малиновую, не улицу, а просто тупик какой-то, труда не составило. Наблюдатели сидели в доме напротив моего и считались, в принципе, группой скорого реагирования, хотя на самом деле давно уже работали сигнальными смертниками. В смысле, они должны подрываться, когда у меня сработает сигналка, а я им сюда забабахал свою, чтобы подрываться, когда группу в очередной раз убьют. Ну а что? Одну уже убили. Морда Гарру, когда он услышал это мое объяснение, была неповторима.

Впрочем, морда напарника волчера, полугнома средних лет, небритого и злого, сейчас тоже была хоть на конкурс вывешивай. И было от чего. В доме, где должны тихо и скромно сидеть два вооруженных и опасных представителя Управы, сейчас вовсю пасло кровью рэтчеда и бухлом.

– Вы тут совсем берега попутали, гаврики? – с ходу наехал я на полугнома, несмотря на то что тот был трезвым и недобрым.

– Арвистер… и без тебя тошно, – фыркнул, убираясь с прохода, оперативник, – Эта тварь с утра лакает как не в себя. Из последних сил держусь.

Гарру валялся на диване в полностью невменяемом состоянии. Пасть волкочеловека была безвольно раскрыта, длинный розовый язык свешивался из неё, с него капала слюна, уже набравшаяся на целую лужицу на полу. Зрелище было отвратительным.

У всех трех рас-регенераторов сложности с употреблением алкоголя. Мы, вампиры, просто замедляем свои регенеративные процессы, а затем, нажравшись, отпускаем контроль, восстанавливаясь так, что даже не болеем. Тролли делают проще – они не пьют, слишком дорого выходит на их массу. Остаются волчеры, но тут их спасает некоторая фишка их деградировавшего волколачьего организма – он не переносит «неправильной» крови. К таковым относится то, что течет в моих жилах и то, что заменяет кровь рэтчедам, людям-крысам. Только если кровь вампира наглухо травит волчера, то вот зловонная крысья жижа просто вырубает им регенерацию.

И дает возможность нажраться. В данном случае – в полный антропоморфизм. Ваще в сопли!

– Рассказывай, – говорю я полугному, – Он наверняка бухал не молча.

– Ничего я тебе рассказывать не буду! – бычится гордый представитель одной из самых вредных пород в городе, – Я доклад писать буду! Вали уже, вампир!

Действительно, на удобном кофейном столике разложены листы бумаги и писчие принадлежности. Пока еще не бывшие в работе.

– Слышь, парень, – скучающим тоном говорю я, – У вас залет с самого утра, а ты доклад не писал. Не хочешь вкладывать напарника, понимаю. Знаю, что это западло. Но при этом, ну, между делом, вы нас вложили на целый день. На голубом глазу. Так что давай так – опиши мне ситуацию, а я попробую её решить. Не выйдет, так помогу тебе закопать эту бухую собаку так, что тебе никто слова дурного в Управлении не скажет.

Недолго мучилась старушка. Полугном явно не был в восторге от Джарреда, как и все остальные, кто был с Джарредом знаком, так что раскололся быстро и качественно, благо что завываний надирающегося волчера наслушался на три жизни вперед.

Всё было до боли в зубах банально – нашему бравому волчеру наставили рога. Та самая внучка Эльмдингера, у которой он жил, которую он чпокал, и ради которой бросил свою стаю. Причина? Еще банальнее! Муштра старого орка, режимные бдения на объекте, отсутствие стаи – этого вполне хватило, чтобы у мохнатого начались некоторые проблемы в интимном плане. Ну ладно, не некоторые, а большие. Это молодого здорового волчера ввело в совсем уж глубокий катарсис, а потом и рога прорезались.

– Я как мужик его понимаю, – признался мне полугном, дёргая щекой, – Но сука, ты же не посудомойкой работаешь! Причем напарник-то? Не я трахал его бабу, а страдать кому придётся? Кому?

– Мне, конечно, – скривился я, прокусывая себе подушечку мизинца, – Притащи жратвы, а? Для этого кретина? Сейчас попробуем вернуть его на этот свет…

– El’Snorrds’Ev-kris-sin! Kilnm!

Тридцать лет, как кажется, совсем срок недолгий. Не успеваешь глазом моргнуть, как он проходит. Вчера, сегодня, тридцать лет… нет, не в этот раз. Не с тех пор, как я осел в Омниполисе. Пелена с глаз спала, мозги чуть-чуть проснулись. И те тридцать лет, которые я прослужил с Зого Эльмдингером стоят пары часов времени, которые я собираюсь потратить на волчера по имени Джарред Гарру. Кроме того, есть еще один момент.