Деревня. Ужасы на ночь (страница 6)
…Босой, я бежал по ночным улицам деревни, нагретым солнцем и коровьим дыханием. Заходил за деревья, переждать случайных прохожих под светом луны, припоминал что – то или ждал чего – то, пока не увидел большой костер перед одной городьбой, – подошел, это был дом Алены.
Значит, я как – то вернулся. Дом светился от пламени костра. В деревне я увидел несколько таких одиноких костров, в которых кроме дров лежали камни. Людей рядом не было. "Накануне Иванова дня духи греются", – сказал мне старик в кепке. Я отворил калитку. И снова передо мной вырос старик со словами: "В дом не иди, там не Алена, там…". Он волновался.
Я переночевал у старика, на заре он посадил меня на грузовик, который направлялся в город. По дороге я увидел женщин, таскавших простыню на лугу, так они собирали росу; потом с моста – людей, спускавшихся к реке. В голове перемешались все сцены вчерашнего дня, и только по – прежнему мне ясно и четко виделись глаза Алены, протягивающей бурый презревший помидор или пьяное надкушенное яблоко, я не разберу.
Ведьма померла, – теперь деревня не знает покоя…
Прелюдия
Василий Глазов меня заприметил еще за забором своего деревенского двора, что занимает свое законное место аж посреди одной знатной станицы Ростовской области. Но виду Василий не подал, брови скорее насупил, и энергично взялся за вилы. Нет, дурных намерений он не имел, любимым инструментом перекладывал туда-сюда навоз. Это называется «Управляться пошел».
– Чого бродишь? Куманек заслал? Ага. Байку "якусь" подавай. Ага. Подам щас, как же.
И не дав мне послать приветствие скомандовал своей дворняге: – Да замолкни! Гадость такая, – и тут же в сторону: – Мне балакать "николы"… (это он сказал в сторону), – и сразу мне: – Ну, "слухай", ага.
Василий Глазов знал, что я все равно не отстану.
– Дядь Вась, а может в дом, комары тут у вас от реки кусачие.
– Не-э, тут ор на весь двор поднимут. Покурим "тутычка", – на сём крылечке много баек выдал, и чаевничал, и ночевал, – в "другый раз" в хату не пущают – кину подстилку – "дывлюсь на звезды".
Глазов в аккурат вырвал у сигареты фильтр, что тебе язык у гадюки, глянул в даль (а там было беспросветно), и глубоко затянулся, да так, будто с утра ему курева не давали.
Сама история
1.
– Бабка жила на краю деревни. Да ты не застал. Померла уж года три, – брешу, четыре, как схоронили.
Где на краю? Хата в бурьяне, знаешь, где дерево крышу проломило. Так Пузыриха, про которую я гутарю, наискось жила, ага.
Тут он осекся.
– Назвал, а нельзя. Балакают, кто ведьму помянет на ночь глядя, к тому и придет старая: хоть с того света.
Мы перекрестились, причем не от глубокой веры, а так, на всякий «пожарный». А рассказ уже протекал меж нами, как река неостановимая.
– "Кажный" вечер сидит бабка на лавке перед домом, пасет коз, будто без нее они траву не найдут.
Мимо пройдешь, шепотом обдаст как водой из ковшика в бане. Ни здрасьте, ни до свиданьица. Ехидно так зыркнет исподлобья и шипит в спину: не хуже гусака.
Про наговоры ее не знаю, брехать не буду. Но мужика одного приворожила. Тот спьяну поматюкался, что бабкины козы у него яблоню остригли. Потом гляжу, у бабки в огороде копает "шось". – Савельич, – говорю: – Ты шо, у бабки в батраках? – Иди, – говорит.
Потом дывлюсь, свинарник выгребает. А народ говорит: бабка свиней не держала. Опосля Савельич уже на "сидале" сидел в курятнике. А народ говорит: курей бабка не держала.
Вот думаю, бабка-эксплуататор. Савельич – мужик здоровый был, стал как дрюк. Глаза запали, кепка по голове катается, прям блинчик по сковородке. "Дэсь" сгинул. Ага. Самогонку не пил, ну курил "по трошки", помер от рака.
Пришли к нам его сродные братья. Говорят, у тебя, Василий стулья крепкие дай нам на помины. Не вопрос, – говорю. Взяли, ага.
Ну стулья без мягкого сиденья, советского образца. Чего ж не дать, дал на голубом глазу. Но странное дело, на другой день мне Галка, соседка с переулка сообщает, они додумались на моих стульях мыть своего покойника во дворе, – она через забор увидела, и заходить к ним испужалась. А покойник лежит на стульях, белый как мрамор, сверху навес из брезента, а рядом тазы с водой. Я человек брезгливый. Вернули они стулья после похорон, дак я вечером того же дня спалил их за огородом.
Утром глянул, вон в то окно – покойник сидит на стуле у меня во дворе, вон, прямо под летней кухней.
2.
… А по другу сторону… за колодцем приколоченным… за тополями, как ехать на ферму, а "тамычка" свернуть направо, на грунтовку, километра полтора – церква заброшенная. Ага.
Метелиху знаешь? Кума моя, ага. Надумала она храм восстанавливать. «Нужон мастер», – говорит. Ну, понятное дело, – нужон, так нужон.
Правда, до той поры попы оттудова чегось драпали.
Сказывают, там раньше склад был: вроде перед тем складом попа ликвидировали: а он Пузырихе папашей доводился.
В наше время склад закрыли, попа позвали на службу: – а он убёг. Еще одного с самого Ростова, и тот убёг. Видать, ведьма одолевала. Решили "подмарафетить". А работяги – ни за какие пряники, – слухи нехорошие, – вот и "отказуют".