Дневники: 1931–1935 (страница 6)
Если я время от времени не буду писать здесь хотя бы несколько предложений, то, как говорится, вообще разучусь писать. Сейчас я занимаюсь тем, что перепечатываю от начала до конца 332 страницы этой очень сжатой книги «Волны». Делаю по семь-восемь страниц в день и, таким образом, надеюсь закончить примерно к 16 июня. Это требует определенной решимости, но я не вижу другого способа вносить правки и придерживаться графика, что-то сокращать, что-то дописывать и вообще закончить работу. Это все равно как проходиться мокрой кистью по готовой картине.
15 мая, пятница.
Но у меня счастливая жизнь. Установленные правила до сих поддерживали распорядок недели. Вчера я поехала на распродажу к миссис Хантер125 и, не прошло пяти минут, купила у мистера Марчмента [?] из Шепердс-Буш126 большой старинный секретер из розового и атласного дерева за £6/16ш. Боже! Одна только древесина стоит дороже. Это было гнусное, соревновательное, волнительное, удручающее мероприятие. Самый что ни на есть дележ. Евреи курили трубки. Многие подмигивали и кивали друг другу. Все рассматривали и расхватывали вещи бедняжки миссис Хантер; выискивали недостатки, пытаясь максимально сбить цену. Марчмент все время твердил мне: «Купите то, купите это – оно ведь вырастет в цене». В итоге я купила шаль за 35 шиллингов и маленький шкафчик за £3/15ш. Тут же пожалела, но решила не думать об этом. К этим сделкам и промахам нужно относиться философски, чтобы достичь абсолютно бодрой и энергичной жизни, которая теперь является моей целью. О да, я больше не теряю ни минуты; всегда в ударе и с большей свободой позволяю себя немного легкомыслия. Жизненные планы зачастую слишком сковывают. Я допускаю некоторую свободу действий для получения удовольствия.
Лица богатых подруг миссис Х. вызвали у меня отвращение. Нет ничего более грубого, жестокого, бессмысленного и выразительного, чем лицо модницы лет пятидесяти; она только и делает, что разъезжает по Лондону на машинах, ест и пьет, выходит замуж, удовлетворяет свои желания, болтает без умолку. Круг Смитов-Хантеров сосредоточен, как мне кажется, в графствах, на полях для гольфа и в загородных резиденциях «Bath Club»127 и «White’s»128. Они – нарядные любители верховой езды, но не аристократы, не знать. Они очень обеспечены, но часто теряют деньги – так мне кажется. Однако их философия требует мужественно принимать поражения. Когда мы пришли в пятницу посмотреть вещи, миссис Х. сидела за столом, который я хочу купить, такая спокойная и хладнокровная, будто она устраивает новоселье, а не наблюдает за тем, как все ее имущество, включая кровати и одеяла, ножи для бумаги и подставки для ручек, распродаются за несколько шиллингов. «Я так редко вас вижу. Присядьте на минутку, поговорим». Но что я могла сказать женщине, которая годится мне в матери, да еще оказалась в таком затруднительном положении?
19 мая, вторник.
Четверть часа – ну и что мне написать за четверть часа? Книга Литтона129 очень хороша. Это его тема. Сжатый, но яркий рассказ, требующий логики, рассудительности, ума, вкуса, остроумия и бесконечного мастерства, – думаю, это подходит ему гораздо больше, чем масштабная, требующая смелости, оригинальности и размаха история. Я очень рада иметь собственные аргументы в пользу того, что писать, а что не писать. Сравните с Лоуренсом. Эти тексты не потускнеют, не увянут и не растеряют своих лепестков. В них чувствуется сила, сдержанность, некоторая недосказанность, способность к повествованию – не проповедь и не импровизация. У Макса130, например, талант невелик, но скомпенсирован трудолюбием. И я это уважаю. Но не уважаю Логана131. Ненавижу вульгарность, фривольность и легкомысленность Логана («Послесловие»).
Литтон и Рэймонд придут сегодня на ужин. Дезмонд был вчера. Ему нужно £300. Не справляется со своей книгой и придумывает отговорки, что забыл ее у нас132. Многое пожертвовано в борьбе за жизнь.
Миссис Хюффер133: «После болезни я забываю имена. Но, поднимаясь наверх, я слышала, как моя мать разговаривала со старым мистером Блэком. В то время я не знала, что они состояли в интимных отношениях, а потом поняла…». По словам Хью134, у нее [миссис Х.] были такие отношения с разными людьми, включая, возможно, самого Хью, который вздрогнул при упоминании ее имени. Уильям [Пломер] (наша первая «черная дыра») тоже говорил о своей книге [«Садо»] – разочарование.
28 мая, четверг.
Вскоре после этого у меня началась мигрень – вспышки света перед глазами и резкая боль от голоса Этель, когда она сидела и рассказывала мне – «нет, ты только послушай» – об Адриане Боулте135 и о том, как он приказал ей выйти из комнаты136. Потом мы поехали в Родмелл, где вспышки света повторились, но, поскольку я могла спокойно лежать в постели в своей большой просторной комнате, боль была гораздо слабее. Если бы не божественная доброта Л., я бы только и думала о смерти; такие приступы укладывают меня на лопатки по счету раз, но выздоровление сейчас дарует бесконечное облегчение. Кроме того, в Духов день137 [25 мая] солнце светило так, что трава стала полупрозрачной, а свобода и досуг казались доступными как никогда, и я не только с упоением, но вполне трезво повторяла: «Это счастье!». Почему я сейчас чувствую себя более спокойной и умиротворенной, чем когда-либо? Отчасти из-за моего отношения к жизни; отчасти из-за того, что Несса, Роджер138 и Клайв уехали, поэтому никто меня не дергает и не нервирует; отчасти потому, что я заканчиваю «Волны», а отчасти – не знаю139.
Вчера вечером мы ездили в Фирл140 и, гуляя по парку, стряхивали прилипающие к обуви лютики. Прекрасное место, даже несмотря на виллы. В Монкс-хаусе дали электричество, так что холодильник сегодня работает. Когда отключился свет, мы едва вытерпели лампы «Аладдин»141. Как же быстро люди привыкают к комфорту. Вчера мужчины весь день работали в доме, сверля отверстия для электрических каминов. Какие еще удобства мы можем себе позволить? И хотя моралисты говорят, что человек быстро теряет интерес к вещам, которыми обладает, я не согласна. Я постоянно наслаждаюсь имеющейся роскошью и считаю, что она идет на пользу моей, приятно сказать, душе.
В субботу четверо молодых людей врезались в шлагбаум на переезде в Беддингеме142 и были разорваны на части поездом в 21:40. Одного человека нашли полностью голым, за исключением ошметок брюк. Разочарована последней книгой Д.Г.Л. «Человек, который умер»143, хотя читается она легко. Прочитав сначала «Сыновей и любовников», а затем последний роман, я как бы оценила размах его способностей и проследила упадок. Похоже, несмотря на прекрасные сверкающе-яркие строки, в нем появилось что-то от Гая Фокса144 – притворство. Думаю, он возомнил себя Богом.
Меня опять сильно отвлекает желание писать «Стук в дверь» [«Три гинеи»]. Я не вспоминала об этом вот уже несколько недель. И вдруг оно нахлынуло на меня так, что я постоянно придумываю предложения, аргументы, шутки и т.д., а тут еще несколько человек написали мне о «Своей комнате».
30 мая, суббота.
Сейчас 12:45 и я только что сказала: «Нет, не могу больше писать», – и действительно не могу. Перепечатываю главу о смерти, которую уже дважды пришлось переделывать. Возьмусь за нее чуть позже, днем, и, думаю, закончу. Но как же она сковала мой разум, как напрягла! Так сосредоточенно я еще никогда не работала – вот будет облегчение, когда я закончу. И все же ничего интереснее у меня прежде не было.
Сегодня утром пришло письмо от Дезмонда, который говорит, что отправит свою книгу в «Putnam»145, ибо это, увы, труд всей его жизни. И хотя раньше Дезмонд думал, что способен на большее, теперь он смирился и поэтому должен найти более надежного издателя, нежели «Hogarth Press».
К моей досаде, звонит Мэри Х.146 и говорит, что они подумывают снять на лето дом в Саутхизе. Окруженная модниками и бунгало, я чувствую себя как уж на сковородке. Несомненно, буду их избегать. Мне не нравится идея встретить во время прогулки по холмам разодетых Мэри и Барбару. К счастью, кто-то из работников Притчарда147 начал стучать молотком, и теперь у меня есть повод сходить на обед.
2 июня, вторник.
Да, очень важно написать хотя бы несколько предложений, иначе я забуду, как это делается. Вся эта правка [«Волн»] – словно удары молотком по голове.
Опять Этель: «Все мои болезни, так или иначе, связаны с печенью. Я очень сильная женщина, которой нужна каломель148». Проглотив этот ужасный выпад в сторону всем известной чувствительности моей нервной системы, я пытаюсь выяснить, какие мотивы у Этель с ее каломелью. Я, конечно, не психолог, но она, полагаю, хочет, чтобы я все терпела; чтобы меня не задевали ее бесконечные разговоры о «Тюрьме»; чтобы все было так, как ей хочется. Думаю, Этель не нравятся болезни других людей, нарушающие привычную ей жизнь; она любит все рационализировать и в принципе подозревает всех в зажатости, изнеженности и чувствительности. Еще Этель раскаивается в том, что послала мне фотографию больной обезьяны, но считает, будто если она сможет доказать, что обезьяна не больна, а просто притворяется, то это послужит оправданием. Ну не знаю. Это очень характерно и сродни методам, которые она применяет в своей музыке. Так, чтобы объяснить недостаточный успех, Этель выдумывает теории (например, о своей близости к простому народу и, как следствие, неспособности привлечь искушенных слушателей, контролирующих отрасль, поэтому Бакса149, Воганов-Уильямсов150 и других слушают, а ее нет).
8 июня, понедельник.
Сны. За последнее время у меня их было целых три. Один о Кэтрин Мэнсфилд151: мы встретились на том свете и пожали друг другу руки, сделав какие-то признания, в том числе о дружбе, но я понимала, что она мертва. Любопытное, казалось, подведение итогов того, что произошло после ее смерти.
Второй – о Дафне Сэнгер152 и о том, что она оказалась наследницей английского престола. Был там и Чарли153. Третий сон я забыла после того, как Л. зашел и сказал, что Джин Стюарт154 хочет прийти на чай. Никаких писем с прошлого вторника, кроме одной довольно формальной открытки. Залягу на дно и ничего не буду делать.
О боже – только бы никаких ссор.
Две заметки: женщина в белом, топчущая хлеб в Кенсингтонских садах; женщина индийской внешности, роющаяся в мусорном баке, – обе дикие, необычные, в поношенной одежде, на расстоянии вытянутой руки. Это было на прошлой неделе.
17 июня, среда.
В воскресенье Л. закончил первый том своей книги, начатой 10 лет назад. Осенью мы выпустим переиздание «Деревни». Его попросили выступить осенью на радио с шестью лекциями о политике155.
23 июня, вторник.
И вот вчера, 22 июня, когда, насколько я понимаю, дни начинают укорачиваться, я закончила печатать «Волны». Не то чтобы книга готова – о боже, совсем нет. Ведь потом мне придется вносить правки в печатный вариант. Эту работу я начала 5 мая, и на сей раз никто не сможет сказать, что я была поспешна или небрежна, хотя не сомневаюсь, что опечаток и ошибок там тьма.