После этого в комнате воцаряется тишина. Мы втроем стоим плечом к плечу и смотрим на тело Николая, наслаждаясь смертью человека, который отнял у нас нечто столь ценное.

Затем мое внимание привлекает какое-то движение.

Я оборачиваюсь как раз вовремя, чтобы увидеть, как девушка, лежавшая до этого на кровати, выхватывает что‐то из-под нее и бросается к двери. В пылу одержимости я почти забыл, что она здесь, особенно учитывая, что она не издала ни звука с тех пор, как мы ворвались в комнату.

Она быстра, но я быстрее. Прежде чем девчонка успевает убежать, я хватаю ее за руку и дергаю назад. На ней короткая порванная комбинация, и она вся в крови Николая, потому что была под ним, когда в него выстрелили. Она дико сопротивляется, пытаясь вырваться, и я держу ее еще крепче, прижимая к себе спереди руками.

– Нет. Пожалуйста, – хнычет она, пытаясь втиснуть помятое пальто, которое держит в руках, между нами, чтобы оттолкнуть меня. – Прошу!

Она слегка приподнимает голову, пытаясь высвободиться, и, когда я рассматриваю ее заплаканное лицо получше, то понимаю, что знаю ее. Это та самая девушка, с которой я столкнулся прошлой ночью возле «Сапфира». Помню, подумал, что тогда она выглядела расстроенной, но это ничто по сравнению с тем, как она выглядит сейчас.

Наша борьба привлекает внимание моих братьев, и они переключают свое внимание с тела подонка на хрупкую девчонку в моих руках.

– Проклятье, – выплевывает Мэлис, прищурившись.

Девушка вздрагивает от резкости его тона, дрожа как осиновый лист. Ее лицо бледное, почти белое от шока и страха, а по щекам текут крупные слезы. У нее карие глаза, но когда на них падает свет, в темной глубине выделяются золотистые искорки, и мне трудно отвести взгляд даже на секунду.

Она выглядит чертовски испуганной и разбитой, и какая-то часть меня сочувствует ей за то, что она увидела. На самом деле она едва ли похожа на тех девушек, которые обычно трудятся в подобных местах, и если это ее первая ночь на работе, то ей охренеть как не повезло.

Ее большие, широко распахнутые глаза встречаются с моими, и она замирает. На бледном лице отражается узнавание, когда она понимает, что тоже уже встречала меня раньше. Мы застываем так на секунду, и ее метания замедляются, когда она, моргая, пялится на меня.

Затем момент проходит, и девушка вырывается из моих рук, пользуясь моей рассеянностью и тем, что я ослабил хватку. Она снова бросается к двери, но Вик оказывается там раньше, чем она успевает что-либо предпринять. Он встает перед дверью, скрестив руки на груди, на его лице застывает мрачное выражение.

Мэлис, стоящий в стороне, поднимает пистолет.

Девушка мгновенно реагирует, резко вздрагивая и прижимаясь к стене, как будто это может защитить ее. Ее грудь тяжело вздымается, она похожа на загнанного в угол зверя, оглядывающегося в поисках места, где можно спрятаться.

С такой точки у меня получается разглядеть ее получше. У нее шрамы по всей правой руке, и выглядят они так, словно остались от какой‐то травмы. На ноге их еще больше, они скрываются под порванной комбинацией, так что я не могу сказать, как далеко они простираются.

Ее взгляд устремляется на меня, в то время как Мэлис держит пистолет направленным прямо ей в голову. В ее глазах мелькает нечто, оно зовет меня, – взгляд надежды, – словно она думает, что я спасу ее, основываясь на том небольшом взаимодействии, которое у нас было до этого момента.

Черт.

Обычно мы с братьями – единое целое. Мы все делаем вместе, и никто не может встать между нами, потому что мы все на одной волне.

Но что-то особенное в выражении бледного лица этой девушки заставляет меня остановиться. Оно поражает меня сильнее, чем я ожидал, и, прежде чем Мэлис успевает выстрелить в нее, я отбиваю его руку в сторону, посылая пулю мимо цели. Вместо этого та врезается в стену прямо рядом с головой девушки, и она вскрикивает, закрывая лицо руками.

– Какого хрена, Рэнсом?

Мэлис резко оборачивается и смотрит на меня, ноздри гневно раздуваются.

– Мы не можем убить ее, – тихо говорю я.

– О чем ты, мать твою?

– Ты глянь на этого ублюдка. – Я указываю на комок плоти и крови – все, что осталось от Николая. – Он убил нашу мать, потому что ей просто не повезло, верно? Потому что она оказалась не в том месте не в то время. Если мы убьем эту девушку, то станем такими же, как он. – Я бросаю взгляд на Виктора, который стоит, скрестив руки на груди, и наблюдает за происходящим. – Поддержи меня, Вик.

Виктор просто выдыхает, не соглашаясь ни с тем, ни с другим. У меня такое чувство, будто он еще не выбрал сторону, поэтому перебирает в голове множество вариантов.

Челюсть Мэлиса сжимается, и я наблюдаю, как на его лице быстро сменяют друг друга несколько эмоций. Ярость – главная из них, но таков уж Мэлис, так что это неудивительно. Он явно борется с собой, разрываясь между доступными нам вариантами.

– Ну же, Мэлис, – бормочу я. – Ты же знаешь, что я прав.

Его ноздри раздуваются от раздражения, и он подходит к девушке, оказываясь прямо перед ее лицом. Пистолет с глушителем по-прежнему нацелен ей в голову, но его палец уже свободнее лежит на спусковом крючке.

– Если ты кому-нибудь расскажешь о том, что видела, мы тебя на хрен завалим, – тихо говорит он ей. – Без колебаний. Без вопросов. Без вторых шансов. Мне насрать, по какой причине ты это сделаешь и кому разболтаешь. Откроешь рот, и ты покойница. Уяснила?

Она кивает. Ее глаза так широко раскрыты от испуга, что теперь как будто занимают большую часть лица.

Секунду он стоит, разглядывая ее, словно пытаясь понять, врет она или нет. Но даже Мэлис, каким бы недоверчивым и злым он ни был, не может не увидеть правду в страхе на ее лице. Она явно в ужасе от того, что может с ней произойти.

Это заставляет его немного отступить. Он делает шаг назад, хотя и продолжает целиться в нее из пистолета.

– Имя, – требует он.

Девчонка открывает рот, но сначала не издает ни звука. Затем она снова смотрит на пистолет в руке Мэлиса и изо всех сил пытается обрести дар речи.

– У-Уиллоу, – удается ей произнести. – Уиллоу Хейз.

Мэлис смотрит на Вика, и брат кивает.

– Уже занимаюсь. – Он набирает что-то в своем телефоне, используя свой особый навык поиска всякой хренотени. Мгновение спустя он кивает, поднимая взгляд. – Это она. Она говорит правду.

Мэлис выглядит так, будто вот-вот сплюнет на пол и выбежит вон. Его и без того резкие черты искажают отвращение и гнев. Он делает глубокий вдох и резко выдыхает, затем отступает назад, наконец опуская пистолет.

На секунду девушка застывает на месте, смотря на него; ее ноги жутко дрожат.

Я откашливаюсь, чтобы привлечь ее внимание, и, когда ее взгляд устремляется на меня, киваю в сторону двери.

– Тут тебе пора улетать, пташка, – бормочу я.

Эти слова отрезвляют ее, и она бежит к двери, стремясь поскорее покинуть комнату, как будто боится, что Мэлис выстрелит ей в спину, если она не поторопится.

– Черт, – повторяет Мэлис, засовывая пистолет за пояс брюк.

Я смотрю девушке вслед, рассеянно прикусывая пирсинг на языке. Возможно, было ошибкой оставлять ее в живых, но я не мог позволить Мэлу просто убить ее. Мы уже убили хозяйку этого притона, а также охранника у входа, и из-за этого я едва ли буду чувствовать себя плохо. Но эта девушка выглядела слишком милой и невинной. Она не была замешана в этом дерьме, как все остальные, кто погиб этой ночью.

– Пора закончить это дело, – говорит Виктор, убирая телефон. – Мы и так потеряли слишком много времени.

– Верно, – соглашаюсь я, кивая и встряхивая головой, дабы немного прояснить ее. – Пора сжечь этого ублюдка.

Мы разделяемся и разливаем керосин по всему борделю, готовясь спалить его дотла, чтобы замести свои следы.

5
Уиллоу

Сердце, кажется, вот-вот выпрыгнет из груди.

Я выбралась из борделя целой и невредимой, хотя все это время боялась, что кто-то из них передумает и пойдет следом, чтобы убить меня. Но я выбегаю на тускло освещенную улицу одна и, как только покидаю здание, жадно вдыхаю ночной воздух.

Я не могу поехать домой на такси или автобусе, поскольку на мне нет обуви и я вся в чужой крови, поэтому набрасываю пальто и отправляюсь пешком, изо всех сил стараясь держаться переулков, чтобы меня не заметили. Понятия не имею, как бы я объяснила то, что произошло этим вечером, если бы меня кто-нибудь увидел. В голове все еще проносятся угрозы парня по имени Мэлис.

Если ты кому-нибудь расскажешь о том, что видела, мы тебя на хрен завалим.

От одной мысли об этом у меня сводит живот, и я обхватываю свою талию одной рукой. В боку больно стреляет. Я чувствую себя ужасно беззащитной, пока бегу по улице в подобном виде. Во многих отношениях. На мне по-прежнему лишь разорванная комбинация, в которой я была в борделе, и я пытаюсь поплотнее закутаться в пальто, пока бегу, тяжело дыша и стараясь не споткнуться о выступающие камни и кирпичи.

В какой-то момент я прохожу мимо дешевого бара, из которого доносится музыка, и группа парней, тусующихся у входа, замечает меня.

– Ну и ну, – кричит один из них. – Куда собралась, детка?

– Ага, тебя покатать, крошка? – добавляет другой. – У меня тут кое-что для тебя есть!

Он хватает себя за промежность и делает вид, будто трахает меня, пока остальные смеются. Я продолжаю двигаться, обходя их и молясь, чтобы они не решили напасть на меня. Один из них качает головой и сплевывает в сторону.

– Отвалите от нее. Она, похоже, жестко обдолбанная, – говорит он. – Или с таблеток только слезла. Не суйте член в чокнутых.

Они либо не видят пятен крови у меня под пальто, либо не осознают, что это такое. В любом случае, я прячусь в тени, пока они не передумали оставить меня в покое, и продолжаю бежать.

Мое тело вот-вот сдастся, но я не останавливаюсь. Грудь болит, легкие требуют больше воздуха, чем я могу вдохнуть, а сердце бешено колотится. Ступни горят, ноги дрожат, и с каждым шагом я чувствую, что вот-вот упаду. Но я не могу остановиться. Я продолжаю, спотыкаясь, идти вперед, зная, что обязана добраться до дома.

Наконец, пробежав несколько миль, я вижу впереди знакомое здание. Я почти рыдаю от облегчения, врываясь внутрь и поднимаясь по лестнице быстрее, чем когда-либо прежде. Я задыхаюсь и дрожу, и трясущимися пальцами открываю дверь, затем захлопываю ее и запираю на засов.

Я подхожу к каждому окну и проверяю, заперты ли они.

У меня сильно дрожат руки, когда я пытаюсь наполнить стакан водой из-под крана, и в итоге роняю его. У меня сводит живот. Меня рвет прямо в раковину, я хватаю ртом воздух и изо всех сил держусь за столешницу.

Обычно после рвоты я чувствую себя лучше, но на этот раз мне только хуже. События сегодняшнего вечера обрушиваются на меня с ужасной силой, наполняя мои внутренности неприятным чувством, которое никак не проходит. Кожа становится липкой, и я отталкиваюсь от столешницы, одновременно срывая с себя пальто и комбинацию. Они покрыты засыхающей кровью. Я вытаскиваю ключи и мобильный телефон из карманов пальто, затем пихаю одежду в пакет для мусора, не желая больше никогда ее видеть.

Руки тоже в крови, и когда я смотрю на свое тело, то вижу, что и все остальное также в этой проклятой алой жидкости.

Из горла вырывается тихий стон, и я практически бегу в ванную, включаю душ и делаю воду настолько горячей, насколько могу выдержать. Древние трубы жалобно лязгают, но вскоре ванную наполняет пар, и я встаю под душ.

Горячая вода приятно касается моей кожи, и кровь начинает смываться. Я тру тело, и темно-красная вода стекает в канализацию вместе с грязью с ног. Ведь я бежала домой босиком. Ступни болят, но, по крайней мере, я не наступила на стекло или что-то в этом роде.

Я пытаюсь успокоиться, стоя под струями воды, закрыв глаза и вдыхая горячий воздух, пахнущий мылом.