– Все в порядке, Уиллоу, – шепчу я себе под нос. – В порядке. С тобой все в порядке.

Я делаю так уже много лет – успокаиваю себя, вместо того чтобы поручить это кому-то другому. Обычно это срабатывает, но сейчас не имеет значения, сколько раз я повторяю эту мантру, все равно не могу выбросить из головы образы сегодняшнего вечера. Они проносятся у меня в голове, начиная с того момента, как тот русский мужик рухнул на меня сверху, и до того липкого, теплого ощущения, как его кровь начала заливать мое тело.

Я была уверена, что он погиб от выстрелов, которые заставили его упасть на меня, но тут ворвались трое мужчин и довели дело до конца. Самым жестоким из возможных способов. Судя по тому, что они сказали, у них был серьезный зуб на русского, и мне, застыв на кровати, довелось наблюдать, как они по очереди причиняли ему боль, заставляя страдать. Эти трое были такими злобными, такими решительными и не сдавались. Им было больно от того, что он сделал, поэтому они постарались причинить ему как можно больше боли. И русский не выказал никаких угрызений совести, так что, думаю, он получил по заслугам, однако…

В голове продолжают мелькать образы: море крови, звуки хруста костей того мужчины и тот последний тошнотворный треск, когда этот Мэлис размозжил ему голову.

Пока я прокручиваю все это в голове, у меня подкашиваются колени, и в итоге я сгибаюсь, держась за стену и тяжело дыша через нос. Всего этого так много, слишком много. Влажный воздух из душа внезапно кажется таким густым, что я едва могу дышать.

Я вытираюсь так быстро, как только могу, стараясь не оставить следов крови, а затем выхожу, натягивая рубашку с длинными рукавами и спортивные штаны. Так приятно снова укрыться нормальной одеждой, после того как меня пожирали глазами русский парень и те мужчины у бара.

Сердце все еще колотится, и я прижимаю к нему руку, считая удары, пытаясь успокоиться.

– Все в порядке, Уиллоу, – шепчу я снова, но мантра по-прежнему не срабатывает.

Издалека доносится трель телефона, и внезапный звук заставляет меня подпрыгнуть так, что из меня вырывается тихий вскрик. Я прихожу на кухню за телефоном и вижу на экране сообщение от Эйприл, главной сучки колледжа, которая любит мучить меня в свободное от учебы время.

– Черт, – бормочу я себе под нос.

Я просматриваю текст, перечитываю его несколько раз, но с трудом перевариваю. Речь идет о групповом проекте, который мы делаем на одном из занятий, и мне кажется таким нереальным думать о колледже в эту секунду. Это так обыденно, так нормально по сравнению со всем, что только что произошло со мной.

Эти два события настолько не совпадают, что я чувствую себя еще хуже, совершенно не в себе, будто плыву в каком-то тумане.

Вся эта ситуация ощущается… неправильно.

Будто это просто не может быть правдой.

Телефон в руках кажется ужасно тяжелым, и я почти в оцепенении набираю ответ, обещая отправить ей по электронной почте свою часть проекта, чтобы она могла добавить ее в PowerPoint.

Затем я кладу телефон и вздыхаю.

Уже поздно, мое тело измучено и болит. Кажется, словно эта ночь длилась целую неделю. Даже целый год. Я вымотана.

Медленно двигаясь, я заползаю на кровать и зарываюсь под одеяло. Оставляю свет включенным, думая, что так буду чувствовать себя в большей безопасности. В детстве я так делала, когда хотела убедиться, что в шкафу или под кроватью нет чудовищ.

Темные существа ненавидят свет.

Но лежа в своей крохотной кровати и прислушиваясь к биению сердца, я представляю влияние света совсем в ином ключе. Мое воображение рисует картинку: свет помечает мою квартиру, точно цель на карте, призывая троицу парней-убийц прийти и прикончить меня. Поэтому я тут же вскакиваю и выключаю свет.

Обычно в конце долгого, изнурительного дня мне ничего так не хочется, как свернуться калачиком в постели и задремать. Из-за работы, учебы и забот о деньгах я вечно не высыпаюсь.

Но сегодня, чтобы провалиться в сон, мне требуется несколько часов.

6
Виктор

Свет, исходящий от множества экранов, окружающих меня, отбрасывает тени в темной комнате.

Я сосредоточенно перевожу взгляд с одного монитора на другой, работая над своей задачей. У меня в наличии различные записи с камер наблюдения, расположенных неподалеку от борделя, и я тщательно просматриваю каждую запись, удаляя с обширного периметра вокруг этого места любой намек на меня, моих братьев и ту девушку, которую мы все-таки не убили.

Наиболее комфортно я себя чувствую, когда сижу за своим компьютером, сосредоточив внимание на поставленной задаче. В ушах не шумит, никто не задает вопросов. Пальцы порхают по клавишам, и всякий раз, когда я замечаю присутствие этой девушки или кого-то из нас, убеждаюсь, что запись растворилась.

Рэнсом всегда называет это «чертовски скучным процессом, в который иногда вмешивается парочка забавных вещей», но я нахожу в повторяемости процесса очистки данных нечто поистине успокаивающее.

Нужно действовать с особой внимательностью, и это вызывает зуд где-то на задворках моего мозга.

– Если мы облажались, то мы облажались вместе! Как команда!

Голос Рэнсома на секунду нарушает тишину, и я смутно осознаю, что они с Мэлисом входят в мою спальню в разгар спора.

– Это была ошибка, – рычит Мэлис. – Я должен был просто пристрелить ее, как и планировал.

Я не обращаю внимания на их перепалки, настраиваясь на продолжение работы. Мои глаза перебегают с одного экрана на другой, я прищуриваюсь и немного наклоняюсь вперед.

Трудно сказать, является ли человек в пальто, спешащий от автобусной остановки на некоторых кадрах, которые я отследил ранее этим вечером, девушкой, но на всякий случай я удаляю этот фрагмент записи, а затем продолжаю просматривать видео.

– Не в этом, сука, дело! – взрывается Мэлис, его голос снова нарушает мою сосредоточенность.

– И как же так, Мэл? Она оказалась не в том месте и не в то время. Это не ее вина.

– А что, если она не сможет сдержаться? Что тогда?

– Ты уже сказал ей, что тогда произойдет, – парирует Рэнсом. – Она слышала тебя, Мэл. Она знает, что дело серьезное. Не думаю, что она проболтается. А если все же сделает это… мы с ней разберемся. Но она не заслуживала смерти за то, что оказалась в сложной ситуации, которую не могла контролировать.

Я снова отключаюсь от них, меняю фокус и погружаюсь в изображения на экранах. Братья продолжают спорить, но для меня они – как белый шум, жужжащий на заднем плане. Если бы я не мог оставаться сосредоточенным, пока Мэлис и Рэнсом собачатся, то никогда бы ничего не добился.

Учитывая, насколько разные у них характеры, на самом деле они не так уж часто сталкиваются лбами, однако в том, что они ссорятся, нет ничего нового. У Рэнсома более легкий характер, нежели у меня, но он может быть упрямым, когда чего-то захочет, а Мэлис порой совершенно бешеный, поэтому ссоры и случаются. Из нас троих именно они двое чаще всего не сходятся во мнениях. Мэлис и я – близнецы, и, возможно, между нами существует нечто вроде… связи. Глубокой связи, которая позволяет нам понимать друг друга, даже когда мы не согласны в чем-то.

К тому же Рэнсом моложе нас на пару лет, и мы с Мэлисом оба знаем, что он не был так обижен жизнью, как мы. Между нами есть общее понимание – мы хотим, чтобы так и оставалось, поэтому присматриваем за младшеньким, чтобы он не стал слишком похожим на нас.

Хотя это означает еще больше разногласий.

Это одна из причин, по которой Рэнсом был так решительно настроен отпустить ту девушку. Хладнокровное убийство бедняжки сразу после того, как стало известно, что именно по той же причине Николай убил нашу мать, надолго бы подорвало эмоциональное состояние Рэнсома.

Мэлис защищал нашего брата так же сильно, как и ту девчонку, когда отпустил ее, хотя делать это было определенно рискованно. Надеюсь, ей хватит мозгов послушаться предупреждения Мэлиса, и она станет держать рот на замке. В противном случае Мэл разберется с ней, и уже будет наплевать, что Рэн чувствует по этому поводу.

Пальцы продолжают бегать по клавишам, и я, наконец, просматриваю достаточное количество отснятого материала, чтобы ни от кого из нас не осталось и следа. Я удовлетворенно киваю, и мне кажется, будто зуд усиливается, когда я осознаю, что работа выполнена, и выполнена идеально. Не осталось никаких следов, которые можно было бы отыскать.

Я разворачиваюсь на стуле, обрывая братьев на полуслове.

– Все. Как будто нас там никогда и не было.

Мэлис кивает, все еще выглядя взволнованным. Его руки скрещены на груди, а челюсть сжата.

– Отлично. Значит, никаких цифровых доказательств того, что мы были в борделе, больше нет, – говорит он, бросая взгляд на Рэнсома. – Но все равно остался свидетель. Она может пойти в полицию.

– Зачем ей говорить с копами? – Рэнсом качает головой. – Она была в борделе, и какой-то русский бандит чуть не изнасиловал ее. Я почти уверен, что закон – не ее лучший друг.

– Это маловероятно, – говорю я, прерывая Мэлиса. – Но возможно. То, что мы сделали, является более серьезным преступлением, чем проституция, поэтому она может сообщить об этом и заключить сделку о неприкосновенности.

Мэлис проводит рукой по челюсти.

– Или она может продать нас любому, кто захочет отомстить за Николая.

Рэнсом морщится, в его глазах мелькает беспокойство.

– Да, но мы даже не знаем о нем достаточно, чтобы понять, кто мог бы за него мстить.

В этом он прав. Когда Эш О’Доннелл из «Королей Хаоса» пришел к нам, чтобы рассказать, кто виноват в смерти нашей матери, я просмотрел все базы данных и сайты, какие только смог, в поисках информации о Николае. Он был призраком, сохранял свой цифровой след настолько незначительным, что мне не удалось узнать о нем даже какого-то минимума.

Я по старой привычке прищелкиваю пальцами.

– И все же это возможно. И это более вероятно, чем то, что она обратится в полицию. Мы не знаем, с кем у Николая были связи, и если кто-то из них назначит награду, она может решить, что оно того стоит. Люди, как правило, работают в борделях не потому, что им нравится подобная работа.

– Значит, ей нужны были бабки, – говорит Мэлис.

Я киваю, и Рэнсом переводит взгляд с одного на другого, после чего тяжело вздыхает.

– Ладно, хорошо. Ты прав. Мы не можем просто слепо доверять ей в том, что она сохранит тайну. Так что же нам с этим делать?

Мэлис бросает на меня вопросительный взгляд, и я на секунду задумываюсь, прежде чем заговорить.

– Я мог бы установить камеры в ее квартире, – предлагаю я. – Ее адрес всплыл, когда я ранее запускал по ней поиск. Это позволит нам следить за ней.

– Да. Сделай это. – Мэлис потирает рукой подбородок. – Это лучший вариант на данный момент.

Я бросаю взгляд на Рэнсома, пытаясь понять, не собирается ли он возразить против этого плана действий, но он ничего не говорит, и я киваю. Братья наблюдают, как я подхожу к шкафу и беру один из чемоданов со своим оборудованием. Внутри все на своих местах, а сам чемодан обшит подкладкой, чтобы ничего не повредилось при транспортировке.

Я знаю, там есть все, что мне нужно, но все равно перепроверяю и удовлетворенно хмыкаю, когда вижу, что все организовано как надо.

– Скоро вернусь, – говорю я им. Затем выхожу, спускаюсь на первый этаж и направляюсь в переделанный гараж.

Одно из преимуществ нашей автомастерской в том, что у нас есть место для всех автомобилей, которые приходятся нам по душе. В то время как Рэнсом и Мэлис предпочитают эффектность и мощь, мои вкусы более просты. Моя «Супра» темная и гладкая, а кожаные сиденья как раз того оттенка, что мне нравится. Я сажусь в машину и бросаю чемодан на пассажирское сиденье.

Я ввожу адрес девушки в навигатор и направляюсь к ее квартире.