Лейтенант полиции Есенин – невысокий, крепкий, короткостриженый – вдруг широко и весело улыбнулся, словно был страшно рад меня видеть, и сказал:

– Ну привет, гражданка Полякова. Что случилось-то?

* * *

– Татьяна Игоревна, повторяю: у меня нет оснований вскрывать квартиру номер восемь.

Есенин обращался именно к бабушке, хотя речь шла о Гаврюшином соседе. По-моему, Есенин просто понял, что беседа с Гаврюшей смысла не имеет. Кроме того, она пару раз поджимала губы со словами: «Что может юный мальчик в таких обстоятельствах?», и это лейтенанту не понравилось. Еще меньше ему понравилось, что Гаврюша упорно называла его Сергеем Александровичем, а он был совсем наоборот – Александром Сергеевичем.

– Тогда почему же вы Есенин, а не Пушкин? – Гаврюша так изумилась, будто лейтенант Есенин сам себя так назвал еще в младенчестве и ради прикола смешал имена великих поэтов.

Сначала разговор проходил в квартире Гаврюши, потом мы перебрались на этаж выше – Есенин позвонил и в восьмую квартиру, и в соседнюю седьмую, но и там никто не открыл.

– Этих тоже хотите ломать? – Есенин кивнул на обитую темно-синей кожей дверь с металлической семеркой.

– Зачем? – уставилась на него Гаврюша. Кстати, она не только переоделась по бабушкиному совету, но и умудрилась подвести глаза.

– А они ж тоже не открывают, – громким шепотом произнес Есенин. – Может, и их убили?

– Товарищ лейтенант, воздержитесь от ехидства, – резко сказала бабушка. – Если не из уважения к возрасту, то хотя бы в силу того, что двум взволнованным женщинам не на кого рассчитывать, кроме представителя правоохранительных органов.

– Трем женщинам, – напомнила я о своем присутствии.

Бабушка спрятала улыбку:

– Тем более.

– Татьяна Игоревна, ну давайте вместе порассчитываем, – вздохнул Есенин. – Вы слышали звуки борьбы, стрельбы?

Борьба, стрельба. Чем Есенин не поэт?

– Не слышала, – ответила бабушка. – Наталья Гавриловна, полагаю, тоже.

– Во-о-от, – протянул Есенин. – Значит, убийство – только ваши предположения.

– Но он несколько дней не появляется! – возмутилась Гаврюша.

– Жилец не обязан уведомлять вас о своих перемещениях. Может, он на работе ночует. В отеле. У знакомых.

Как же по-свински устроен человек: полчаса назад я смотрела на бурый угол потолка, на трясущуюся Гаврюшу, на растерянную бабушку, и у меня пальцы леденели от ужаса. Сейчас лейтенант Есенин доступно объяснял, что ужасаться нечему, и я даже огорчилась. В отеле ночует – какая тоска. Нет, пусть этот таинственный сосед живет триста лет, конечно. Но мог бы ради приличия оказаться каким-нибудь незаконным торговцем антиквариатом.

– А как же кровь? – не сдавалась Гаврюша.

– Я извиняюсь, вы представляете, сколько крови должно вытечь из человека, чтобы протекло на нижний этаж? – Есенин окинул взглядом меня, бабушку и Гаврюшу. – Не, если нас с вами вместе зарезать, это еще куда ни шло.

– Мне дурно, – прошелестела Гаврюша и вцепилась в рукав бабушкиного пиджака.

– Единственное, что могу сделать – установить номер жильца и попробовать с ним связаться, – мирно продолжал Есенин.

– Как же, свяжетесь вы с ним! – Гаврюша быстро перешла из режима «мне дурно» в «щас я вам устрою». – Он там лежит, мертвый!

– Кто лежит мертвый? – раздался с лестницы испуганный голос.

Обернувшись, Гаврюша качнулась и ответила:

– Вы.

* * *

Гаврюшин сосед оказался точно таким, каким я его себе представляла. Тощий, бледный, нескладный, с настолько тонкими и светлыми волосами, что казалось, будто у него нет ресниц и бровей.

На Есенина он глядел боязливо, на бабушку тоже, на Гаврюшу с раздражением. Меня вообще не замечал, так что я могла его рассматривать безо всякого стеснения.

Сосед Гаврюши зачем-то сунул Есенину паспорт – тот пролистал странички и протянул:

– Вы не волнуйтесь, гражданин Нестеров Лев Андреевич, восьмидесятого года рождения. Просто соседи у вас хорошие, заволновались. Где Лев Андреевич, куда исчез?

Имя Лев подходило Гаврюшиному соседу примерно так же, как мне платье в рюшечках, которое я надевала еще на утренник в детском саду.

– Никуда я не исчезал, – замахал руками Лев Андреевич. – Я на даче был. На шашлыках.

– Да что ж вы делаете, – простонал Есенин, – я тоже, может, шашлыка хочу. И дача подходящая есть, всего десять километров от города. А вы далеко были?

– Ну-у-у, не очень, но, в принципе, прилично, – Лев Андреевич закашлялся. – Я не разбираюсь, молодой человек, меня друг возил туда и обратно.

– Минут двадцать ехали? – не отставал Есенин.

Лев Андреевич заморгал:

– Да. Нет. Я не помню, молодой человек, я спал всю дорогу.

– И хорошо, – улыбнулся Есенин и протянул Льву Андреевичу паспорт. – Извините за беспокойство.

Лев Андреевич шагнул к своей квартире, но миниатюрная Гаврюша решительно перегородила ему путь.

– Позвольте, товарищ лейтенант Есенин! Вы его просто так отпустите? А как же кровь?

– Так вот же ваш сосед, – Есенин для убедительности указал пальцем на испуганного белобрысого Льва. – Живой и невредимый, откуда кровь?

– Оттуда, – Гаврюша постучала кулачком по двери. – Я жестоко ошибалась: мой сосед – вовсе не жертва! Он преступник!

– Наташа, остановись, – тихо сказала бабушка.

– Ни за что, Таточка, – воинственно откликнулась Гаврюша. – Как же вы не понимаете? Он сбежал с места преступления! Это же очевидно: ровно после того, как этот человек якобы уехал на шашлыки, на моем потолке… Вы же сами видели!

Есенин озадаченно смотрел на Гаврюшу, бабушка ободряюще улыбалась Льву Андреевичу. Я старалась не отсвечивать – еще бы, такой экшен.

– Наташа, после – не значит вследствие того, – устало отозвалась бабушка, а я защелкала клавишами – такая мысль была достойна оказаться в заметках. – Хватит, пойдем.

– Вы хотите, чтобы я жила рядом с убийцей? – прошептала Гаврюша.

И тут унылый Лев одним прыжком преодолел расстояние до своей двери, резко отпер замок и, с нескрываемым раздражением глядя на Гаврюшу, сказал:

– Как же вы мне надоели – то убитый, то убийца, определились бы. Прошу.

Да, в номинации «самый неожиданный персонаж сериала “Гаврюшины фантазии”» Лев Андреевич однозначно лидировал.

– Заходите, все заходите, – Лев Андреевич скривил губы. – А то нехорошо как-то без свидетелей, да?

От миленького приглашения не отказалась даже бабушка, хотя ей все-таки было неловко. Она шепнула мне: «Не могу отпустить Наташу одну» и шагнула через порог.

Есенин с хозяином шли первыми, за ними, не отставая ни на миллиметр, следовала Гаврюша – она так вытягивала шею, что казалось, ее голова обгоняет туловище на полметра. Мы с бабушкой замыкали шествие. Лев Андреевич рывком открывал двери и комментировал:

– Ванная, туалет – без происшествий. Кухня – трупов не обнаружено. Спальня – пожалуйста, смотрите. Большая ком… Черт возьми, как это?!

Охнула Гаврюша, заржал Есенин. Я заглянула ему через плечо и увидела, что пол в комнате, которая находилась строго над Гаврюшиной гостиной, весь в засохших неприятно пахнущих лужицах и усыпан битым стеклом. Диван, стены, занавески – в потеках и брызгах.

– Забродило от жары и рвануло, – с необъяснимой радостью сообщил Есенин. Еще бы, не ему ведь мыть, чистить и оттирать. – Банок пять было?

– Шесть, – поправил Лев Андреевич.

Гаврюша непонимающе помотала головой:

– Чего шесть? Каких банок? Что рвануло? Здесь что, террористическое убежище?

Лев Андреевич бросил на нее равнодушный взгляд:

– Да. Группа особо опасных террористов осуществила покушение на шесть банок вишневого компота.

Глава 3. #настоящий_бро #Настя #мечты

Леша звонил мне пять раз. Это что-то на невозможном: понятно, мы здоровались в школе, пока он не ушел в колледж искусств, общались, когда я приходила к Насте в гости, создали на троих канал «Мемное агентство» – для обмена мемами, понятно. Но чтобы звонить! Пять раз!

Я отправляла ему шаблонное сообщение: «Занят, не могу говорить», но разве могло оно остановить упертого Настиного братца? Он в свое время достал даже математичку, которая отличалась на редкость скверным характером и два года клялась, что больше четверки он никогда не получит. А он получил пять в году, и это при том что математика его увлекала примерно так же, как Гаврюшу нейросети.

Из ее дома я уходила одна: бабушка осталась с Гаврюшей, которая снова билась в истерике. Теперь из-за того, что посмела «плохо думать о бедном мальчике Левушке».

Я набрала Лешу, как только вышла из подъезда, и он ответил после первого гудка:

– Неужели я слышу саму Лесю Полякову? Просто удивительно.

– Не душни, а? Вы офигеете, что расскажу. Тут Гаврюша чуть не разоблачила мафиозную группировку в лице соседа и…

– Это неважно, я звонил… – На мгновение повисла пауза. – Кого разоблачила?

– Мафиозную группировку, но не совсем, – с наслаждением проговорила я. Теперь, когда Гаврюшиной безопасности ничто не угрожало, а ее сосед оказался среднестатистическим безобидным человеком, я имела полное право держать интригу и слушать изумленные вздохи. Хорошо бы еще видеть приоткрытые от любопытства рты, но это уже роскошь.

– Ага, – Леша отвечал вообще не по моему сценарию. – Это отлично. То, что нужно. Заходи к нам.

Вообще-то я планировала прямо сегодня набросать черновик поста – жутко хотела рассказать историю Гаврюши в блоге. Кто знает, может, юмористический детектив сделает меня звездой? А тащиться в гости я так же жутко не хотела.

– Леш, давай завтра, а? – заныла я. – Уже вечер…

– Половина девятого.

– …Бабушка не знает, куда я пошла…

– Ты что, в семидесятые телепортировалась? Напишешь бабушке.

– …И что я делать у вас буду? Настя же просила в ближайшую пару дней ее не дергать.

Леша откашлялся:

– Да уже можно. Приходи.

Я даже не успела возмутиться и сказать что-нибудь вроде: «А давай ты не будешь за нее решать!», потому что Леша повесил трубку.

* * *

– Ты жива! – завопил Леша, как только я вышла из лифта. – Даже не верится!

– Ты долбанулся? – на всякий случай поинтересовалась я, но сильно не забеспокоилась. Леша обожал две вещи: троллить и троллировать. Так что, вполне возможно, он пытался произвести впечатление на жителей своего дома – так я думала.

– А тебя в перестрелке не ранили? А как ты в окно к ним влезла, расскажи? – Леша уже втащил меня в квартиру и, пока я разувалась, не переставал возмущаться: – Я и говорю: двадцать первый век шагает по планете, боты картины рисуют, квадрокоптеры пиццу доставляют. И что?

Он уставился на меня, как будто я знала ответ. Я и вопрос-то не поняла, честно говоря.

– И вот! – заметив, что я хочу что-то сказать, Леша скорчил зверскую рожу, почему-то кивнул в сторону Настиной комнаты и проорал: – Маленькую бедную девочку в тихом провинциальном городке чуть на ремни не порезали!

Магнитные бури, точно. Или ретроградный Меркурий. Или где-то поблизости есть секретная лаборатория, из которой произошла утечка веществ, влияющих на работу мозга. Иначе как объяснить, что Леша и Гаврюша в один день решили сойти с ума? Не думала, что когда-нибудь так скажу, но Гаврюша на Лешином фоне выглядела адекватнее – у нее хотя бы был веский повод для безумства.

– Ты не отстанешь, да? – послышался голос Насти.

Она стояла, прислонившись к двери своей комнаты, и мрачно смотрела на нас с Лешей.

– О, ты проснулась! – с преувеличенным восторгом воскликнул Леша. – Очень вовремя.

– Чтобы проснуться, надо сначала уснуть, а ты так орешь… – Настя махнула рукой. – Полякова, он тебя тоже достал?

Леша заявил, что такого неуважения к себе не потерпит, и единственное, что ему остается – идти ставить чайник. Мы с Настей остались вдвоем.

– Извини, – сказала я, – мы тебе готовиться мешаем? Просто Леша…