– Да можно уже не готовиться, – Настя криво улыбнулась. – Пролетела я, Полякова.

Я всегда теряюсь, когда нужно кого-то поддержать. То есть нет, я готова помочь, если от меня требуются реальные действия: ну, там, подскажи ответ на проверочной, помоги с уборкой перед приездом родителей, дай совет. А что можно сделать, когда ничего сделать нельзя?

Настя мечтала о колледже информационных технологий и кибербезопасности полтора года – вот как он появился в нашем Раевске, так и стала мечтать. Но мечтала, как всегда, практично: решала задачки, которые раз в неделю публиковали на сайте колледжа, общалась в телеге со студентами – и с местными, и из Питера, а в июне успешно сдала экзамены. Оставались только два собеседования – техническое и общее.

«Пройдешь на изи», – говорил Леша, и все вокруг были с ним согласны. Настя по нашим меркам была почти знаменитостью: о, это та девочка, которая опоздала на контрольную на двадцать минут и написала ее лучше всех на параллели? А-а-а, это та Настя, которая сделала приложение-планировщик со школьным расписанием?

Что могло пойти не так? Но, видимо, что-то пошло. Слово «пролетела» сомнений не оставляло.

– Я просто ничего не смогла сказать, – Настя шмыгнула носом, но не заплакала. Я вообще не помню, когда она плакала, если исключить случай со сломанной рукой в третьем классе. – Ступор. Они говорят: давайте к теме модулей. А я сижу и думаю: модуль, модуль, модуль – на моду похоже. И все.

– А тесты? Ты же идеально прошла?

– Студентов принимают по совокупности баллов за вступительные испытания. Считай, Полякова: за экзамен двадцать из двадцати, за собеседование – ноль.

– А еще попытку? Может, у них есть какой-нибудь второй поток? – Я же говорила: не могу без действия. Хотя дураку ясно: если бы Настя могла, она бы использовала все возможности. – Слушай, это просто нечестно: то есть ты – мимо, а какой-то средненормальный чел, не выдающийся…

– Полякова, я тебя умоляю. Хватит, пожалуйста, мне Лешки хватает. Сначала пытался меня супом с ложечки кормить – что ты ржешь, я серьезно! Потом рассказал, как его дружбан сессию завалил, и ничего, стал нормальным человеком, торгует автозапчастями. А теперь из тебя жертву маньяка сделал, лишь бы меня растормошить. Он думает, я тупая?

– Он не думает, что ты настолько умная, – улыбнулась я. – Но насчет жертвы не врал, только маньяком была Гаврюша.

– Да ладно? – Настя округлила серо-зеленые глаза. – А я ее давно подозревала.

Хихикая, мы пошли на кухню – свистел чайник, и ему весело подсвистывал Леша, и я думала, что иногда можно что-то сделать, даже если ничего сделать нельзя. Например, заставить кого-то смеяться.

* * *

– Да как можно не запомнить, куда ты ездил? – Леша хлопнул себя по коленям. – Не, со мной тоже случается синдром Затупченко, но не до такой же степени.

Мой рассказ про приключения имени Гаврюши произвел на Настю с Лешей впечатление: они раз десять кричали: «Ну!», когда я делала театральные паузы. Воскрешение соседа было встречено хоровым: «Офигеть». А над леденящей душу картиной с разбитыми банками из-под компота мы ржали так, что Настя потом массировала щеки – свело.

– И потом, Саня бы его просто так расспрашивать не стал, – продолжил Леша.

Было странно слышать, что лейтенант Есенин для Леши – просто Саня, с которым они неоднократно играли в страйкбол. Хотя ничего удивительного: иногда мне казалось, что Леша хорошо знаком примерно с одной пятой частью населения Земли.

– Это профессиональная деформация, – хмыкнула Настя. – Врачи автоматически всех лечат, а твой Саня автоматически всех расспрашивает.

– Ни фига, – помотала головой я. – Сосед и правда о-о-очень не хотел рассказывать, куда катался.

– И что?

– В смысле? – в один голос возмутились мы с Лешей, стукнулись кулаками, и я спросила, уставившись на Настю: – Почему, по-твоему, нужно скрывать, на какой даче ты жрал шашлыки?

– Миллион причин.

– Хоть одну назови.

– Ну… – Настя размазывала клубничное варенье по стенкам прозрачной розетки. – Может, у него свидание было.

– Бро, а в чем проблема признаться, что у тебя свидание? – прищурился Леша. Он часто называл сестру «бро». Настя говорила, что это идиотизм, но ее взгляд теплел всякий раз, когда Леша так к ней обращался.

– Откуда я знаю? Может, его дама сердца замужем, вот он и не смеет выдавать паролиявки.

– Это вряд ли. Гаврюшин сосед – он такой… – я замолчала, подыскивая нужное слово.

– Тип беспозвоночные, отряд лошаровые? – подсказал Леша.

– Очень похоже, – закивала я. – С другой стороны, вы бы видели, как он вызверился, когда Гаврюша его обвинять стала.

Настя звякнула ложечкой по розетке:

– Вам скучно жить, да? Реалити-шоу появилось, первый сезон, первая серия? Даже если этот сосед наврал, не ел он шашлыков и не был на даче – какая разница? Его не убили? Он никого не убил? В его квартире все норм, только уборку сделать? Тогда что мы обсуждаем?

В кухне повисла тишина, стало отчетливо слышно, как за окном кто-то разговаривает на повышенных тонах.

– Как много вопросов, как мало ответов, – задумчиво проговорил Леша, и я не удержалась от смеха, а Настя с минуту смотрела то на него, то на меня, а потом сказала:

– Придурки. – И тоже улыбнулась.

…Мы расстались чуть ли не в двенадцать ночи – Леша с Настей, конечно, меня провожали, но бабушка все равно встретила нас на полпути и попросила, чтобы ребята обязательно написали, когда вернутся домой. Леша потребовал того же от нас с бабушкой.

Ночной летний город был свежим, в иссиня-черное небо хотелось нырнуть. И еще хотелось, чтобы дорога до дома была долгой-долгой – до рассвета.

– Леся, меня завтра почти весь день не будет – нужно объехать несколько магазинов, – сказала бабушка.

– Принял, понял, осознал, – откликнулась я. – Питаться нормально, фигней не страдать, дом не разрушать.

– Идеальный ребенок, выставочный образец! – расхохоталась бабушка и совершенно серьезно добавила: – Но я в тебе и не сомневаюсь. У меня просьба: бери домашний телефон, Наталья Гавриловна может звонить.

– Ну да, у нее же еще целых девять соседских квартир, – фыркнула я, – и все такие подозрительные.

– Если понадобится – зайди к ней, хорошо?

– Зачем?

– Затем, что нельзя оставлять такого тревожного человека в одиночестве после таких переживаний. – Бабушка сделала акцент на словах «такого» и «таких».

– Ба, это же замкнутый круг: Гавр… Наталья Гавриловна сама себя заводит на ровном месте, а потом еще сильнее заводится оттого, что завелась.

– Согласна, но это ничего не меняет. Она впечатлительная натура, артистическая, всю жизнь связана с театром…

– Ба, она с отделом кадров всю жизнь связана, – закатила глаза я. – Но про театр красиво рассказывает, кто бы спорил.

Бабушка замедлила шаг, достала из кармана пиджака ключи – мы были в паре метров от нашего подъезда – и негромко спросила:

– Леся, у тебя есть мечты?

Я с недоумением посмотрела на бабушку и тряхнула головой:

– Есть, конечно.

Бабушка приложила магнитный ключ к домофонному замку – раздался протяжный писк – и, не повышая голоса, сказала:

– А теперь представь, что тебе почти шестьдесят, и твои мечты не сбылись.

Глава 4. #думаю #культпросвет #очень_странные_дела

Я считаю себя хорошим человеком. Ну, нормальным. Ладно: я просто не считаю себя плохой. Пока что я не делала ничего, за что могла бы сказать своему отражению в зеркале: «Ну ты и дрянь».

До утра я ворочалась в кровати, вспоминая бабушкины слова; мне то представлялась осунувшаяся раздражительная Настя и ее печальное: «Пролетела я, Полякова», то яркими вспышками возникали картинки со страниц статистики канала «0 чтений за сегодня».

А потом я вообще вообразила себе двадцатилетнюю Гаврюшу, которая провалила третью попытку поступления в театральное училище. Или получила очередной отказ от какого-нибудь режиссера, не слишком даже именитого. Или сыграла всего одну роль, и ту без слов, но надеялась, что когда-то обязательно будет текст, а через несколько лет она станет примой… Не стала, но в театр была настолько влюблена, что согласилась бы чистить красную ковровую дорожку, лишь бы там.

Честно говоря, я была плохо знакома с ее биографией, поэтому любая версия могла оказаться правильной.

В любом случае, так Гаврюшу становилось чудовищно жалко. С другой стороны, так кого угодно стало бы жалко – про каждого ведь можно придумать грустную историю.

Часа в четыре утра я решила, что обязательно позвоню Гаврюше сама – вот как проснусь, так и позвоню. И, возможно, даже не буду закатывать глаза, когда она начнет заново рассказывать душераздирающую историю о трагической ошибке: я почти слышала, как Гаврюша называет соседа «невинным страдающим мальчиком», а себя – «чудовищем, которое прощения не заслуживает».

Но, как любит говорить Леша: «Не крути себе мозги, жизнь сама за тебя все решит» – у меня не получилось ни нормально поспать, ни набрать Гаврюшин номер, потому что она позвонила сама.

Звонила Гаврюша настойчиво: я успела помычать в подушку, лениво стечь с тахты и вытащить из-под нее тапки, пройтись по всей квартире в поисках трубки – самое обидное, что трубка нашлась на своем привычном месте.

– Это просто невыносимо, Таточка, – чуть не плакала Гаврюша, очевидно, приняв мое сонное «Алло» за бабушкино. – Он снова пропал, я чувствую себя такой виноватой…

– Наталья Гаврил…

– …если бы я вчера была сдержаннее, возможно, ничего бы не случилось, Таточка!

– Бабушки нет до…

– А вдруг у него сердечный приступ? Он ведь жаловался на бессонницу!

– А какая связь между бессонницей и сердечным приступом? – Я решила не доставать Гаврюшу лишними уточнениями. И правда, какая разница, бабушка ее выслушивает или я?

– Как же? – возмутилась Гаврюша. – Недостаток сна негативно влияет на сердечно-сосудистую систему.

Надо же, как удачно: у меня как раз был явный недостаток сна – телефонный звонок раздался в половине десятого, а уснула я около шести. Хотя бы буду знать, на что же это негативно повлияет.

Гаврюша вдруг что-то поняла и спохватилась:

– Таточка, это ведь ты?

– Нет, Наталья Гавриловна, это Леся.

– А что же ты сразу не сказала?

– Я пыталась.

– Девочка моя, пытаться мало, – Гаврюша горестно вздохнула. – Когда-то и я пыталась: мечтала сыграть Раневскую, было даже несколько удачных прослушиваний… Между прочим, ты читала «Вишневый сад»?

– Еще нет.

– Лесенька, это безобразие! Ты такая интеллигентная девочка!

– А у нас в программе по литературе его еще не было, – зачем-то стала оправдываться я, хотя с трудом понимала, как мы пришли к теме культурного просвещения интеллигентной меня.

– Чехов, Лесенька, вне всех программ, – назидательно проговорила Гаврюша. – У меня есть дивное издание, приходи, моя девочка, я тебе подарю.

В принципе, против Чехова я ничего не имела, но, если быть откровенной, съесть яичницу под шортсы с пандами и снова уснуть мне хотелось немножечко больше, чем читать «Вишневый сад».

– Наталья Гавриловна, спасибо большое, обязательно на днях зайду! – вдохновенно выдала я и поспешила сменить тему: – А вы бабушке по какому поводу звонили? Все в порядке, что-то передать?

Гаврюша на мгновение затихла и продекламировала:

– «Неладно что-то в датском королевстве…» Страшные дела творятся, моя девочка. Приходи за книжечкой, все расскажу.

* * *

– Гаврюша – просто коварство во плоти, – звучал голос Насти у меня в наушниках. – И дела страшные, и книжечку подарю – так и заманила двух несчастных школьниц в гости.

Я уговорила Настю пойти к Гаврюше вместе и, пока каждая из нас шла от своего дома к дому Гаврюши, мы болтали по телефону.

– Ну, заманила она только меня, – уточнила я. – А я уже сама тебя заманивала.