В атмосфере chill-вечеринки для самых привилегированных он был в своей стихии, и хаос, организованный его другом, который окружал нас, лишь придавал ему уверенности. А вот я нервничала. Не просто нервничала, у меня даже пальцы подрагивали. Пришлось сунуть их в узкие задние карманы потёртых джинсов. Потому что здесь, в окружении этих людей я была чужая. И не только потому, что интересы у нас были разные. Это мерзкое чувство, когда ты отличаешься от всех. Чем? Да всем: дешёвой одеждой, купленной на сезонных распродажах; собственноручно собранными в тугой хвост волосами, в противоположность длинным, с идеальной салонной укладкой локонов в стиле «Голливуд»; восторженным блеском глаз, в противовес пресыщенно скучающим; особым менталитетом, и даже странным звучанием шотландского имени.

Окружающие замолкали и оборачивались мне в след: девушки окидывали брезгливо, с нескрываемым превосходством, желая раздавить одним лишь взглядом; парни не скупились добавить во взор похоти, приравнивая бедность к доступности.

В наше время у тебя сначала спрашивают, кто твои родители, а уже потом интересуются твоим именем. Сегодня о человеке судят по уровню его доходов, он и определяет будущее.

Хантер. Его я увидела сразу. И не потому, что искала, хоть и выглядывала из-за широкой спины Шелдона, а потому что его нельзя было не заметить. Он сидел в расслабленной позе, рядом с выразительно красивой кукольной блондинкой, тоненькая ручка которой была перекинута через мужской торс, обнимая его поперек груди, а ножка в туфлях на умопомрачительно высоких каблуках, закинута сверху, в попытке еще сильнее прижаться к своему парню.

Его девушка смотрела на меня взглядом, который говорил: «Чего тебе?».

– Познакомься с Катериной. Уверен, эта девочка ищет тебя. В том меня убедил Glock, направленный мне в лоб, – говорил ему Шелдон, но я слышала только удары собственного сердца. – Ещё одно разбитое сердце?

Жду, что он представится, но он молчит. Этот парень определенно неприветлив. Тем не менее, он так же определенно чертовски привлекателен: его тёмные волосы были небрежно взъерошены, а черты лица соответствовали физическому совершенству; лишь властный взгляд серых глаз, слегка исподлобья, чуть портил безупречную картинку – самоуверенный и циничный. Невероятный.

Я таращилась на него самым неделикатным образом. И дело было не только во внешности, а скорее, в каждом его обманчиво ленивом движении; жестах, самоуверенных кивках головы и вальяжной позе хозяина мира; а ещё в завороженных взглядах девушек, которые пялились на него вместе со мной.

В этот момент Хантер посмотрел на меня, и я почувствовала, как вдоль всего позвоночника прошла неконтролируемая нервная дрожь.

Чуть подался вперед и сел, сбросив с себя женские ноги.

Мгновение он молча смотрел на меня, словно впитывая моё смущение. Он чётко знал, как действует на меня. Я в этом не сомневалась. Просто смотрел, а после разразился смехом: звучным, глубоким, который можно было бы назвать приятным, если бы он не был таким обидным. Вот теперь, когда я почувствовала себя полным ничтожеством, он произнёс будто нарочно растягивая слова:

– Вряд ли. Шел, она хорошенькая, – пауза, – но явно не в моём вкусе. – Ещё одна пауза. – Слишком молодая.

– Она точно к тебе, раз уж её папаша женат на твоей дражайшей мамочке. Но ты можешь поближе познакомится с её Glock, который убедит тебя в этом за меня.

Выражение лица Хантера изменилось – стало холодным за доли секунды. Они тикали у меня голове, отсчитывая проклятое время на моих нервах.

– Это удручающее положение совершенно ничего не меняет. – Его голос царапал ухо: вкрадчивый, хрипловатый. – Девочка может пожить в отеле, пока не свяжется со своим дражайшим родителем. – Он развел руками, словно желая сказать, что мол, всё просто, ничего такого. – Его здесь нет.

После этой его фразы я почему-то почувствовала себя виноватой.

Казалось, за столько короткий промежуток времени его отношение ко мне кардинально изменилось – исчезла лёгкая полуулыбка, а на её место пришли сосредоточенность и холодность.

Фырканье и брезгливость, адресованные не то мне, не то моему отцу, тоже не остались незамеченными. Видимо мы оба стояли ему поперек горла. Вообще-то, я не могла винить его за это. Отец пригласил меня в чужой дом.

– Да ладно тебе, ты ведь это не всерьез?

– Шел, правда хочешь сделать вид, будто волнуешься, что с ней может что-то случиться?

– Я просто считаю, что это не лучшая мысль.

Вместо того чтобы снова ответить, Хантер перевел взгляд на Шелдона – он больше не глядел на меня, я, видно, уже не интересовала его – но предупреждение в его глазах увидела не только я.

Похоже, что меня вот-вот выставят на улицу.

Черт возьми!.. От неожиданности я судорожно сглотнула. Дело принимало скверный оборот.

У меня почти не осталось денег. А если быть точнее, в кошельке уцелела десятка, стрелка уровня топлива упала на ноль, а из ценного осталась только мамина тонкая цепочка с кулоном, но вариант продать и её я даже не рассматривала.

Когда мы разговаривали с отцом, он сам предложил мне пожить с ним, дал мне этот адрес, а также уверил, что будет рад, если сможет помочь. Конечно, соблазнительно было ответить ему отказом… Но я прекрасно понимала, что после того, как продам дом и закрою долговые счета, мне едва ли хватит средств даже на скромную собственную квартирку где-нибудь в предместьях Шотландии. А работу в Карлайле найти проще – здесь востребован обслуживающий персонал ресторанов и магазинов. Мне нужна была лишь неделя-другая для того, чтобы устроиться, и с первых заработанных денег подыскать себе беспритязательное, но вполне себе комфортное съёмное жильё.

Зачем я ему поверила?!

Хотела бы я сейчас, под пристальным колючим взглядом серых глаз, вернуть всё назад? Ну конечно!

Теперь всё внимание окружающих было приковано ко мне и моей проблеме, отчего мне становилось ужасно стыдно за свою нелепую попытку пробраться в чужой дом бедной родственницей.

Я чувствовала, что наступила минута, когда мне следует убраться отсюда. Ещё не знала, куда мне идти, но хотела куда-нибудь деться, поэтому потянула за ручку чемодана, который всё ещё держал Шелдон, и тот неохотно её отпустил.

– Он прав. Мне лучше уйти. Приехать сюда было дурацкой идеей.

Мне было все равно, услышал ли кто-то из окружающих в моих словах нотки отчаяния и слабости.

Как же сложно объяснить своим чувствам, что им нельзя на поверхность и их место глубоко внутри!

Сглотнув комок в горле, выпрямив спину и собрав всю волю в кулак, я развернулась и пошла к выходу. Из-за спины ещё долетали протест и доводы Шелдона, но также отчётливо я слышала и другое – выраженную грубую реальность – хриплый рык и злющее:

– Хватит! Больше. Не. Лезь.

Кто-то смеялся. Но не Хантер. Не было в этом общем шумном веселье тех самых ноток ядовитого превосходства, которые особенно царапали мой слух.

При мысли о том, что от бездомности меня отделяет всего-навсего один единственный шаг за дверь этого дома, в глазах защипали слезы. Я понимала, что моя ситуация – отнюдь не вопрос жизни и смерти, но так устала и была сейчас слишком подавлена, чтобы самостоятельно с ней разобраться.

Выйдя на улицу, я остановилась. Поставила весь свой скудный багаж у ног и на миг спрятала лицо в ладонях.

«Ну помоги же мне!» – хотелось кричать на весь мир. Но я не издавала ни единого звука.

И пусть бездействие моего новоприобретенного сводного братца раскалывало меня на части, я стояла на крыльце его роскошного дома и глупо продолжала надеяться на чудо – никакого другого выхода у меня не было.

Глава 2

Я заставила себя успокоиться и дышать ровно. Поддаваться панике и унынию – такой привилегии у меня не было.

Я держалась, когда мамина рука последний раз дрогнула в моей ладони; и вся моя жизнь мелькнула перед глазами, будто бы тело готово было умереть вместе с ней; не сломалась в день её похорон; сохраняла спокойствие, смотря в лицо кредиторам; до и после того, как продала дом, хладнокровно подписав все прилагающиеся бумаги, и в один момент лишившись единственного жилья. Я не собиралась сдаваться тогда и, тем более, сейчас.

Вдох-выдох. И вот уже сердце снова отбивает размеренный ритм, жестко, по-деловому отсекая тревожное волнение.

Запустив руку в карман потёртых джинсов, нащупала старенький мобильник. Последний вызов был на номер отца. Набрала. Но ответили, что абонент недоступен. Это короткое сообщение я слышала уже трижды на протяжении всей дороги, и, как это всегда бывает, оно меня лишь порядком разозлило, ибо ничего не объясняло и не содержало никакой информации, помимо того, что было и так ясно: до отца не дозвониться.

Я больше не задавалась вопросом о будущем – единственной мыслью сейчас было придумать, где переночевать.

Денег на номер в отеле не было, но оставался мамин Volkswagen. Я вполне могла бы жить и в машине. Осталось определиться с безопасным местом для стоянки. Но в незнакомом городе среди ночи это сделать не так уж просто. Можно было бы остаться прямо здесь, в фешенебельном жилом квартале, но я не сомневалась в том, что мой потрёпанный ржавый автомобиль, где бы я его ни припарковала, привлечёт к себе повышенное внимание; а патрулирующая район служба столичной полиции Карлайла постучит в моё окно ещё до того, как я успею сомкнуть глаза.

Значит, надо ехать туда, где Volkswagen остался бы незамеченным. К примеру, можно остановиться за каким-нибудь придорожным рестораном быстрого питания, а потом попробовать устроиться туда же на работу. В случае успеха не понадобилось бы тратиться на бензин, чтобы мотаться туда-сюда.

Совершенно некстати желудок напомнил о себе неприличным урчанием. Захотелось застонать в голос – сейчас, именно сейчас. Мысли о безопасной ночёвке были грубо сметены в сторону банальным голодом. Теперь придётся потратить пару фунтов на еду. А потом надеяться, что утром подвернётся работа.

Я вернулась к автомобилю, снова закинула чемодан на заднее сиденье и села за руль. Перед тем как завести, позволила себе взять передышку всего на несколько минут. Невысказанное застряло в горле хрипом. От безысходности хотелось схватиться за голову, ну или ударить по рулю кулаком, потому что находиться в машине было последним местом, где я хотела бы быть в тот момент.

Но вместо вопля истерики с губ сорвался тихий всхлип.

Прежде, чем чуть сдать назад, я обернулась к правому зеркалу – сквозь автомобильное стекло на меня смотрели серебристо-серые глаза Хантера Хейтса.

* * *

Как давно он наблюдает за мной? Зачем подошёл? Что успел увидеть? Пришел убедиться, что я без ущерба для его частной территории покинула её?

У меня не осталось желания с ним разговаривать. Я хотела было отвернуться, но тут он приподнял бровь. Чёрт возьми! И сделал это так чувственно, что дышать моментально стало нечем, а сердце забилось где-то в горле.

Он выглядел невероятно привлекательно, с растрепанными волосами и ленивой усмешкой на губах. При взгляде на такого – ладони невольно потеют от осознания собственного убожества – реакция на чужую физическую привлекательность.

Вот только сейчас мне меньше всего хотелось оценивать его сексуальность!

Я повернула ключ зажигания, но вместо привычного тарахтения двигателя услышала только надсадный щелчок.

Нет, только не сейчас, пожалуйста! Я готова молиться всем богам. Только. Не. Сейчас.

Вдох с надеждой – с отчаянием выдох.

Я вновь и вновь пробовала поворачивать ключ, но никаких признаков жизни машина больше не подавала.

Да, я знала, что датчик топлива был сломан, но всю дорогу точно следила за пробегом. Бензин должен был остаться! В запасе ещё несколько миль! Я была уверена в этом.

– К черту все это! – сорвалось с дрожащих губ.

Я так крепко сжимала руль, что не могла отцепить руки. На ладонях наверняка останутся красные отметины от коротких ногтей.

Несколько долгих минут я так и сидела, глядя перед собой и не переводя дыхание.

Я застряла. Здесь. На частной территории. Не могу уехать. Означает ли это, что Хантер вызовет полицию?