Вот и одно из различий между братьями. Хантер ненавидит тяжелую работу, предпочитая напрягать мозги. Он не говорит об этом, но все мы догадываемся о его желании уехать с ранчо – учиться куда-нибудь на восток страны. Новости о том, что денег не очень много, особого воодушевления ему, логично, не принесли. Джейден же, наоборот, любит физический труд, но и ему работа в поле быстро наскучивает.

Хантер поднимается на второй этаж. Я смотрю ему вслед и глубоко вздыхаю.

– Пойду поговорю с ним.

Но не успеваю я встать, как Джейден жестом велит мне остановиться:

– Братец, я сам с ним поговорю, ешь. Чтобы скакать под дождем, нужно много сил. – Джейден улыбается и тоже покидает стол.

– Дела и правда настолько плохи? – тихо спрашивает Патриция.

– Не фатально, но у нас много рабов и работников, для которых ранчо – все. Единственный кров и источник заработка. Мы не можем их подвести и не засеять поля на следующий год. И конечно, я, как глава семьи, обязан обеспечить вас куском хлеба. – Отец говорит медленно; видно, что ему тоже не нравится идея заставлять нас копаться в речном иле. – Но я верю, однажды мы отыщем достаточно золота для всех вас. – Он поворачивает голову ко мне. – И Рею тоже предстоит поработать. Нам попался отличный, сильный конь. У меня уже несколько кобыл стоят в очереди с соседних ранчо. Франческо, ты этим займешься через пару недель или месяц. Мы все должны постараться, иначе однажды мы можем проснуться уже не на своей земле.

Последние слова – удар плетью. Таков наш самый большой страх – заснуть, зная, что каждый фут земли принадлежит нам, а проснуться за забором. Времена меняются. Помню года, когда нас считали зажиточной семьей; мы даже занимали кому-то семена. Родители вложили в эту землю не только силы, но и душу. Мы все – часть ранчо, и отдать его сравнимо с потерей руки, а мне – так головы. Даже не хочу об этом думать. Хантер оттого и злится, что не видит выбора. Он ни за что не предаст ни веру отца, ни свою любовь к месту, которое его вырастило. Он разрывается между двумя желаниями: помочь родной земле и покинуть ее.

Пока я медленно, задумчиво доедаю ужин под шумное дыхание отца, сестра выходит на кухню. Я сижу спиной к камину; на стене играют тени, и я невольно пытаюсь расшифровать их танец, найти в них ответы на вопросы. Куда приведет эта дорога? Какова цена свободы? Сердце? Душа? Жизнь?

Оставшись с отцом наедине, я понимаю, почему именно я стал наследником ранчо. Не только я погибну без своей земли, но и она без меня.

Глава 2

– Будь проклят этот Лопес… ^[2]

Я слышу голос сестры где-то слева. Учитывая, что нас разделяет не меньше трехсот шагов, вероятно, она кричит во все горло. Благо отец где-то вверху по реке и точно не услышал и моих проклятий тоже. А сколько их сорвалось с моих губ!

Я вытираю пот со лба, хотя прекрасно знаю: через секунду он вновь градом потечет вниз до самых штанов. Но мне нужна эта секунда передышки, иначе я упаду в реку и сплавлюсь до самого океана. Хотя я по колено в воде, это совсем не помогает.

Отец обещал выгнать нас на поиски золота еще до зари – чтобы беспощадное августовское солнце не спекло всех его детей сразу. Мы наивно повелись на эту уловку и согласились на ранний подъем. Вдобавок нас подстегнуло обещание: никаких работ в поле! Жаль, никто не догадался, спросить, когда мы вернемся домой. Солнце в зените совсем не внушает надежды, что вечером я успею съездить в город. Если вообще буду в состоянии двигаться. Мышцы одеревенели. Остается надеяться на Патрицию, которая может начать жаловаться и упросить отца поехать домой скорее.

Копаясь в речном иле, я спиной чувствую надменный взгляд Рея. Повозку с нами и вещами тащили две кобылы, а он развлекался тем, что красовался перед ними. К счастью, когда на твоей шее хомут, молодой конь превращался в надоедливую муху.

Краем глаза я замечаю, что отец пристально разглядывает меня. Черт. В сотый раз наклоняясь к ситу, я вновь начинаю проклинать этого самого Лопеса. Вот взял же и откопал золото! Отец каждый раз нам припоминает его случайную находку то ли в реке, то ли в корнях лука. Стоит кому-то найти золото – и желание повторить его успех вспыхивает в округе подобно болезни. Да, отец старается ради семьи. Вряд ли одно лишь ранчо обеспечит светлое будущее сразу всем нам. Но все же.

Продолжая негодовать, я медленно опускаюсь к ситу. В кристально-чистой воде я натыкаюсь взглядом на свое отражение и на чистое небо. Еще вчера буря грозилась поглотить долину, а сегодня, будто насмехаясь, разгоняла ветром последние спасительные облака. Я пытаюсь растянуть каждую секунду, поэтому двигаюсь так, словно время вокруг меня течет не быстрее речки. После грозы она разлилась – если раньше была максимум по щиколотки, то сегодня нам всем пришлось закатать штаны. Бедная Патриция со своим платьем. Ее волосы, даже завязанные в хвост, касаются воды. Но эта вода – наше спасение. В ней черная земля иногда становится сверкающим золотом, с ней уходит тяжелый день, а без нее мир вокруг теряет краски. Я довольно улыбаюсь, погружая руки в прохладный поток.

Река берет начало на пиках гор, проходящих длинной цепью по краю нашего ранчо и долины. Только полный дурак отправится вверх по тоненькой тропе, чтобы узнать где начинается Черный ручей, впадающий в реку небольшим водопадом. Я сам видел, как неосмотрительные овцы летели вниз с этой тропы… Да, признаю, пастух из меня не лучший. В принципе, как и золотоискатель. В этом я убеждаюсь, промывая скопившийся за время моих раздумий ил. Пусто. Кто бы сомневался. Уверен, настанет день, и мы вскопаем всю долину и раскрошим цепь гор в слепой надежде отыскать сокровище. Вот только разве сама земля – не самое великое из сокровищ?

– Не знаю, что мы найдем в этой реке, золото или смерть. – Надеюсь, меня никто не услышит: просто не могу перестать ворчать. – Значит, бегать под грозой опасно, а цедить песок в ледяной воде – нет?

Стеная, я возвращаюсь к лопате под пристальным взглядом отца. Я должен делать вид, что усердно работаю и горю азартом. Ветер невесомой рукой касается моих волос и милосердно забирает сотню тяжелых мыслей, унося их куда-то вдаль.

Замечаю, как Патриция отводит взгляд и качает головой. Она давно изумляется, как в тело двадцатилетнего парня попала душонка старика, вечно думающего, вечно созерцающего и вечно топчущегося на одном месте. По мнению сестры, мне не хватает движения; течение, в которое я попал, кажется, с рождения, затянуло меня. Не вижу в этом ничего дурного.

Я опираюсь на черенок лопаты и отпускаю взгляд свободной птицей – вдоль узкого вытянутого клочка земли на юго-западе ранчо. Горные пики, как когти, царапают небеса. Над их вершинами висит туман. Если приглядеться, можно заметить дорогу, именно она и горы отделяют наше ранчо от соседнего, а также от города. Клены растут только на другом берегу. Прямо за моей спиной раскинулся луг, где пасутся кобылы с Реем. Август нежным касанием пригладил июльский цветочный ковер, наполнив мир знакомыми оттенками приближающейся осени.

Поняв, что кобыл он не интересует, Рей решил вдоволь нарезвится и набить желудок сочной травой. Однако стоит ему поймать мой взгляд, как он со всех копыт мчится действовать мне на нервы. В следующий раз нужно придумать, как обратить его неугомонность в полезное русло.

– Рей, иди гоняй бабочек на поле, отец орлом кружит над моей ленью! – Я отталкиваю его морду и, схватив лопату, начинаю вяло подкапывать какой-то куст. И почему золото не растет на деревьях?

Рей бодает меня в спину.

– А ну пошел вон! – Я в шутку замахиваюсь на него кулаком.

Он мчится прочь вдоль реки, но, заметив отсутствие погони, недовольно ржет и находит новую забаву: решает поклянчить яблок у Патриции. Заходит в воду, тянет ее за волосы, привлекая внимание.

– Франческо! Успокой ты этого дьявола! А то я приготовлю из него ужин! – кричит сестра, попутно отмахиваясь от настырного коня.

Но Рей знает: она любит его. Может, даже почти так же сильно, как я.

– Я и так устала до безумия! Лучше уж на полях ползать! – причитает Патриция. – Там я вижу, что буду есть! Или продавать!

– Согласен, нужно попросить у отца перерыв. – Кажется, мой голос пропитан ленью, как пирог кленовым сиропом. – Солнце чуть с неба, так заболеть не составит труда…

Пока я опять ворчу, Рей получает заслуженный щелбан от сестры и отступает на безопасное расстояние.

– А еще хочется есть! – добавляю я.

– Франческо, я понял, ты хочешь перерыв.

Я оборачиваюсь и вижу отца с братьями. Видимо, я потерял бдительность и контроль над языком. Джейден и Хантер выглядят не лучше меня: бледные, на лбу испарина, тяжело дышат. Они стараются держаться, но не меньше меня хотят упасть в тени дерева и проспать до вечера. Я улыбаюсь им: после вчерашней вспышки Хантера, кто-то должен сломать этот лед. Обратной дороги в полной тишине я не выдержу.

Из размышлений меня выдергивает отец:

– Ладно, сделаем перерыв. Нужно поесть и поработать еще пару часов.

– Хорошо, – говорят братья и сестра.

Я шепчу одними губами «как скажешь» и перевожу взгляд на нашу повозку.

Сейчас начнется кое-что из повседневного и такого раздражающего – драка за еду. Хотя мы держим овец, коз, птицу, взращиваем горы овощей и фруктов, ни один пикник не обходится без выяснения, кому достанется последняя ножка индейки и в чью тарелку попадут остатки тушеных бобов. Вероятно, мой отец – единственный человек на земле, который обожает их, но самое ужасное, он заставляет есть их на завтрак, обед и ужин. Скорее Америка падет, чем с нашего стола исчезнут проклятые бобы. Я обожаю овощи, особенно в свежем виде, но бобы – мой злейший враг. Матушка их, кстати, тоже ненавидела. В отместку меня вечно отправляют ухаживать за ними. Вместо того чтобы, например, пасти овец, я полю, поливаю и страдаю на бобовом поле. Уверен, именно там однажды распахнутся врата ада.

В любом случае я достаю из повозки одеяло и расстилаю под сенью одинокого клена на берегу. Этому клетчатому недоразумению уже пятнадцать лет, и оно не хуже полотна Пенелопы хранит историю нашей семьи: в каждом пятне, дырке или затянутой нитке. Но самое главное в этом старом покрывале – оно куплено матушкой.

– Франческо, иногда ты кажешься мне полной противоположностью Рея! – Джейден пихает меня в плечо, пока я неторопливо расправляю одеяло. – Постоянно думаешь, витаешь в облаках! Взгляни на своего коня! Он вообще ничего не делает, а только бабочек по полю гоняет. Иногда нужно бросаться в галоп и не оборачиваться!

Не знаю, к чему брат начал этот разговор. Видимо, вещи таскать не хочет.

– Кто знает, вдруг он, как твоя полная противоположность, живет одним днем, скачет на земле и ни о чем не задумывается?

Точно, не хочет таскать вещи. Джейден довольно ленив и, в отличие от меня, не скрывает этого. Хантер, хоть и заноза в одном месте, но намного усерднее. А вообще эти слова, сказанные братом, в первую очередь о нем самом и о Хантере. Внешне похожи как две капли воды, а вот характеры, как небо и земля.

– Франческо!

– Что? – Да, я вновь задумался. – Рей – конь. Он вообще думать не умеет. – Вру и не краснею, это животное умнее половины пьянчуг Коттон-Тауна. – Не хочешь таскать еду и вещи – не мучай мои мозги! С этим я и без тебя справляюсь!

Я иду в сторону повозки, чтобы помочь Патриции с корзинами. А все почему? Потому что Джейден в чем-то прав. Мои вызовы вчерашней буре сотканы из моих переживаний. Я бегу за Реем, бегу за ветром, бегу за кем-то, постоянно на втором месте, смотрю в спину, а порой… Порой хочется просто быть.

Мой свист раздается на весь берег – и верный друг мчится ко мне, а я кошусь на Джейдена и прикладываю усилия, чтобы не показать язык.

– Хей, как дела? – интересуюсь я. Рей ржет в ответ и толкает мордой мою руку в поисках угощения. – Обожди, сейчас чего-нибудь тебе найдем.