Только теперь варвар хорошо разглядел окровавленное лицо мужчины. А что: черты были вполне благородны. И когда-то – красивы. Мужественны. Но сейчас, после жестоких побоев, и из-за сломанного носа и многочисленных порезов и ранок на руках и в теле, а так же из-за содранных ногтей, вид у хозяина виллы был… Плохой.

Конан опустился на колени. Приподнял с пола голову мужчины, на грудь которого опустила голову с растрепавшимися густыми рыжими волосами женщина, уливая её беззвучными слезами, и буркнул:

– Думаю, тут слезами не поможешь. А вот водой – вполне!

Женщина его вряд ли слышала, но увидев у него в руках знакомый бурдюк, отстранилась, и перехватила голову мужа, стараясь помочь.

Вода действительно помогла.

Влитая тонкой струйкой в полуоткрытый рот, она вначале вызвала фонтан извержения, а затем очнувшийся жадно схватил – вернее, попытался, но тут же, застонав, отдёрнул причинявшие жестокие страдания пальцы без ногтей, горловину, и выпил добрых полгаллона! После этого глаза вновь открылись, но только для того, чтоб со страхом уставиться на Конана:

– К-кто ты?!

– Я – Конан-киммериец.

– А тебе что надо от нас?!

Конан не придумал ничего лучше, как рассмеяться:

– Почтенный Лочинбек. От вас с женой мне ничего не надо. А вот от тех, кого я уложил – надо. Было. Хотя бы отомстить им. За издевательства над глухонемой парализованной женщиной, и пытки мужчины, который был один – против шестерых. Нечестная схватка.

– А откуда… Ты знаешь моё имя?

– Догадаться нетрудно. Раз ты так шикарно одет – значит, хозяин этого загородного дворца. И, следовательно – сын и наследник почтенного Бекмурода, бывшего казначея эмира Бадамкента, Серожиддина.

– А как… Ты попал сюда?

– А попал я сюда, – Конан решил, что самая мудрая тактика – сказать всё как есть! – перебравшись через стену. А нужен мне – ты. Потому, что я ищу того самого стигийца, что наложил когда-то заклятье на сокровища, похищенные из вашей казны. И заклятье это затем погубило не одного пожелавшего бы обладать ими!

– А… Для чего… Он – тебе? – отдышавшийся вельможа теперь выглядел получше, да и взгляд на любящую женщину, которая теперь явно была в безопасности, несколько успокоил его.

– Я хочу отомстить. За погибшего друга. – а вот теперь Конан решил, что можно и схитрить, – Он неосторожно прикоснулся к этим самым похищенным сокровищам. И погиб. Страшно и мерзко. В ужасных муках.

Человек не должен так погибать!

– То есть, он тоже…

– Да. Усохла и съёжилась рука. И вторая. Потом – грудь и тело. Осталась только голова. Но вскоре превратилась в труху и песок и она. И я при этом присутствовал. И слушал его предсмертные крики! И понял, что на чёртово сокровище наложено проклятье!

– Как звали твоего друга?

– Янир! – Конан, когда хотел, тоже мог врать, и почище любого прохиндея: то есть – не моргнув глазом!

– То есть, получается, твой друг… Спас тебя?

– Да. Он не знал. Что сокровище – проклято. Да и я не знал! И пока я подошёл, он уже что-то оттуда вынул, рассматривая. А затем и погрузил в груду руки. По локоть. И началось!

До сих пор он снится мне в кошмарах! Как он вопил!.. Просил помочь. Но я ничего не мог сделать!

– Да. Вострэс-стигиец очень коварен. И жесток. Но вряд ли тебе удастся, Конан-киммериец, подобраться к нему. А уж тем более – убить!

– Ха! Ты только расскажи, где он сейчас. И уж можешь быть спокоен – я убивал и магов, и чудовищ, созданных ими! Ведь это я убил чёртова дракона, который стерёг пещеру. В которой хранилось ложное сокровище. Приманка для идиотов! – Конан сплюнул. Но о том, что он убил и человеко-женщину, охранявшую вторую пещеру, киммериец предпочёл умолчать.

– Да-а-а… – протянул Лочинбек, гладя ладонями по спутанным и слипшимся от пота волосам женщину, снова положившую головку к нему на грудь, в то время как варвар помогал ему сидеть, – В том, что ты искусный воин сомнения нет. Уж они-то мне рассказали, о твоём… Извини, как я было подумал – хвастовстве. А затем и о том, что ты действительно убил дракона.

И ничего не нашёл!

И хотели вытрясти из меня, где мы со стигийцем спрятали настоящую казну. Потому что казну-наживку ты уже нашёл. Ну, ту, которая провалилась вниз. Про неё им рассказал ты сам. А они – мне. А поскольку они не верили, что засыпать навсегда камнями настоящее золото решится хотя бы один маг, вот они и припёрлись ко мне. Вытрясти из меня, где на самом деле золото!

– Ха. То есть, получается, это я в какой-то степени и виноват в том, что произошло с вами?

– Нет, Конан-киммериец. Виноват не ты. А людская жадность и глупость! Хотя… Я знаю – казначеев все и всегда считают чуть ли не ворами и жуликами! – Конан внутренне усмехнулся: тоже знал. Что в этой «легенде» очень много правды! Но Лочинбек, казалось, говорил вполне искренне и с чувством обиды за родителя, – Ну не брал мой отец на душу такой грех! Не крал он этого золота! Всему виной дурацкие амбиции и неуёмное стремление хвастаться – его хозяина. Эмира Бадамкента, почтенного – тьфу ты – идиотского! – Серожиддина!

Конан почесал затылок. Пожал плечами:

– Я в этом и не сомневался. Потому что, повторяю: сам видел это золото. И знаю, что наложить на него такое проклятье под силу только стигийскому магу. Вот я и ищу теперь этого мага.

– Понимаю. – глаза Лочинбека сузились в щёлочки, – Месть! И, конечно, желание всё же – забрать сокровище. С которого спадёт заклятье, если убить наложившего его!

Конан вновь решил прибегнуть к приёму «правдивости»:

– Разумеется, не без этого! Раз ты слышал обо мне, наверняка знаешь и то, каким образом я зарабатываю на жизнь. Но!

В данном случае важнее всё же – месть!

– Уважаю тебя. За упорство, верность другу, и принципиальность. А поскольку степени моей благодарности за наше спасение ничем не измерить, я, разумеется, всё, что знаю, тебе расскажу!

У Лочинбека Конан задержался на весь оставшийся день.

Вынес, разумеется, и сложил у наружной стены трупы. И бандитов, и охранников, и двух слуг и повара Лочинбека.

Перенёс в её покои Клариссу, парализованную любимую жену хозяина. Оказавшуюся приобретённой когда-то на невольничьем рынке девочкой из далёкого Пунта. Отправился по указанию хозяина во внутренние покои. И не без удивления обнаружил в гареме ещё троих жён! Уже – из местных. Живых, но крепко связанных, напуганных до полусмерти, и явно ждавших своей очереди. Однако, зная, кто – любимая, её напавшие и пытались использовать в первую очередь: чтоб зрелищем её мучений развязать язык упрямому и стойкому сыну казначея.

Конан присутствию жён обрадовался. Развязал. И тут же отправил их с вёдрами и тряпками отмывать от крови парадный зал! И переодеть и перевязать хозяина, которому всё же, похоже, сильно подпортили коленки: ходить Лочинбек так и не смог, хотя и попытался было встать на ноги с помощью Конана.

Конан, понимая, что пока не наймут нового повара, горячей пищи не будет, воспользовался разрешением Лочинбека делать всё, что посчитает нужным, и вести себя, «как дома», отправился на кухню. Где в погребе со льдом обнаружил подвешенную к балкам огромную копчёную баранью ногу.

Когда добрая треть великолепного мяса отправилась в его желудок, варвар срезал с кости остальное, и уложил в свою повидавшую виды суму. Затем из огромного чана со свежей водой, явно набранной из ручейка, протекавшего по саду, наполнил вновь до краёв свой бурдюк.

После чего оставил своё добро в комнате, которую ему любезно выделил хозяин, и прошёл к нему. Лочинбека в его покоях не оказалось.

Ха! А то Конан не знает, где того искать!

В покоях Клариссы хозяин, разумеется, и находился. Сидя на кресле в изголовье её ложа. А перенесли его туда два немаленьких парня, почти мужчины, оказавшиеся племянниками Лочинбека. Они прибежали на помощь дяде из большого кишлака, где их отец, выполнявший функции хокима-градоправителя, жил. Две мили, в которых этот почти городок находился, одна из жён Лочинбека пробежала за четверть часа. А парни, вооружившиеся на всякий случай саблями и кинжалами – ещё быстрее.

На Конана молодые люди смотрели во все глаза: нечасто увидишь мужчину, запросто уложившего шестерых профессиональных воинов!

Лочинбек, когда варвар приблизился, племянников отослал.

Те, конечно, уходить не хотели, явно желая послушать, о чём же будет идти речь, но поскольку рассказу дяди поверили, пятясь и кланяясь, вышли. Шесть трупов убийц, и возможные подарки и прочая благодарность от дяди – отличный, хоть и жестокий и кровавый, аргумент. Не говоря уж о убитых служанках, охранниках, и поваре. Теперь можно и нужно будет приставить к богатому родственничку своих людей!

– Конан-киммериец, прошу тебя подойти. – жест рукой, и гримаса боли на бледном лице показали варвару, что хозяин страдает куда сильней, чем хочет показать. И хочет рассказать всё – прямо сейчас. Чтоб Конан сам мог решить, насколько продлить своё пребывание в гостях у него.

Кларисса, которая хоть и лежала тут же, на ложе под балдахином, улыбнувшись Конану сквозь слёзы, отвернулась. Хотя она могла бы этого и не делать: пусть она и читает по губам, но уж точно – никому ничего не расскажет! И вообще на Конана она произвела отличное впечатление: мужественная и преданная жена! А уж воля – сталь!..

Рассказ Лочинбека, впрочем, много времени не занял: ведь это были всего лишь предания и слухи! Пусть и оставшиеся от тех, кто жил во время интересовавших киммерийца событий. И от его отца. И некоторые даже противоречили друг другу. Но Конан намотал себе на ус две не вызывавшие сомнения вещи: во-первых, чародей, захвативший сокровища, действительно очень хитёр и коварен! (Ну, это-то варвар и так знал: недаром же гад всё устроил так, чтоб поубивать как можно больше народу, набравшегося бы смелости, и попытавшегося убить его чудище, и проникнуть в пещеру.)

Ну а во-вторых, главный свидетель, в лице как раз отца Лочинбека, клялся спустя пять лет после этих трагических событий, когда падишах Серожиддин уже был давно мёртв, что на базаре в Бадамкенте видел… Чародея!

Который прикрывался колпаком и плащом дервиша, и бродил между прилавков, выпрашивая милостыню. И ему действительно подавали: кто – кусок лепёшки, кто – кисть винограда… Бекмурод этого никак понять не мог: ты же – маг! И обладаешь несметными богатствами! За каким же хреном ты юродствуешь?! Нищенствуешь, выпрашивая объедки, и прикидываясь голодным и убогим?! И он тогда же, пока воспоминания были свежи, описал лицо мага. Тот имеет весьма особенную внешность, и, если верить молве – не стареет. Поскольку и так уже выглядит, словно восьмидесятилетний старик.

А что самое страшное – так это то, что в ту же ночь рассказавший о так поразившей его встрече несчастный Бекмурод… умер! Без всяких видимых причин!

Отсюда уже его сын сделал два вывода: рассказывать кому бы то ни было о том, что стигиец – здесь, не нужно. И не нужно выходить куда-то за пределы загородной резиденции! Ну, если хочется пожить подольше…

– Ну а сейчас я рассказал тебе всё это, Конан-киммериец, потому, что ты спас наши жизни. И если кому-то и суждено убить чародея, и таким образом снять с меня добровольное заточение здесь, на этой вилле, так это – тебе! И если всё, что рассказывают о тебе – правда, ты при этом даже не сильно устанешь! Потому что ты побеждаешь магов не силой, а – хитростью!

Конан, слушавший этот рассказ, который сын оклеветанного казначея произносил тоже – вполголоса, про себя усмехнулся.

Да, он и правда – одолел не одного чародея. И действительно – применял для этого не грубую силу, не тупой напор и натиск в лоб, а…

Потайные ходы, хитрые уловки и варварское коварство!

Вот и сейчас: он надеялся, что его могучий и суровый небесный покровитель, Кром, надоумит его, как вычислить, и как убить хитреца-стигийца!