Если лететь обратно в Устинов – я буду полным идиотом, да вдобавок целый день без толку потеряю. Потому я позвонил Давиду Михайловичу, доложил о том, что дело уже хрен знает как ведется, что на месте обнаружения трупа не велась фотосъемка, что затоптаны следы. Но при этом уже возбудились и возбудились сразу по убийству, причем безо всяких оснований. Он сказал, что разберется, а мне оставаться в городе и работу работать. Примерно прикинув, кто мог вывезти труп без разрешения следователя, я решил ничего не предпринимать – сами меня найдут. А пока я вызвал повестками мать и отца мальчика, а сам пошел в школу, в которую он ходил.

При расследовании преступления против ребенка школьного возраста – разговор в школе имеет даже большее значение, чем опрос родителей. Современные родители – либо заняты собой, либо упаханы либо и то и другое. С ребенком они видятся только вечером, разговор в основном ограничивается проверкой дневника и сделал ли ты уроки. Мать пашет на работе, потом стоит в очередях, потом должна приговорить и обстирать… в общем на воспитание времени уходит мало. Отец тоже пашет, потом либо дома на диване, либо что еще хуже – в пивной или с приятелями на троих в подворотне. До ребенка ему тоже дела нет никакого. А вот в школе – ребенок на виду, у классного руководителя, у пионервожатой, у преподавателей – предметников. И они за него отвечают – перед РОНО, перед ГорОНО так что вынуждены заниматься…

В Черногорске школ было всего семнадцать, Даня учился в первой – самой старой, сидящей еще в дореволюционном здании. Каникулы уже кончились, на входе пионер, поставленный проверять сменную обувь, грозно спросил, куда я иду. Мне пришлось колоться, что в учительскую. Выделили провожатого…

– Да, Хроменков…

Завуч была высоченная дама в очках, среднего возраста. Готов спорить – партийная \кличка у нее Дылда

– Что про него можете сказать?

– Когда Даня пропал, думали, что он пошел на реку хулиганить. А так…

– Его можно было назвать хулиганистым? С уроков убегал?

– Да нет, не было ничего такого… дети конечно разные бывают, приходится и родителей в школу вызывать. Но Даня… нет

Я понял, что она ничего не знает.

– Классным руководителем у него кто был?

– Светлана Феликсовна…

Я по едва заметному изменению тона понял, что что-то не так? Одно из умений следователя – слушать. И не только слушать – но и слышать. Многие слышат не то, что им говорят, и не то как им говорят – а то, что хотят слышать. Надо слушать и слышать человека, который перед тобой. Делать выводы.

– Что-то не так? – спросил я – со Светланой Феликсовной…

– Молодая она. Неопытная…

Я понял, что в учительской тема для пересудов есть – и постоянная. Женский коллектив – это настоящее кубло.

– Тем не менее, поговорить мне с ней все-таки надо…

Надо сказать, что тогда у меня девушки не было.

Тогда все это вообще было по-другому. Считалось нормой, что у парня двадцати и более лет нет девушки, для многих первое знакомство заканчивалось в итоге браком. У меня была девушка, когда я учился, но когда было распределение – она взяла распределение в Киев и уехала. Видимо, наши отношения для нее значили меньше, чем для меня. Кстати, тогда распределение на Украину считалось очень престижным, почти как в Москву или Ленинград.

Так что девушки у меня не было, и я как то не торопился ее заводить по крайней мере до того момента, как не решу жилищный вопрос. Надо сказать, что в нашем городе жилищный вопрос решался проще, чем в других местах, строили много. Мне предложили комнату в общаге как молодому специалисту – но я отказался, так как не смог бы получить малосемейку, если бы взял комнату. Примерно через год вопрос с малосемейкой* обещал решиться – через завод и связи родителей. И вот тогда уже можно было выходить на охоту… то есть искать спутницу жизни. И еще надо сказать, что тогда барышни были не менее, а скорее даже более меркантильными, чем сейчас. Молодой человек с собственной малосемейкой, не говоря о квартире – пользовался бешеным успехом.

В принципе, все мои друзья ходили в общаги, и там получали все что хотели – оргии были такие, что не балуй, на аборты некоторые барышни бегали не по разу в год. Но я не ходил… как то неприятно было… это как надеть чужие носки. Или чужие трусы. Ну и… голова у меня была на плечах. Там такие хищницы были… женись, а если нет, напишу жалобу в партком – соблазнил и бросил. Для сотрудника прокуратуры – такая жалоба почти всегда выкинштейн.

Вдобавок я все еще любил Катю. Не то чтобы любил… просто сравнивал все доступные варианты с ней. И все они – ощутимо и даже безнадежно проигрывали…

А вот когда я увидел Светлану Феликсовну, то с удивлением понял, что Кате она сразу не проигрывает. По крайней мере, внешне…

– Светлана Феликсовна…

Давид Михайлович при виде этого закричал бы – нет, нет, не верю. У него вообще был театральный талант, он был театральным завсегдатаем. Первое – не такой официальный тон. Второе – ну зачем предъявлять удостоверение? Чтобы напугать свидетельницу? Или чтобы произвести на нее впечатление?

Но вы уже поняли, да?

А я сразу понял, что я дурак. И что надо спасать ситуацию – пока не поздно…

– Класс Дани сейчас учится? – спросил я

– Да, конечно.

– Можете показать?

Мы шли по тихим – пока не настанет перемена – школьным этажам. Она была мне по плечо. Стрижка под Мирей Матье, скромное платье. Что-то в ней было… совсем нездешнее. Я потом узнал, что она полька, внучка высланных из Ленинграда перед войной поляков…

– У них сейчас ИЗО. Рисование.

Я посмотрел на часы – шикарная, подаренная на совершеннолетие Ракета-Бейкер. У тех, кто ездит в Москву в МОП, в ГТК** сдавать отчетность – возможности немаленькие. Давид Михайлович говорил – спрячь от греха.

– Минут пятнадцать есть еще.

На классах были таблички. ИзоИ – это рисование. Изобразительное искусство

Мы как то встали… я с трудом подавил желание сесть на подоконник… вспомнил, как нас гоняли за то, что сидим на подоконнике…

При девушке… еще и учителе…

Черт, еще и свидетеле…

Да еще как то стоим… я так встал, что еще немного – и мы обниматься будем. А мне все равно, и то, что я не вижу ее глаза, ее лицо, когда говорю. По выражению лица человека, по его глазам – я почти всегда могу понять, когда человек лжет… для этого надо просто видеть то, что есть, а не то, что ты хочешь видеть.

– А что вообще можете о Дане сказать?

Лана задумалась

– Мальчик не компанейский… тихий. Успевал хорошо по всем предметам. Родители у него инженеры.

– На родительских собраниях бывают?

– Да, обязательно. Деньги всегда вносили если надо.

Ясно.

– Компания у него была?

– Компания?

– Друзья. С кем он вместе бегал?

– Да нет. Я бы не сказала

Девушка улыбнулась

– Что вспомнили?

– Год назад… зимой тоже. Парни из его класса зачем-то решили обкидывать девчонок снежками. И не просто снежками. А ледышками. Ну, знаете…

– Понимаю

– Он тогда защищал девочек.

– Это необычно?

– Для его возраста да. Обычно мальчишки вместе держатся. И вместе хулиганят. А он – нет. Он как то всегда в стороне держался…

– Друзей его можете назвать?

– Ну… Алеша Косых, разве… у него было мало друзей.

– Как думаете, он мог бы решиться на что-то… отчаянное?

Она посмотрела на меня

– Я вас не поняла.

– Сбежать из дома. Скажем, перейти реку по льду, просто чтобы всем показать, что так можно. Пойти в лес зимой одному, не сказав родителям.

Она подумала, потом медленно покачала головой.

– Даня… нет, Даня так не сделал бы. Я вас поняла… такие мальчишки есть… но Даня не такой. Он бы не пошел ни в лес, ни по льду.

Ясно…

И время так медленно идет.

– Как тут?

…

– Ну, вообще? – я неопределенно повел рукой – в городе.

– Нормально.

– Вы отсюда, местная?

– Нет… – она назвала совсем небольшой городок недалеко отсюда – тут педагогическое училище, я здесь училась. Тут и осталась…

– А чего куда получше не распределились?

– А куда?

– Устинов, например…

Она как-то странно передернула плечами

– Мне здесь нравится. Говорят, тут завод будет, еще один…

– Слышал такое…

– Строить будут много, с жильем получше…

– С жильем и у нас получше

Она посмотрела на меня

– А вы… ижевчанин.

– До мозга костей. Правда, теперь получается, что устинянин. Или устиновец, как правильно…

Она засмеялась

– По правилам русского языка правильнее устиновец

– Значит, устиновец. Хотя раньше про нас говорили ижевчанин, а не ижевец. Но – будет нарабатывать новую традицию…

В этот момент – грянул звонок, раскрылись все двери и… со слоновьим топотом из классов на нас ринулось подрастающее поколение. И… все замерли.

А я подумал, что, наверное, создал проблемы и себе и ей – потому что написать в жалобе могут все что угодно – что мы тут не знаю, что на глазах у детей делали. И мне прилетит, если сигнал в прокуратуру придет.

Но мне было решительно все равно…

Сейчас – нельзя допрашивать несовершеннолетних в отсутствии родителей или законного представителя. Тогда – было можно, но в присутствии педагога. Педагогом была Лана… то есть Светлана Феликсовна, нам выделили для работы пионерскую комнату, там было пыльно, лежали горны и какая-то наглядная агитация. Со стены вещал о светлом будущем, едва видимый из-за пыли Брежнев…

– Тебя как зовут?

– Алеша.

– Меня Александр Иванович. Будем знакомы…

Я протянул руку. Косых Алеша, слегка смутившись, пожал ее.

Вопрос допроса… точнее опроса детей – очень интересный с точки зрения психолога. Во-первых – с мальчишкой должен говорить мужчина. Ни в коем случае не женщина. Это кстати большая проблема, что у нас 90 % ИДН*** – женщины. Женщина для пацана – это мать, это учительница. Они их не уважают. Не слушают то, что они говорят. ИДН для трудного подростка – это не авторитет, это тетка в форме, которая лепит ту же нудную муру, что и мать, что и училка в школе. В одно ухо влетело, в другое вылетело. Мужчина старший по возрасту – все же авторитет.

Во-вторых – надо с одной стороны не ставить себя с опрашиваемым на один уровень, ни в коем случае не сюсюкать, но и не ставить барьер. Почти все мальчишки – жутко любопытны. Для них разговор с сотрудником милиции или прокуратуры – событие. Надо дать ему понять, что ты считаешь его взрослее, чем он есть, и что он на самом деле может помочь. Почти всегда это работает – только записывать успевай!

– Я следователь прокуратуры, из Устинова. Приехал сюда из-за того что случилось с Даниилом Хроменковым.

…

– Ты знаешь, что с ним случилось?

– Его нашли… мертвым, да?

– Да. Алексей, как думаешь, как это случилось?

Еще один нюанс. Так как мальчишки болтливы – открытые вопросы чаще всего работают лучше. Начинать надо с того что просто предложить рассказать о случившемся.

И всегда называть всех – мальчишку, его друзей – только полными именами.

– Его… в поле нашли?

– Да. Как он туда попал, как думаешь?

– Не знаю.

Я посмотрел на Лану

– Светлана Феликсовна… можно вас попросить. На минутку?

Она сначала не поняла. Потом вышла… и явно довольна этим не была.

Я поднялся, проверил, закрыта ли дверь, вернулся на свое место.

– Точно не знаешь? Точно – точно?

…

– Алексей, вы были друзьями. Точно ничего такого не делали вместе? Не лазали по теплотрассам, или за забор какой? Не бегали в лес за чем-то? Если что-то такое делали – самое время признаться. Ни учителя, ни родители не узнают…

– Не лазили никуда.

– Посмотри мне в глаза, Алексей…

Похоже, не врет.

– Скажи, сколько у него было друзей? Вообще?

– Не было у него друзей

– Совсем? А ты?

– Мы только сидели вместе.