– Верно, должны, но зачем говорить о том, что я полицейский? Вы могли сказать, что я ваш старый деловой партнер или еще кто-то, но не полицейский!

– Я так понимаю, вы недовольны тем обстоятельством, что я сказал, кто вы есть на самом деле?

– Недоволен? Я в бешенстве! Вы используете меня в качестве огородного пугала. Для этой цели вам нужен был городовой, а не начальник полиции…

– Приношу вам свои извинения, просто как-то не подумал… – начал Протасов, но Фома Фомич перебил его:

– Или, напротив, хорошо подумали!

– Что вы хотите этим сказать?

– Только то, что уже сказал. Вы хорошо подумали перед тем, как сообщить всем домочадцам, кто я на самом деле. Возможно, это даже входило в ваши планы. Или я ошибаюсь?

– Вы ошибаетесь! Я сделал это по недомыслию! – оправдывался Савва Афиногенович.

– А вы вообще способны что-то делать по недомыслию? Мне кажется, вы слишком умны для этого.

– Это только так кажется. Бывает, я ошибаюсь, как в этом случае. Еще раз простите меня. Если честно, не думал, что это вас так оскорбит!

– Вы или на самом деле не понимаете, или не хотите понимать. – Голос начальника сыскной стал отливать металлом, это было верным признаком сильного недовольства. – Дело вовсе не в моем задетом самолюбии, а в том, что вы раскрыли замысел, и теперь будет весьма трудно поймать вашего шутника!

– Я подумал и решил, что не стоит его ловить, просто пусть знает, что может быть пойман и наказан…

– Вы так решили? А почему не поставили в известность меня? Ведь когда приглашали меня в дом, говорили совсем другое, что боитесь обезьяны, опасаетесь, что когда-нибудь она задушит вас!

– Да, но теперь я думаю иначе! – сказал Протасов.

– Вы думаете иначе! – Начальник сыскной в недоумении развел руками. – Разве может человек в столь короткий срок настолько поменять свое мнение?

– Наверное, может! – бросил Протасов и отвернулся.

– Значит, за это время вы узнали что-то, чего не знаю я и чего вы мне не говорите. Может быть, настало время все рассказать?

– Наверное, вы правы. Я должен вам все рассказать… – промышленник замолчал, бросил на фон Шпинне быстрый взгляд и снова отвел его. – И я вам все расскажу! Только не сейчас…

– Почему?

– Уже достаточно поздно, пора спать, а завтра со свежей головой мы с вами сядем и поговорим. Наедине. И вы поймете, почему я сегодня вел себя так странно.

– А не будет поздно?

– Думаю, нет! За одну ночь ничего не случится. Шутник, вы сами об этом сказали, сейчас затаится. Мне тоже кажется, я даже в этом уверен, он не решится в эту ночь заводить обезьяну. Поэтому оставляю вас, устраивайтесь и отдыхайте. Если что-то понадобится, то вот колокольчик. – Промышленник коснулся свисающей с потолка у кровати широкой ленты с бубоном на конце. – Позвоните, и явится прислуга… Звонить можете в любое время, они предупреждены.

– Я понял! – кивнул начальник сыскной. Про себя он уже решил, что проведет в доме Протасова только эту ночь, а утром уедет и никогда сюда не вернется. Но говорить об этом хозяину Фома Фомич не хотел.

– Вот и хорошо, спокойной ночи! – Протасов развернулся и вышел из комнаты.

– Спокойной ночи! – сказал ему в спину Фома Фомич.

Но прежде чем закрыть дверь, фабрикант, уже стоя в коридоре, добавил:

– А дядю Евсея вы не слушайте, он вам еще не такого понарассказывает. Я у него здесь главный злодей, всех хочу убить, против всех замышляю…

Начальник сыскной едва заметно улыбнулся: «Значит, все-таки Савва Афиногенович подслушивал под дверью комнаты дяди. И это неспроста, что-то бередит душу промышленника, чего-то он боится…» Вслух Фома Фомич проговорил:

– Старый человек, ему простительно…

– Да, старость не радость! Может, в его годы и мы с вами будем такими же.

Протасов закрыл за собой дверь.

Глава 11. Беспокойная ночь в доме Протасовых

Начальник сыскной остался один в комнате. Осмотрелся. Прошелся от стены к стене. Заглянул в платяной шкаф – пусто. Попробовал, насколько пружиниста кровать. Остался доволен.

Фому Фомича не оставляла мысль: какие все-таки цели преследовал хозяин дома, когда пришел в сыскную? Действительно ли он хотел, чтобы кто-то знающий разобрался в происходящем, или ему нужно было, чтобы полицейский остался на ночь в доме? Вопросы, которые фон Шпинне еще недавно задавал фабриканту, теперь повторял сам себе. Все получалось не в пользу хозяина. Подозрения, что это он заводит обезьяну, не рассеялись, а напротив – усилились. И полицейский в доме нужен вовсе не для того, чтобы кого-то напугать. Но для чего же? Мозг фон Шпинне работал быстро. Вскоре у него появилось довольно спорное и довольно страшное предположение: а что, если Протасов действительно задумал с помощью обезьяны убить свою жену Арину Игнатьевну и для этого пригласил начальника сыскной на место преступления? Лучшего свидетеля и придумать нельзя. Да и кто после всего этого станет подозревать самого фабриканта?

Фома Фомич снял пиджак, расстегнул пуговицы на жилете и сел на кровать. Он не собирался ночным дозором ходить по темным коридорам протасовского дома. Его желание было простым – лечь и поспать. Сон – это лучшее, что может дать человеку природа. Глядя на хорошо взбитую подушку в белой словно снег наволочке, начальник сыскной почувствовал, как мелкими щекочущими шажками подступает дремота. Глаза закрылись, подбородок оттянулся, полковник широко и смачно зевнул. И в этот момент в дверь комнаты осторожно постучали.

– Да! – подавляя второй зевок, крикнул фон Шпинне.

Дверь открылась, и в комнату под шелест платья вошла одна из приживалок, смуглая и длинноносая Руфина Яковлевна. Фома Фомич встал ей навстречу.

– Я прошу прощения! – Она затеребила в руках платок. – Мне не стоило сюда приходить, но меня заставили чрезвычайные обстоятельства…

– Вы позволите, я прикрою дверь? – спросил тихо начальник сыскной.

– Нет! – поспешно воскликнула поздняя гостья и сделала шаг назад.

– Но нас могут подслушать. Ведь вы пришли не просто так, а сообщить мне что-то очень важное, я вижу по вашим глазам…

– Да, но находиться один на один с мужчиной в комнате при закрытой двери… Как к этому отнесутся другие?

– Кто другие? Вы кому-то сказали, что пошли ко мне?

– Да! А что, не нужно было? – Руфина Яковлевна смотрела на фон Шпинне обреченно, точно уже ничего нельзя было поправить. От этого взгляда начальнику сыскной сделалось смешно, однако он подавил в себе желание рассмеяться, даже легкая улыбка не коснулась его плотно сжатых губ.

– Кому вы рассказали?

– Вернее, я никому не рассказывала, но…

– Что «но»?

– Мы…

– Кто это «мы»?

– Я, Пелагея Семеновна и Мария Потаповна решили вам кое-что поведать…

– И жребий идти ко мне пал на вас?

– Нет, я сама изъявила желание прийти в эту комнату.

– Вы пришли ко мне, насколько я смог понять, с секретной миссией? – приглушенно спросил начальник сыскной.

– Да! Рискуя своей репутацией!

– И вы полагаете, секретную миссию можно осуществить с широко распахнутой дверью? – Фон Шпинне, казалось, не обратил на слова приживалки о репутации никакого внимания.

– А разве нет?

– Нет. За вами могли следить, возможно, кто-то сейчас стоит в коридоре в какой-нибудь темной нише. Только и ждет, когда вы покинете мою комнату, чтобы наброситься на вас! – Начальник сыскной сказал это с жаром, его слова напугали Руфину Яковлевну.

– Вы… так… думаете? – делая большие паузы, спросила она и поспешно выглянула в коридор.

– Я знаю это наверняка, потому что служу в полиции всю свою жизнь!

– И как же нам быть? – Приживалка завертелась на месте. Ее платье ужасно шуршало, каблуки отбивали дробь, казалось, она поднимает шум специально, чтобы привлечь чье-то внимание. Это не смутило полковника. Он продолжал настаивать на своем.

– Нужно закрыть дверь, чтобы никто, ни один шпион не смог услышать. Понимаете?

– Понимаю! – кивнула она и тут же, спохватившись, добавила: – Но я против!

– Тогда ничем не смогу вам помочь. Идите к себе, завтра утром мы с вами поговорим, и вы в присутствии ваших подруг все мне расскажете! – заключил фон Шпинне и направился к двери, как бы указывая приживалке, в какую сторону уходить.

– Но я не могу ждать до завтра! – почти рыдая, проговорила Руфина Яковлевна.

– Почему? – Начальник сыскной чувствовал, как его покидает терпение.

– Потому что страшное может случиться уже сегодня ночью! Понимаете? Уже сегодня ночью! – Она таращила глаза на фон Шпинне и трясла белым платком, словно сумасшедший парламентер.

– Ну что же, рассказывайте с открытой дверью, пусть нас все слушают! По крайней мере, все будут уверены в том, что мы здесь не занимаемся чем-то предосудительным!

– Предосудительным? – Приживалка густо покраснела, это было заметно даже несмотря на смуглость ее лица. – Что вы имеете в виду, когда говорите такие слова? И разве можно это говорить дамам?

Последняя фраза, о дамах, заставила начальника сыскной окончательно потерять терпение. Стараясь быть как можно более галантным, он, извинившись, взял Руфину Яковлевну за плечи, быстро развернул и мягко, но настойчиво, вытолкал из комнаты.

– Спокойной ночи! – сказал и захлопнул дверь.

Вернулся к кровати, взгляд его снова упал на подушку. Он зевнул и принялся раздеваться, но не успел снять жилет, как в дверь постучали. На этот раз настойчиво и громко.

– Я уже разделся! Спокойной ночи, Руфина Яковлевна.

– Это не Руфина Яковлевна! – послышалось из коридора.

Пришлось накинуть пиджак и пойти открыть. За дверью стояли все три приживалки.

– Слушаю вас! – не приглашая женщин войти, сказал уставшим голосом фон Шпинне.

– Может быть, вы нас впустите? – спросила Мария Потаповна, из-за своей дородности самая внушительная с виду.

– А это не скомпрометирует вас, уважаемые дамы? – сказал язвительно начальник сыскной. – Может быть, чтобы не было кривотолков, нам поговорить здесь, в коридоре?

– Нет! – мотнула головой Мария Потаповна.

– Что «нет»?

– Это никого не скомпрометирует. Руфина у нас фантазерка, совсем никакой трезвости мышления. Разве может такой мужчина, как вы, позариться на таких женщин, как мы? Ей, – она мотнула головой в сторону длинноносой приживалки, – кажется, что да, а я точно знаю – нет! К тому же нас трое, а это уже какие-то гарантии, согласиесь?

– Согласен, проходите!

После того как приживалки вошли в комнату фон Шпинне, он закрыл дверь и позаботился о том, чтобы его гостьи расселись.

– Ну, я вас слушаю. Только у меня будет просьба, говорите негромко и, по возможности, пусть говорит кто-то один. Итак, кто? – спросил, глядя на приживалок, Фома Фомич.

Те переглянулись. После чего Руфина Яковлевна покраснела и отвернулась к двери, а Пелагея Семеновна опустила взгляд.

– Я буду говорить! – решительно сказал Мария Потаповна.

– Как можно короче, без предисловий и отступлений.

– Я только так и могу! – кивнула приживалка.

– Замечательно, продолжайте!

– Мы пришли к вам, чтобы предупредить – в этом доме готовится убийство!

– Ну, так уж и убийство? – Начальник сыскной сел на кровать, пружины тихо скрипнули. Руфина Яковлевна метнула в него быстрый взгляд, и краска с новой силой залила ее лицо.

– Да, да и еще раз да! – с жаром проговорила Мария Потаповна.

– Ну и кого хотят убить? – Начальник сыскной качнулся на кровати из стороны в сторону, отчего пружины снова заскрипели. Руфина Яковлевна вздрогнула.

– Нас! – коротко ответила Мария Потаповна.

– Кого – вас?

– Нас троих, меня, Руфину и Пелагею!

Начальнику сыскной трудно было сохранить серьезное лицо, но он смог.

– Кто собирается вас убить и, главное, зачем?

– Савва Афиногенович!

– Но для чего ему это? Не проще было бы выставить вас из дому, и вы бы умерли с голоду?